Пляжное чтиво - Шейла Дайан

— Спасибо, но я вполне могу пойти сама.

— Что он ищет?

— Точно не знаю, но это как-то связано с моим вестибулярным аппаратом, — сказала я, представляя, как вихляет гироскоп в моем черепе.

— Звучит пугающе.

— Да нет. Доктор считает, что ничего серьезного, — успокоила я, ставя дымящиеся спагетти перед Шелом, а плетенку с хлебом — в центр стола.

— Ну, если бы ты потеряла равновесие на балконе, глядя на облака, это было бы довольно серьезно. Ты могла бы нырнуть, как твоя соседка… семнадцать этажей до променада и… плюх! — сказал он, хлопая рукой по столу для пущей убедительности.

— Ты преувеличиваешь, Шел, — раздраженно заметила я, хотя прекрасно понимала, что ему необходимо обмануть страх — страх потерять меня, и объяснила как ребенку: — Я не могу упасть с балкона, перила очень высокие. Наверно, Марджори кто-то помог упасть, — добавила я, меняя тему. — Я слышала или читала в газете сегодня утром, что балконная дверь Марджори была заперта… изнутри, так что полиция расследует убийство.

— «Тайны "Башни из слоновой кости"!» — фыркнул Шел, хватая кусок хлеба и вгрызаясь в спагетти, пока я занималась салатом. — Между прочим, разве балкон миссис Форестер не прямо над балконом Марджори?

— Откуда ты это знаешь?

— Я не знаю. Я просто размышлял. Не обращай внимания.

— И о чем же ты просто размышлял, если не секрет?

— Я подумал, что Эплбаум могла упасть и не со своего балкона.

— А с балкона миссис Форестер?

— Вот именно.

— И почему ты об этом подумал? Что ты знаешь об этой женщине? — спросила я, представляя себе Бренду Форестер — совратительницу детей, а не Бренду Форестер — возможную убийцу.

— Только то, что я слышал… и то, что я тебе уже рассказал. Помнишь? Мамтрахалки? — сказал он, ухмыляясь в свою тарелку.

— Неужели я могла об этом забыть? — я покраснела, вспоминая, что слышала от Робин… что написала.

— Ты же знаешь, Шел, что можешь рассказать мне что угодно, дорогой, — умаслила я сына, уверенная, что он хочет рассказать мне что-то… например, о том дне, когда он исчез с пляжа, что для меня было гораздо важнее убийства.

— Что угодно? Ну конечно, мам, — язвительно сказал он.

— В каком смысле "конечно"?

— Поверь, есть вещи, о которых я не могу тебе рассказывать… которые ты определенно не поймешь.

— Какие, например?

— Ну, разные мужские дела.

— Какие мужские дела?

— Ну… ну, спорт, например.

— И что еще? — спросила я, уверенная, что не проскочила жизненно важный поворот разговора, что у сына на уме не бейсбол и не теннис.

— Ну, свидания. Помнишь: сви-да-ни-я? Когда ты последний раз ходила на свидание, мам? Держу пари, ты и не вспомнишь, — ответил Шел, прерывая допрос.

Я вдруг ощетинилась, защищаясь, и попыталась вспомнить. Если не считать чокнутого нейрохирурга, с которым познакомила меня Робин прошлым летом и который предложил мне заняться любовью, когда делал мне энцефалограмму, у меня было лишь одно свидание… но даже после него прошло уже шесть месяцев.

— В прошлое воскресенье! — наконец сказала я, вспомнив ужин с Джефри Кауфманом и мысленно благодаря Робин за то, что она оставила нас наедине.

— Да? И с кем же?

— С Джефри Кауфманом. Он…

— Я знаю. Психиатр. Прошлым летом его жена сбежала с мужем Эплбаум — спасателем.

— Ты точно в курсе местных слухов. Надеюсь, в колледже у тебя дела пойдут не хуже.

Он закатил глаза.

— Так как психиатр?

— Он был очень мил. Мы ужинали у Барни.

— Только не забывай про Резинового Робби, — поддразнил сынок.

Я закатила глаза.

— Думаешь, он годится? — спросил Шел.

— "Годится"?

— В мужья.

— Ладно, — сказала я, откладывая вилку и внимательно глядя на сына. — Так что же случилось?

Шел намеренно уклонился от разговора о Бренде Форестер — я не смела думать почему, но чувствовала, что он сменил тему не только для того, чтобы избежать допроса.

— Почему ты вдруг так заинтересовался моей личной жизнью?

— Я всегда ею интересовался. Просто я хочу видеть тебя счастливой. Ты знаешь… чтобы о тебе заботились.

— Мне кажется, что я прекрасно забочусь о себе. В действительности я прекрасно забочусь о нас обоих последние пятнадцать лет. Так почему ты решил, что обо мне должен кто-то заботиться?

Шел набил рот хлебом и, вероятно, поэтому не ответил на мой вопрос…

— Почему ты думаешь, что обо мне должен кто-то заботиться? — спросила я отца.

Прошло девять месяцев со дня смерти Карла, и все это время мои родители вели себя очень необычно: мать перестала звонить мне в дождливые дни и объяснять, что Шел должен надеть настоящие ботинки, а не кроссовки, которые промокают в дождь и ведут к простуде, ангине и пневмонии. И я не могла вспомнить, когда в последний раз она предупреждала меня о бакалейных кошмарах: пестицидах в винограде, ботулинусах в анчоусах, сальмонеллах в цыплятах. Наверное, она чувствовала, что у вдовы с маленьким ребенком достаточно забот и без этого.

Но, в конце концов, не совсем достаточно, поскольку в тот вечер после ужина в родительском доме мать отправилась с Шелом играть в домино, оставив меня с отцом.

— Поговорим немного, — сказал отец. — Как ты справляешься?.. Как Шел?.. Тебе нужно что-нибудь?.. Тебе хватает денег? Мы с мамой беспокоимся… Ты бравый маленький солдат… но прошел почти год, и тебе надо начинать подыскивать кого-то, кто будет заботиться о тебе.

Именно тогда я и спросила:

— Почему ты думаешь, что обо мне должен кто-то заботиться?

Бен Шипмэн позвонил на следующей неделе. Он был сыном партнера отцовского дантиста. Недавно разведенный — жена ушла к тренеру по теннису из их загородного клуба, когда узнала о его интрижке с лаборанткой. Теперь Бен пытался "вернуться к жизни". Мой отец предложил ему позвонить мне. "Вы, ребятки, будете хорошей компанией друг для друга", — сказал он.

Мы провели несколько вечеров в лучших ресторанах Филадельфии, где он угощал меня хорошим ужином, прекрасным вином, беспрерывным нытьем о пороках его жены и адвокатов, личных трудностях и о том, как он научился любить себя, и, как я прекрасно поняла к четвертому свиданию, любовь к себе занимала теперь в его жизни главное место.

Но я так никогда и не поняла, почему отправилась на пятое свидание с ним и почему после этого свидания занималась с ним сексом. Может, потому, что он был красив, от него приятно пахло и я не спала ни с одним мужчиной после смерти Карла (я предпочитала не принимать во внимание мое безумное совокупление с Филипом Краузеном). А может, самое главное, я занималась сексом с Беном Шипмэном, потому что мне было необходимо почувствовать себя хорошо… почувствовать себя нужной. Вероятно. Но более вероятно, я занималась сексом с Беном Шипмэном потому, что была сексуально озабочена.