Гражданин Галактики - Роберт Хайнлайн

— Вынырнуть откуда, доктор? Что произошло?

— Точно не знаю. Но ты выглядел как классический случай пациента, погибающего от хирургического шока. К тому времени, когда нам удалось взломать замок твоей двери, ты был уже почти мертв. Ну и задал ты нам работенку! Ты можешь мне рассказать, как это было?

Я попытался собраться с мыслями и вдруг вспомнил. Пат! Я мысленно вызвал его:

«Пат! Где ты, дружище?»

Он не ответил. Я сделал еще попытку, и, когда он снова не ответил, я понял все. Сел на койке и с трудом выдавил:

— Мой брат… он умер!

Доктор Деверо прикрикнул на меня:

— Чушь! Приди в себя! Ляг! Вовсе он не умер… разве что произошло это за последние десять минут, в чем я сильно сомневаюсь.

— Но я не могу до него докричаться! Откуда вы знаете? Говорю вам, я не могу до него докричаться.

— Послушай, перестань-ка ты прыгать до потолка! А знаю я потому, что непрерывно следил за происходящим все утро с помощью вахтенных мыслечитчиков. Сейчас он спит, приняв восемь гранов гипнала, вот почему ты и не можешь до него дотянуться. Может быть, я и дурак, сынок, — я ведь, как идиот, не предупредил тебя, что ты должен держаться подальше от операционного стола, но я все же давно занимаюсь починкой человеческих мозгов и в известной степени представляю, что произошло с тобой в эти часы. Меня извиняет только то, что с подобной ситуацией я столкнулся впервые.

Тут я слегка успокоился. В том, что мне не удается пробиться к Пату, если его накачали наркотиками, нет ничего удивительного. Отвечая на вопросы доктора Деверо, я умудрился более или менее связно рассказать о том, что со мной случилось, но, конечно, не во всей полноте, так как передать другому человеку представление о том, что происходит в вашей собственной черепушке, невозможно.

— Э-э-э… а успешно ли прошла операция, доктор?

— Что ж, пациент выкарабкался из нее живым. Поговорим об этом позже. А сейчас повернись.

— Чего еще?

— Повернись на живот. Хочу полюбоваться на твою спину.

Он поглядел на нее, а потом вызвал двух своих помощников. Только в их присутствии он позволил себе пощупать мою спину.

— Больно?

— Ох! О да, там здорово болит. А что у меня со спиной?

— Да, собственно, ничего такого. Просто ты обзавелся двумя отличными стигматами,{30} точно соответствующими разрезам, которые делают при операции Макдугала… а именно эту методику применили, оперируя твоего брата.

— А… а что это значит?

— Это значит, что человеческий мозг невероятно сложен, а мы о нем мало чего знаем. Ну, а теперь повернись и спи. Собираюсь продержать тебя в постели еще парочку дней.

Спать мне не хотелось, но уснул почти тотчас. Разбудил меня вызов Пата.

«Эй, Том, где ты? Кончай дрыхнуть!»

«Тут я. В чем дело?»

«Том… ко мне вернулись мои ноги!»

— Да знаю я, — буркнул я и опять погрузился в сон.

Глава IX

Кое-что о сородичах

Поскольку Пат одержал победу над параличом, я должен был бы чувствовать себя на верху блаженства, так как имел вроде бы все, чего только мог пожелать. Однако почему-то получилось совсем по-другому. До того как с Патом произошло несчастье, я отлично знал, почему я психую — потому что он летит, а я нет. После же несчастного случая я чувствовал себя виноватым, так как получил желаемое благодаря катастрофе, сломавшей жизнь брату. Казалось, подло ощущать себя счастливым, раз он превратился в калеку, тем более что из-за его увечья я приобрел то, чего желал больше всего на свете.

Значит, теперь, когда он стал выздоравливать, я должен был бы радоваться и вернуть себе ощущение счастья.

Скажите, а вам когда-нибудь приходилось бывать на вечеринке, от которой вы ожидали бурного веселья, а оно внезапно обернулось для вас жуткой скучищей? Без всякой причины — просто веселья нет, а мир сер и пресен.

Кое-что из того, что лишало меня аппетита к жизни, я мог определить. Во-первых, присутствие Дасти, но его от меня к этому времени уже забрали. Во-вторых, были и другие люди, особенно среди электронщиков, с которыми мы отстаивали вахты и которые называли нас «выродками» и другими дурацкими прозвищами и держались с нами соответственно. Но капитан расчистил и это, а когда мы познакомились поближе, люди вообще забыли о таких мелочах. Одна из релятивисток — Джанет Мейерс — блестяще считала в уме, что делало ее тоже своего рода выродком, но все смотрели на это как на самую обычную способность и вскоре стали относиться точно так же и к тому, что делали мы.

После того как мы вышли из сферы действия радиосвязи с Землей, капитан вывел нас из-под начала коммодора Фрика и организовал самостоятельный отдел, во главе которого поставил Альфреда Макнейла, а его заместителем сделал Руперта Хауптмана, так что Руп стал следить за расписанием вахт, а Дядюшка Альфред взял на себя заботы о нашем питании и дисциплине. Старого Дядюшку мы любили слишком сильно, чтоб доставлять ему неприятности, и если кто-то из нас начинал валять дурака, то Дядюшка огорчался, а мы хорошенько наподдавали виновнику. Это срабатывало отлично.

Думаю, что реорганизацию порекомендовал капитану доктор Деверо. Дело в том, что коммодор Фрик нас не очень жаловал. Он был инженером-электронщиком и всю жизнь переходил от одной хорошей аппаратуры связи к другой, еще лучшей… И вдруг появились мы, которые обеспечивали связь быстрее и лучше, причем без всякой аппаратуры. Коммодора я не виню: я бы на его месте тоже обозлился. Но все равно с Дядюшкой Альфом нам работалось лучше.

Весьма вероятно, что часть моих переживаний возникла в связи с «Васко да Гамой». Самое тяжелое в космическом полете — это то, что в нем ровным счетом ничего не происходит. Поэтому очень скоро важнейшим событием дня для нас стало появление нашей утренней газеты. Весь день каждый мыслечитчик, стоявший на вахте (разумеется, когда он не был занят передачами, что требовало не так уж много времени), записывал новости. Таким образом, служба новостей у нас была даровая, даровыми же были и тематические статьи, а Дасти иллюстрировал материал, копируя картинки, посылавшиеся ему его близнецом Расти. Ночной вахтенный связист редактировал материалы, а мыслечитчики и связисты утренней вахты печатали газету, так что она появлялась в столовой уже к первому завтраку.

Объем газеты мы не оговаривали; он определялся тем, сколько могла наработать такая малочисленная редакция. Помимо новостей из Солнечной системы, мы давали еще корабельные новости и не только с «Элси», но и с остальных одиннадцати кораблей эскадры. Все (кроме меня) хорошо знали членов экипажей этих кораблей. Они либо встречались с ними в Цюрихе, либо, подобно таким космическим волкам, как капитан и некоторые другие, имели друзей и знакомых, дружеские отношения с которыми уходили в глубь времен.