Ковентри возрождается - Сью Таунсенд

— Существуют, наверное, тысячи Джонов Дейкинов, — ответила она, но заметно встревожилась.

— Где бюро информации? Где оно, Додо?

— Я тебе покажу, но, пожалуйста, Яффа, держись на расстоянии и не делай глупостей, обещаешь, дорогая?

Мы вышли из кафетерия и посмотрели с галереи вниз. Бюро информации было прямо под нами. Моя дочь Мэри стояла там с озабоченным видом. На ней было ее лучшее пальто, а светлые волосы острыми прядями торчали во все стороны в новой современной прическе, видимо, покрытые чем-то липким.

— Чем это она намазала свои чудные волосы? — спросила я.

— Гелем, — ответила Додо и тут же добавила: — Она поразительно похожа на тебя прежнюю, правда?

Пока мы наблюдали, сквозь толпу прошел мой золотоволосый сын и тронул Мэри за плечо. Она обернулась, и они улыбнулись друг другу. На лицах у них было явное облегчение.

— Если ты сейчас к ним подойдешь, то окажешься в тюрьме, а им разобьешь сердце. Не ходи, Яффа!

Я не могла оторвать глаз от моих прекрасных детей.

— Додо, быстрей пойди скажи им, что я здесь... пожалуйста, Додо.

Додо медленно спустилась по лестнице и подошла к моим детям. Странное это было зрелище, в жизни не предполагала такого увидеть; до чего же разными были эти люди! Вот Додо уже говорит с ними. Они оглядываются. Увидели меня. Додо резко сказала им что-то, и они сразу отвернулись. Меня неудержимо тянуло к детям. Я так сильно стремилась к ним, что почувствовала слабость, у меня закружилась голова, и пришлось сделать над собой усилие, чтобы перестать глупо хныкать вслух от вожделения.

Напряженной, деревянной походкой Джон и Мэри двинулись прочь; Додо вновь подошла ко мне и сказала:

— Они сядут в черное такси. Оно проедет разок вокруг аэропорта, потом вернется на стоянку и посадит тебя. Вот тебе на такси. — Она дала мне двадцатифунтовую купюру. Она была сама не своя от страха.

— У меня никогда не было детей, кроме Джефа, — сказала она. — Теперь, когда он умер, я жалею, что нет детей; впрочем, ты ведь больше никогда не будешь свободной, правда? Я права?

— Да, права, — сказала я. Стоит родить ребенка, и свобода утрачена навсегда.

Додо спросила, хочу ли я еще удрать. Я сказала, не знаю. Наступило молчание. Наконец я спросила Додо, почему больше не передают, чтобы Джон подошел к бюро информации.

— Они потерялись в толпе и повсюду искали друг друга. Они приехали сюда встретить Сидни — как и ты.

40. ИНСПЕКТОР СЛАЙ ХВАТАЕТ ПРЕСТУПНИКА

Сидни снова нажал кнопку.

Стюардесса быстро прошла по проходу и склонила над Сидни лицо, разрисованное продукцией «Макс Фактор».

— Мы задерживаемся из-за технической неисправности, сэр, — солгала она. — Оставайтесь, пожалуйста, на месте.

— Но мы уже больше часа как сели. Что за техническая неисправность?

— Они знают, что делают, Сид, — сказала Руфь.

Этот мягкий укор Руфи удивил Сидни; он его еще и напугал. Сидни вспомнил, что вчера Руфь отказалась заняться любовью и что к телефону она подошла вопреки его желанию. Правда, других признаков ее непокорства не было... до сих пор.

— Они явно не знают, что делают, Руфь; кому-то это явно на руку. Я схожу с самолета, и немедленно!

— Пожалуйста, сэр, мы получили распоряжение никого из самолета не выпускать.

Сквозь толстый слой косметики на лице стюардессы пробивался пот. Из гладкого пучка волос выскочила прядь. Теперь она стала похожа на обычного человека, а не на автомат связи между фирмой и клиентами. Крупный неуклюжий мужчина боком пробирался по узкому проходу. Инспектор Слай вот-вот схватит того, за кем гнался. Стюардесса указала на Сидни, потом отошла в сторону, предоставив свободу действий закону.

— Сидни Ламберт? Я инспектор сыскной полиции Слай. Пройдите, пожалуйста, со мной и не спрашивайте, почему, куда или зачем. Я человек занятой, поэтому подробности опустим. Теперь встаньте и идите со мной.

— Почему? Куда? Зачем? — спросил Сидни.

— Они знают про кольцо, Сид! — сказала Руфь. Она сняла свое новенькое золотое кольцо с бриллиантом и отдала его инспектору Слаю, тот повертел его в руках, сказал «очень мило» и, к ее изумлению, вернул ей.

— Значит, это связано с Ковентри, так ведь? — сказал Сидни, когда он, Слай и еще несколько зачем-то собравшихся здесь полицейских спускались из самолета по алюминиевым ступенькам трапа.

— Да, — сказал Слай. — Я посажу вас под арест и буду давить до тех пор, пока не выжму из вас, где она прячется. Мне на следующей неделе положен небольшой отгул, поеду в Норфолк наблюдать жизнь птиц, и я хочу, чтобы это дело уже было закрыто, чисто-аккуратно, до того, как я уложу в чемодан бинокль.

Сидни дрожмя дрожал в своем легком белом костюме. После Португалии Англия казалась тусклой и бесцветной; мерзкая погода была, как водится, в каком-то неопределенном расположении духа: немножко холодно, немножко мокро, немножко туманно — в общем, немножко тоскливо. Шагая по бетонному полю, Сидни посматривал на замкнутые английские физиономии своих спутников. «Они все тут в Англии сексуально подавлены», — подумал Сидни, временно отмежевываясь от соотечественников.

— Что будет с моей женой? — спросил он у Слая.

— Не знаю, Сид, и знать не желаю, мой мальчик. Либо уедет к себе в Центральные графства, либо же будет болтаться здесь и ждать вас, так?

— Ковентри в Лондоне — вот все, что я могу вам сообщить, — сказал Сидни.

Слай спросил:

— Где именно, мистер Ламберт, в Большом Лондоне или в лондонском Сити? Быть может, вы соблаговолите дать мне ее адрес прямо сейчас? Насчет почтового кода можете не беспокоиться.

Когда они вошли в здание аэровокзала, Сидни поискал в карманах сигареты и обругал себя за тщеславие, заставившее его купить себе брюки в обтяжку и рубашки без карманов. Слай заметил волнение Сидни.

— Курите, мистер Ламберт?

— Да, у вас найдется сигарета?

— Нет, мистер Ламберт, я член Общества борьбы с курением и защиты здоровья.

Слай был очень доволен. «Он у меня быстренько расколется, — думал он, — часика два посидит без никотина и готов».

41. КОВЕНТРИ ПРОЩАЕТСЯ

Такси трижды объехало аэропорт.

— Еще раз, пожалуйста, — крикнула Ковентри.

— Черт подери, у меня уже голова кружится! — простонал шофер.

— Ах, да не скулите, поезжайте. Вам же за это платят, верно?

Она задвинула стекло между салоном и водителем. Детей удивила властная интонация матери. Откуда бы такое? Неделю назад она бы стала извиняться за то, что вызвала у шофера приступ головокружения. А теперь она участвует в конспиративной встрече, которую организовала таинственная, шикарная женщина, вся в черном.

Ковентри сидела между сыном и дочерью, крепко обхватив руками их плечи. Через десять минут она должна была вернуться в аэропорт. Она объяснила детям свои планы:

— Я обещала Додо вернуться. Мне кажется, она уже намечает маршрут нашего побега в Уэльс.

— А насколько бы тебя посадили в каталажку — если б ты сдалась? — спросила Мэри.

Ответил Джон:

— Я спрашивал папу. Он считает, года на четыре; за хорошее поведение могут и скостить срок.

— Мама бы хорошо себя вела, правда, мам?

Ковентри поцеловала дочь в шею, но сказала:

— Я бы в тюрьме умерла, Мэри.

— Но ведь ты могла бы и в тюрьме учиться живописи, разве нет? — выпалил Джон.

— Ты читал мой дневник! Ах, Джон, нет, неужели ты его прочел, а?

— Извини, мама, но я не хотел, чтобы его нашла полиция.

— Да, ты прав. Ты, должно быть, думаешь, что я сумасшедшая.

— Вовсе нет, — запротестовал Джон.

— Какой дневник? — спросила Мэри.

— Брадфорд Кинз считает, что ты волшебная художница.

— Правда?

— Кто это Брадфорд Кинз? — спросила Мэри.

— Был у меня такой знакомый,— сказала Ковентри, которая избавилась от своей безумной влюбленности в Брадфорда на втором же уроке живописи в художественной школе для трудящихся.

Мэри плакала.

— Мамочка, возьми нас с собой в Уэльс или куда ты там еще едешь!

— Нельзя пропускать школу, — сказала Ковентри. — Тебе надо сдать экзамены; и папе одному будет трудно!

— Что мы будем без тебя делать? — сказал Джон.

— Вы вырастете, — ответила Ковентри, — и мы снова где-нибудь будем жить вместе.

Такси вернулось на стоянку, и вот наступила страшная минута. Ковентри заплатила шоферу, и все трое приникли друг к другу, как на семейной фотографии, и каждому не хотелось отпускать остальных.

Сержант сыскной полиции Хорсфилд наблюдал за ними с глубокой грустью. Он наблюдал за ними с тех самых пор, как услышал объявление, обращенное к Джону Дейкину. Шофер его такси прямо затрепетал от восторга, когда ему было велено «следовать за тем такси». Это была фраза, которую он мечтал услышать семнадцать лет.