Ночь Стилета - Роман Канушкин

Вот, собственно, и все.

И сейчас Ворон думал о том, что он узнал почерк. И что-то очень сильно не давало ему покоя. Кто бы это ни был, они наняли профессионалов. У которых потом что-то пошло не так. Заячьи уши, торчащие из капусты. У нас на соседнем хуторе негров нэма.

В начерченном им плане, во всех этих версиях что-то было не так.

Что-то, до чего оставался лишь шаг — совсем рядом, протяни руку — и поймешь. Но он не знал, куда протягивать руку.

И, уже засыпая, Ворон вдруг подумал: часы! Он не успел ни понять, ни удивиться этой мысли. Он провалился в сон, похожий на забытье. Но перед этим услышал, как Лютый негромко сказал рыжему водителю:

— Если я пойму, что это Монголец, он не доживет до утра.

4. Пинг-понг

Тигран Багдасарян вошел в сауну и поглядел на градусник — 95 градусов по Цельсию. То, что надо. Хотя стоило нагнать еще с десяток градусов, и плевать на всех этих слабаков. Сауна прогревалась электротэном. Тигран взял полотенце и вышел из парилки. Он открыл кран и пустил холодную воду. Смочил полотенце, отжал его и смочил еще раз. Электротэн включался и отключался тепловым реле.

Нижняя граница была установлена на 85 градусов, верхняя — на 95, следовательно, выше этой температуры прогреть баню было нельзя. Однако, это устройство несложно обмануть — достаточно обмотать термопару мокрым полотенцем, и электротэн будет греть и греть, пока глаза не вылезут из орбит. Тигран Багдасарян подумал, как все складно выходит в этой жизни — чтобы получить нужный результат, приходилось искать банщика, уговаривать его поднять верхнюю границу температуры, давать денег, а можно было просто-напросто обмануть термореле. Складно и нелепо. Все равно все добиваются нужных им результатов, только вместо того, чтобы все было по разумению, приходится просто надувать.

Кошки-мышки, пинг-понг…

«Тигран, никогда не думай, что ты умнее всех, — прозвучал у него в голове голос старшего брата, — но и не позволяй никому быть умнее тебя».

Старший брат Тиграна, Михаил Багдасарян, не позволял такое думать никому. Тигран так и не узнал, почему его брат получил кличку Миша Монголец, тот ему никогда этого не рассказывал, лишь лукаво улыбался, а строить без конца разные догадки было не в характере Тиграна. Зато он знал кое-что другое. Что Миша Багдасарян вырос в нищете захолустья. Что старший брат практически снял его, Тиграна, с иглы. Что он до сих пор очень много работал и часто говорил:

«Если каждый день верно и спокойно делать одно и то же, то в конце концов мир изменится». И мир действительно изменился для всей их семьи. Миша Монголец, радовавшийся, когда его мать покупала песочные коржики по незабвенным советским ценам — семь копеек за штуку, и передававший младшему брату по наследству всю свою одежду, порой штопаную-перештопаную, сумел отобрать или купить куски окружающего пространства, сложить их в конвертик и запихнуть себе в карман.

Миша Багдасарян, по кличке Монголец, любил все черное. «Цвет классического благородства», — говаривал он. И даже потом, когда появились деньги и вся братва вокруг вырядилась в малиновые пиджаки, Михаил Багдасарян остался верен раз сделанному выбору. «Во всем должна присутствовать доля здорового консерватизма» — это была еще одна максима Миши, коих насчитывалось немало, но и не так много, чтобы создавались пестрый бардак и неразбериха. Их число являлось достаточным для существования жесткого каркаса, в пределах которого действовали Миша и его команда.

Миша Монголец, радовавшийся когда-то песочному коржику как лучшей сладости на свете, потому что коржики были лишь по праздникам, исходивший всю эту жизнь вдоль и поперек и встретивший на этих дорогах очень немало дерьма, Миша Монголец, контролировавший когда-то пусть и крупную, но лишь часть палаточной торговли города, да ночных проституток с их сутенерами, — Миша Монголец капля по капле, шаг за шагом прошел путь от коржика до недавней встречи с одним высоким правительственным чиновником, очень высоким, и, когда эта встреча завершилась, он понял, что становится птицей совсем другого полета.

«Лиса всегда идет под крыло дракона», — глубокомысленно изрек Монголец, подводя итог встречи. Тигран слушал его с широко раскрытыми глазами.

Он не просто уважал старшего брата, он его боготворил. И не только потому, что всему, что сейчас имела их семья, они были обязаны Мише. И образованием для младших сестер, и тем, что Тигран сейчас не дурацкий наркоша на игле, мечущийся в поисках дозы, а конкретный человек при деле в огромной империи брата, и обеспеченной жизнью для их стариков. Все это так. Но не только потому. Миша Багдасарян был идеальным старшим братом, примером во всем. Той могущественной и беспрекословной защитой, чья власть не подчинена никаким ревизиям, защитой, которой должен был стать и не стал для Тиграна отец. Тигран уважал и любил отца, это был сыновний долг. Но отец был слабак. Миша, по мнению Тиграна, был воплощением образа великого древнего воина, отряды которых когда-то защищали армянское государство Урарту. Тигран видел в нем следы избранничества, свойственные лучшим представителям их народа. Он был очень умен и беспощаден, отчаянно смел и коварен. К чужим. К своим же — более нежного и до сих пор побаивающегося мать сына, заботливого брата и любящего мужа — вплоть до того, что злые языки задавались вопросом: «А не ходит ли великий и ужасный Монголец под пяткой своей русской жены?» — вряд ли можно было встретить. Тигран боготворил старшего брата.

Когда-то в числе многих других уроков Монголец преподал Тиграну и такой. Он сказал ему: не задавай лишних вопросов. Что надо, и так узнаешь. Мало ли что — это твоя безопасность.

— Меньше знаешь — лучше спишь, — смекнул Тигран.

— Называй это так, если тебе хочется, — согласился Монголец.

Но когда случился весь этот кошмар на свадьбе у Лютого, Тигран не выдержал и все же нарушил старое правило. Он спросил у брата напрямую:

— Ты, Миша, имеешь к этому отношение?

Монголец хмуро поглядел на младшего брата и без видимого нажима в голосе произнес:

— Я похож на человека, окончательно потерявшего рассудок?

Тигран посмотрел в глаза Монгольца, которые сейчас показались ему очень темными: зрачки — два темных провала на фоне покрасневших белков.

— Нет, конечно, — поспешил ответить Тигран, — но…

— Нет никаких «но».

— Я лишь хотел сказать, что некоторые могли так подумать.

— Я никогда так не подставлю ни тебя, ни наших родных. Еще не выжил из ума. Успокойся, я с этим разберусь.

— Миша, Лютый на похоронах смотрел на тебя…

— Знаю. Видел. Говорю же, я с этим разберусь.

Вот в тот момент Тигран и вспомнил старый урок: «Не задавай мне лишних вопросов. Это твоя безопасность».

— Тогда поспеши с этим, — сказал Тигран.

— Я знаю Лютого. Он не станет делать глупостей, пока со всем не разберется. Он живет по понятиям.

— Это был его единственный брат.

— Мне жаль, что так вышло. Но говорю тебе — я ни при чем.

— Я знаю. Я-то тебе верю, хотел бы поверить…

— Тигран! Ты что?

— Навести Лютого в больнице.

— Мне правда очень жаль. Но Монголец ни перед кем юлить не будет.

— Просто он смотрел на тебя…

— Тигран, — уже немного мягче сказал Монголец, — успокойся. Я разберусь с этим.

На похороны Лютого привезли в инвалидной коляске. Его спасителя и, по слухам, дружка на кладбище не было. Говорят, что тот еще совсем слаб, хотя лежали они вдвоем с Лютым в отдельной палате в одной из лучших клиник страны.

Не в «кремлевке» — после всего случившегося общественный резонанс не позволил бы Лютому находиться в больнице, где в это время проходил обследование сам президент, — но в российско-американской клинике, не уступающей «кремлевке». У палаты, помимо полагающегося в таких случаях милиционера, находился личный телохранитель Лютого, и у входа в больницу в двух машинах круглосуточно дежурили еще по несколько человек. Ранение Лютого оказалось неопасным, а вот его спасителя, говорят, зацепило прилично. И что самое нелепое, вроде бы его на больничную койку уложил ОМОН, шальная пуля… Этот факт показался Тиграну забавным. На похоронах Лютый был очень мрачен — он потерял единственного и любимого брата (фотография с завязыванием шнурка на ботинке попала во все газеты, как и та, знаменитая, которую сделал какой-то сумасшедший фотограф во время перестрелки и которая больше напоминала репортаж с войны, с поля битвы, прямое включение). Было потеряно и все то, что Лютый так долго и упорно пытался построить. Тигран не любил Лютого, не знал почему, вполне возможно, что и неосознанно, когда слушал разговоры брата, для которого Лютый был если не главным врагом, то по крайней мере главным конкурентом.

— О, смотри, — как-то в беседе с Тиграном усмехнулся Монголец, — Лютый совсем рамсы попутал! С банкирами решил породниться, цивилизованный бизнес создает.