Ледяной палач - Алексей Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 21
Лев Иванович вернулся в просторный холл больницы и, пройдя мимо тихо переговаривающихся охранника и вахтерши, направился на третий этаж, чтобы узнать у дежурной сестры, куда поместили Тихорецкую.
– Она в реанимации, – коротко ответила ему дежурная медсестра, которая заполняла какой-то журнал. Гуров не уходил, и она, оторвавшись от работы, со вздохом сказала: – Если вы хотите с ней поговорить, то напрасно ждете. К ней сейчас никого нельзя пускать. Она в очень тяжелом состоянии, и когда к ней можно будет войти, я даже и не знаю. У лечащего врача нужно разрешение брать. Да и под наркозом она еще. Какие же тут разговоры?
Лев Иванович, не зная, как ему сейчас быть, отошел от стола сестры и сел на стул, думая дождаться вестей хотя бы от Станислава и потом уже решить, что делать дальше. К Антонине Антоновне ему сейчас ехать не хотелось. Что он там будет делать один? А еще Гуров боялся напугать пожилую женщину, сказав ей, что Крячко ранен. Кто знает, как поведет себя старушка, вдруг сразу же начнет звонить Наталье? Жене друга Гуров решил позвонить сам, но чуть позже. Словно читая его мысли, медсестра посмотрела на него и сказала:
– Да вы не переживайте, друга вашего сейчас прооперируют. Доктор Павличев сказал, что ранение не очень серьезное и через месяц ваш коллега начнет бегать как раньше. Может, вы отдохнуть хотите? – она встала из-за стола. – Пойдемте со мной.
Лев Иванович покорно встал и, не спрашивая куда, пошел следом за дежурной, которая привела его в одну из палат на два койко-места.
– Эта палата для платных пациентов. Сегодня в ней никого нет, поэтому можете выбирать любую кровать и отдыхать. Если будут какие-то новости, то я приду и скажу. В любом случае до утра никто ничего не скажет конкретного ни по Тихорецкой, ни по вашему раненому.
– А его вещи? – вдруг вспомнил Лев Иванович. – Можно мне его телефон? Мне надо позвонить.
Медсестра выглянула в коридор, осмотрелась, а потом сказала:
– Вообще-то у нас звонки в отделении делать не разрешается. Но если тихо и быстро… Сейчас я вам принесу все вещи вашего товарища.
Она вышла, а Гуров подошел к умывальнику, который заметил в углу, и умылся. Спать он не собирался, но ему нужно было спокойное место, где бы он мог подумать и порассуждать о расследуемом деле.
Через десять минут медсестра вошла в палату и принесла пакет с вещами Станислава.
– Вот, тут все – и одежда, и другие вещи, – сказала она. – До утра они ему все равно не понадобятся. Хотите чаю? – улыбнулась она.
Лев Иванович отказался. Ни есть, ни пить он не хотел. Когда дежурная удалилась, он нашел в пакете телефон Станислава и позвонил сначала Наталье, а потом и Антонине Антоновне. Новость о ранении мужа Наталья приняла без излишних охов и ахов, но наказала Гурову строгим голосом, чтобы Станислав сам ей позвонил завтра и доложил с подробностями, что и как. Лев Иванович обещал, что муж ей обязательно позвонит. И она успокоилась окончательно. Антонина Антоновна же, как и ожидал Гуров, испугалась намного больше, и полковнику пришлось успокаивать ее минут пять, что ему в конце концов и удалось. На вопрос, приедет ли Лев Иванович ночевать, Гуров объяснил, что будет ночевать в больнице, а завтра они приедут уже вместе со Станиславом.
«Хорошо бы так оно и было, – думал Лев Иванович после разговора с Натальиной теткой, – чтобы Станислава завтра уже отпустили. Пусть уж лучше под присмотром Антоновны будет, чем в больнице. Да и мне спокойней будет».
Он лег на одну из кроватей прямо в одежде, сняв только пиджак и ботинки. Размышляя о ходе следствия, Гуров успел даже задремать, когда его разбудила настойчивая вибрация его айфона. Вскочив, он быстро схватил телефон и, не посмотрев, кто звонит, выдохнул:
– Гуров слушает.
– Все, Лев Иванович, поймали мы их! – услышал он радостно-возбужденный голос Антона Варежкина. – Кота у него дома сразу же взяли. Он и бежать-то не пытался, а вот с Шершеневым пришлось повозиться. Отстреливаться начал, когда его ребята брали. У самого выезда из города их поймали. Вовремя мы перехват организовали! – громко рассмеялся Антон.
– Не кричи так, а то всех больных перебудишь, – улыбнулся Гуров. – А третий-то кто был? Или Шест один в машине находился?
– Так и третьего тоже поймали, – уже тише, но так же возбужденно заговорил Варежкин. – Это некто Михайлюк Василий Игоревич. Кличка у него – Потапыч. Он только в прошлом году осенью освободился. За кражу сидел. Это у него вторая ходка. А в первую он с Котом и Шестом и познакомился. Вместе они в одной колонии сидели. Он и на «КамАЗе» тогда, оказывается, тоже был, только внешность изменил, усы отпустил и парик надел. Чтобы, значит, в случае чего его не узнали.
– Что, уже и допросить успели? – удивился Лев Иванович.
– Нет, пока просто оформили и в кондейку посадили до утра. Михайлюка Ренат признал. Он сам его и ловил оба раза за кражу со взломом, поэтому как облупленного знает. Допрашивать утром будем. Сейчас спать поедем. Времени-то уже два часа ночи.
– Вот и правильно. – Гуров посмотрел на часы, которые показывали четверть третьего. – Утром и я подъеду.
– Лев Иванович, как у вас там обстановка, как Станислав Васильевич себя чувствует? – взволнованно поинтересовался Антон.
– Операцию ему сделали, спит сейчас, наверное. А свидетельница… Она в реанимации, и когда очнется, неясно. Утром поговорю с врачом, а потом сразу приеду. Вы уж меня дождитесь.
– Обязательно.
Варежкин попрощался и отсоединился, а Лев Иванович еще долго не мог уснуть и лежал, запрокинув руки за голову, глядя на белый потолок палаты. Но усталость взяла свое, и под утро он уснул глубоким сном. Словно в яму провалился.
* * *
Очнулся Лев Иванович оттого, что услышал, как кто-то тихо открывает дверь палаты, и не сразу понял, где он находится. Но потом увидел входящую дежурную медсестру и моментально вспомнил все – и ночную стрельбу, и ранение Станислава, и рассказ Варежкина о задержании подозреваемых.
– Разбудила вас… – виновато улыбнулась медсестра. – Хотела тихонько забрать вещи вашего друга, но не получилось. Чутко спите.
– Как и положено сыщикам уголовного розыска, – улыбнулся Лев Иванович, садясь на кровати. – Погодите, я сейчас умоюсь, и вместе отнесем вещи.
– Хорошо, тогда я вас на дежурном посту подожду, – ответила сестра и вышла.
Через пять минут Гуров уже входил в палату, куда поместили Крячко отсыпаться после операции.
– Жив, курилка? – улыбнулся Лев Иванович, глядя на Станислава, который при появлении Гурова и медсестры натянул одеяло по самый подбородок.
– Жив, но чувствую себя погано, – сердито ответил Крячко, покосившись на сестру.
– Чего так? – удивленно посмотрел на него Лев Иванович. – Выглядишь очень даже прилично и бодро.
– А ты, когда голый в общественном месте лежишь, тоже себя прилично и бодро чувствуешь? – беззлобно огрызнулся Крячко и сказал, подбородком указывая на медсестру, которая, улыбаясь, протягивала ему градусник: – Тут дамы красивые ходят, а я как дурак – голый. Хоть бы трусы с майкой оставили, так ведь нет, все сняли. Замерз ночью как собака.
– Это вы не замерзли, – дежурная хитро посмотрела на Крячко. – Это просто от наркоза такая реакция. А в палате очень даже тепло. – И она вышла, рассмеявшись.
Гуров протянул другу пакет с одеждой, и тот стал торопливо одеваться, поглядывая на двери.
– Что там у нас? Какие новости? – спросил он Льва Ивановича, имея в виду, поймали ли Кота и Шеста или нет.
– Все нормально, всех троих задержали. Вот думаю поехать к девяти часам в управление. Надо бы их допросить.
– Троих? – не понял сначала Крячко, а потом вспомнил: – Ну да, там же еще шофер был. И кто этот третий?
– Тоже ходок, – ответил Гуров. – Некто Михайлюк и старый знакомый Рената Сладкова. Ренат, оказывается, его давно уже знает. Этот Михайлюк и на «КамАЗе», я так понимаю, тогда за рулем сидел.
– Если на «КамАЗе» был он, то почему его Сладков сразу не признал? – удивился Крячко.
– Усы и накладные волосы, – коротко сказал Гуров, и Станислав понял, что водителя «КамАЗа» бомж Ломоносов описывал как мужчину с усами и нестрижеными волосами, торчащими во все стороны. – Так его и на фотороботе нарисовали.
– Подстраховался, значит, – ухмыльнулся Станислав. – Не хотел в третий раз садиться.
– Это Коту с Шестом все пофиг, – кивнул Гуров. – Они не очень-то и шифровались, когда на площади разгружались.
– Ты мне скажи еще, как там наша
