Роксолана Великолепная. Жизнь в гареме (сборник) - Юрий Колесниченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ваше величество, но учителем вашего сына я назначил достойного Амаль-паша— заде… Никто не знает столько способов чтения Корана, как он… С великим султаном этот вопрос согласован.
— Я так решила. С властителем трех частей света я договорюсь.
Они шли дальше. Ахмед — паша пытался сдержать свои эмоции, и все же снова не смог сдержать раздражения:
— Вынужден вновь сказать вам, о, достойнейшая, не свободно женщинам ходить с открытым лицом…
Роксолана только весело рассмеялась:
— Мы говорили об этом с султаном. И он не мог показать мне место в Коране, где написано, что женщины должны закрывать лицо. Нет там этого! Да разве мог пророк дать такой приказ, если Аллах не приказал даже цветам закрывать свою красоту?
А когда выходили в парк, сказала султана:
— Завтра поедем на невольничий рынок, где меня покупали, выберем вблизи место для больницы, для имарета, для тимархана. Все это для бедняков.
— Но в казне нет для этого денег. — остановился удивленный визирь. — Мы давно не вели войн против неверных, и казна пуста…
— Опять разорять славянские земли? Опять Украину будут кромсать ваши псы — крымские татары? Завоевывайте Восток! — С гневом сверкнули глаза Роксоланы. И закончила резко: — Найдете деньги! Завтра поедем на Авретбазар!
По дороге, вдоль стены, гнали толпу невольников. Кого только среди них не было! Крестьяне и мещане, дворяне и духовные. Это было видно было по их одежде. Подавляющее большинство украинцы… Были среди них и казаки, отличающиеся шевелюрой и шароварами. Пленники шли скованные или связанные, как скот, битые и замученные. Среди них был и Степан, осунувшийся, лохматый, в пыли и грязи. Из раны на ноге сочилась кровь, и какой-то шелудивый пес все пытался лизнуть ее.
Навстречу несчастным двигался эскорт Роксоланы и Ахмед-паши. Султанша, закутанная в мягкие меха, сидела на зеленых подушках, в резной лектике. С болью смотрела она на будущих галерников, пытаясь скрыть свои чувства от вездесущего визиря. Солнце играло в ее золотистых волосах.
Кинул Степан взгляд на эту лектику, и остолбенел. Что-то знакомое увидел он в этой роскошной женщине, хотя лицо ее закрывал белый яшмак. Дернулся, забыв о цепи, сдавив горло ошейником, сдавленно крикнул: «Настя! Это ты?», но моментально получил страшный удар колом, пошатнулся…
Поднялась Роксолана на пуховых подушках, увидев эту картину. Долго вглядывалась в раба, корчившегося в грязи. Может, что-то показалось ей… И снова откинулась на подушках.
Еле поднялся Степан. Жилистый казак, товарищ по цепи, тянул его вперед, и он, еле передвигаясь, все оглядывался назад туда, где исчезала женщина — призрак его надежд…
Не закрывая лицо, принимала Роксолана художников, рисовали ее портреты, со строителем обсуждала макеты — проекты имаретов, хамамов, бывали в нее покоях и поэты, и артисты, и ученые… Играла с детьми и лохматой собачкой — ее «калымом»… Сидела рядом с Сулейманом, принимала послов — и из Австрии, и из далекой России. Подносили ей драгоценные подарки, и проводила она переговоров больше, чем Повелитель трех четвертей мира… Видел все это Ахмед-паша, свирепел. Наедине с султаном пытался что-то доказать, но Падишах только улыбался…
Счастливая была Роксолана. Улыбающаяся, жизнерадостная как солнце. Но и на солнце надвигаются облака…
Утром вышла из своих покоев — навстречу ей Махидевран. Наверное, ждала. Изогнулась своим пышным телом, глаза отводит, изображая наслаждение, и как бы случайно показала белый платочек султана… Вспыхнула Роксолана, сражу же вернулась назад, а Махидевран удовлетворенно хохотала…
Чуть позже Роксолана и ее сын, одетые в скромную дорожную одежду, направились к воротам сераля. В руках у женщины был узелок, и платок-яшмак на лице. За ней бежал испуганный черный евнух. Стража на воротах растерялась… Роксолана никого не слушала, не видела. Шла вперед.
…Султан удивленно спрашивал Роксолану:
— Куда ты шла? Что случилось? Ты больна?
Были в покоях Роксоланы. Она качала малыша. Положила его в колыбель. Султан хотел обнять Хюррем, но она отшатнулась.
— Скажи, Сулейман, ты мог бы быть с женщиной, если бы узнал, что она недавно была в объятиях другого мужчины?
Уставился на нее султан и ответил жестко:
— Нет.
— Вот и я не могу. Хотела сделать то, что делают женщины в моей Украине, когда их мужья имеют любовниц. И я сделаю это!
— А что именно? — старался не терять терпения султан.
— Оставлю твои палаты, столицу и государство. И не возьму с собой ни единого украшения, что ты мне подарил: ни жемчужную диадему, ни перстня с бриллиантом, ни синей бирюзы, ни одежды из шелка, ни денег!
— Ты думаешь, мои люди не нашли бы тебя? — улыбнулся султан.
— А если бы поймали, чтобы ты сделал? — пожала плечами Роксолана.
— Что? — ответил удивленно. — Запер бы в гареме!
— По какому праву? Ведь я свободна! Ты мне свободу подарил, султан Сулейман, которого все уважают и которого прозвали Законодателем за его ум и мудрые законы.
Сулейман снова улыбнулся:
— Но ты добровольно венчалась со мной. Знала, видела, что я имею и других женщин. Так или нет?
— Да, но я думала, что ты оставишь других. Любовь не терпит подруг! — здесь уже она взорвалась, и была очень хороша в этом взрыве и гневе.
— Чего ты хочешь? — спросил повелитель.
— Хочу жить с тобой, как это принято у нас на Украине. Хочу, чтобы ты отказался от гарема!
Здесь уже султан не выдержал, и разгневался сам:
— Ты единственная в моем сердце. Но отказаться от гарема — это уже слишком. Такого никогда не было в роду Османов. Это позор для султана. Что скажут мои подданные?
Настя посмотрела на него и сказала тихо:
— А как же пророк Магомет? Он долго жил с одной женой, Хадиджой…
Молчал Сулейман. Здесь уже Роксолана не выдержала, погладила мужа:
— Я хочу любить тебя, как любила моя мать моего отца… помогать тебе в твоих государственных делах, потому что их очень много…
Султан уже веселился, как юноша:
— Кто из нас завоеватель — ты или я? Ты получишь мой гарем, а потом приберешь к рукам государство? А если я обману тебя с гаремом?
— Все знают, — подняла улыбающееся личико, — что слово, данное Сулейманом, тверже стали.
— А ты никогда еще не говорила мне неправды?
Смутилась, глаза опустила:
— Однажды…
— Когда? — удивился.
— Тогда, утром… У моря… Когда приплывали рыбаки…
Я сказала, что хочу есть. Но я была сыта любовью. Думала, что ты голоден, и стеснялась спросить тебя…
Эти слова были как мед султану. Схватил жену на руки, закружил…
