(Не)служебный роман - Лана Мур

Вот так и вырастает поколение дешевых подстилок.

Я презрительно и брезгливо смотрел как девчонки, наверное, еще не закончившие школу, сидят на коленях у парней и прижимаются к ним всем, чем можно, пьют из одной и той же бутылки, поочередно касаясь губами горлышка и передавая поцелуи по кругу. А потом сами точно так же пойдут по кругу. Как же мне повезло встретить Марину.

Она не такая. Она воспитанная и порядочная женщина. Она не будет на виду у всех обжиматься с первым встречным.

Влажно чмоканье проникало даже сквозь наушники, и я поспешил увеличить громкость и отвернуться.

Чтобы не слышать, не видеть, как другие наслаждаются жизнью, молодостью. Той самой молодостью, что прошла мимо меня, когда я, так же как сейчас, только наблюдал со стороны, но никогда не был участником всеобщего веселья.

Наконец, показалось, что вижу дорогой автомобиль Зимина.

Оставив подростков их развлечениям, я подскочил и бросился к воротам.

Перед сверкающей тачкой шлагбаум поднялся. Перед такими всегда все открывается: ворота, двери, женщины — хозяева жизни, чтоб их.

А чем отличаются-то от меня? Только наглостью, да богатыми родителями, обеспечившими им образование и пристроившими в свою фирму. Кем бы они стали, родись в простой семье, как я?

Автомобиль въехал во двор, а я, как обычно, остался за забором и, прижавшись к прутьям, наблюдал как Зимин вытаскивает Марину и заносит ее в подъезд.

Негодяй! Он напоил ее и сейчас воспользуется беспомощностью и слабостью!

В висках снова застучало. Как раненый зверь, я бросился вдоль кованного ограждения, отыскивая возможность проникнуть во двор, но решетка была слишком частой.

Что делать? Как ее спасти? Как защитить?

Свет, загоревшийся в одном из окон, привлек мое внимание и остановил метание.

Странноq формы тень, словно кто-то нес что-то на руках, пересекла комнату и, наклонившись, скрылась из вида.

Что он там с ней делает?

Я сжал прутья забора. Если бы хоть ненадолго физическая сила сравнилась с бушевавшей во мне злостью, я вынес бы всю секцию, вместе с бетонным основанием. Но до супермена мне далеко, и оставалось только с каким-то мазохистским интересом наблюдать за театром теней и строить догадки, что Зимин там делает с моей женщиной.

От этих мыслей брюки в паху натянулись, и, желая успокоиться, я засунул руку в карман, где уже давно проковырял дырку.

Глава 39. Марина. Последствия

Что же так хреново-то? Башка тяжелая, как чугунок, и гудит так, словно по ней хорошенько постучали кувалдой. Ноги не держат, а в животе все скручивает, как в стиральной машине на режиме отжима, и слабость такая, что на лбу выступает испарина.

Неужели на самом деле отравилась, как сказал Вадим? Но когда? И почему он так настойчиво расспрашивал про Алиску?

Мысли, как рваные клочки тумана, плыли в голове и при попытке поймать растворялись.

Я сидела на кровати и пыталась снять брюки. Пальцы не гнулись, ноги не слушались, и дело двигалось через пень-колоду. Хорошо хоть по звукам из кухни понятно, что Вадим все еще там, а то опять бы предстала перед ним в одних трусах.

Невольно глянула на висящий на стуле пиджак. Сказать, что Вадим меня удивил — это ничего не сказать. Привез домой. Ну это ладно, он и утром после того, как застряли в офисе, привез, но ведь еще и остался, а сейчас что-то готовит на кухне. Кажется, пластик манекена уже не в силах сдерживать человеческие порывы и потихоньку начинает потрескивать.

Вот только кто виновник подобного превращения. Сильно ли будет самонадеянно думать, что это все из-за меня? Или я просто дала ему шанс показать себя заботливым, участливым мужчиной, а не только руководителем компании с толпой подчиненных, которыми надо управлять?

«Ну и балда ты, Мариночка», — сказала я себе. — «Надо же до чего додумалась, только благодаря тебе он стал плюшевым и заботливым. Значит, Алиска, его невеста не смогла до него достучаться, а тут приехала такая красивая ты, и все изменилось».

Если бы не было так плохо, то обязательно посмеялась бы над собой. Слишком все напоминало диснеевский мультик о красавице и чудовище. И, конечно, же я в роли красавицы. Ну-ну.

«Но ведь Алиска говорила, что он не пропускает ни одной юбки. Волочится за каждой моделью или интересной сотрудницей, а ты хоть раз видела, чтобы он на кого-то смотрел, когда рядом с тобой?» — прорезался коварный внутренний голос.

Видимо, ему очень хотелось принадлежать красавице, а не просто Ветровой Марине. Но пришлось признать, что он прав. Несмотря на Алискины наговоры, я не видела, чтобы Вадим засматривался на девушек.

Нет, он, конечно, смотрел на манекенщиц, но уверена, что видел не стройных девушек, а одежду. Они же были только ходячими вешалками.

Так, кажется, отравление уже задело мозг. С этим надо что-то делать.

Но не успела я придумать что же именно мне надо делать с собой, со своими мыслями и отравлением, как вернулся Вадим, и, несмотря на скручивающую боль в животе, у меня чуть не выпали глаза.

Белоснежная приталенная рубашка безупречно облегала и подчеркивала прокачанный торс. Под тканью легко угадывались тугие рельефные мышцы груди, спины, пресса. А закатанные до локтя рукава больше не скрывали красиво вылепленные предплечья.

Черт, да это же просто грех скрывать такие руки. Ему не костюмы в офисе просиживать, а рекламировать дорогие часы. Я невольно засмотрелась на то, как они контрастируют с белой сорочкой. Проследила взглядом, как под закатанными рукавами исчезают дорожки вен, и глазам не поверила, когда увидела в этих самых так восхитивших меня руках поднос. На тарелочке возвышалась горка подрумяненных тостов, тарелка овсянки, стакан с водой и большая чашка кофе.

Он еще и готовить умеет?

Я уже окончательно отказывалась что-либо понимать.

— Кофе для меня, а каша, тосты и лекарство для тебя, — перехватив мой взгляд, пояснил Вадим.

Спасибо, что не заметил, как я его рассматривала, а то впору было бы провалиться сквозь землю.

— Где мне можно себе постелить? — спросил он, ставя поднос на кровать.

Я уже потянулась было к стакану с водой, но при словах Вадима замерла. У меня что, будет личная сиделка в лице генерального директора?

— А ты разве не пойдешь домой? — голос звучал противно. Скрипел и срывался, а в горло словно насыпали песка.

Темная бровь приподнялась, а на губах появилась улыбка.

Правда? Мне не мерещится?

— Ты же не думаешь, что я тебя оставлю в таком состоянии? И