Кордон «Ромашкино» - Татьяна Геннадиевна Корниенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это потому, что ты не умеешь. Вот я, например…
– Да, кстати, а ты нам что-то прочтешь? – решила прервать перепалку Надежда Борисовна.
Она всегда давала ученикам высказаться, но этот спор слишком быстро набирал обороты.
– Ну уж, по крайней мере, не сопливые детские сказочки!
– Это будут стихи?
– Конечно. Философские.
– Читай.
Влада поднялась. Обвела взглядом присутствующих. И низким, намного ниже обычного, голосом начала:
Полосатая жизнь —Зебра дикая.Так швырну, берегись!Погляди-ка, яИ бела, и… черна.Что, не хочется?Вот такая она,Чресполосица.Не по нраву тебеЗебра с норовом —По судьбе пронесусьЧерным вороном.Надоест —Прилечу белокрылая…Испугала? Не зря.Не шутила я!Последние слова заставили Катю поежиться. От стихотворения веяло холодом.
– Неопознанный ледяной объект, – произнесла она едва слышно.
– Что? Калинина, что ты там бормочешь? – переспросил Ник.
– Да так, вспомнилось…
– Жду высказываний! – Надежда Борисовна обвела глазами класс. – Что ты, Настя, скажешь?
– Ничего. Я не знаю. Оно какое-то…
– Марк? Мы с вами учились анализировать. Вперед!
– Я не хочу.
– Почему же?
– Не хочу, и все.
– А я хочу! – неожиданно для самой себя выкрикнула Катя. Получилось слишком громко. Карина вздрогнула, Ник развернулся и замер в ожидании. – Я хочу! Помните, Надежда Борисовна, вы говорили нам про эффект края? Что в стихотворении лучше всего запоминаются начало и конец. Особенно конец. Поэтому он всегда должен быть убойным. Можно целое стихотворение писать о чем-то плохом или грустном. А в конце сказать о хорошем, светлом – и все! Все изменится! Концовкой можно поднять стихотворение, а можно его убить. Одним неверным словом или фразой.
Катя уже не просто громко говорила. Ее захлестывали эмоции, и она взахлеб выдавала слово за словом.
Поток прервал спокойный голос Влады:
– Ты считаешь, я убила свое стихотворение? Чем же?
– Неправдой!
– И где же ты ее откопала?
– Везде. Ты правильно говоришь, что бывают удачи и неудачи, счастье и несчастье. Даже слово правильное нашла – «чресполосица». Но потом пишешь, что жизни надо бояться. Что обязательно будет плохо. Но ведь это не так! У Ника получилась сказка про добро, а у тебя – наоборот!
Смотреть на спорщиков было занятно: тонкая гибкая «пантера» – и коренастая рыжевато-солнечная Катя. Как в стихотворении – черное и белое.
– Докажи.
– Тут и доказывать нечего. Сама подумай, если бы жизнь состояла в основном из черных полос, человечество уже давно бы вымерло!
– Правильно, Катя! – не утерпел Ник. – Я тоже думаю, что концовка дурацкая. Извини, Владка, говорю, как умею. А само стихотворение хорошее. Просто нужно последние строчки переделать. Так ведь, Надежда Борисовна?
– Пусть решает автор. Заставить писателя что-то переписывать мы, Никифор, не вправе. А вот убедить – можем. Влада выслушала ваше мнение. Кстати, оно совпадает с моим. Влада, концовка стихотворения не оставляет читателю надежды, а без надежды жить плохо. Подумай об этом.
– Да ладно. Я могу и по-другому. Если вместо последних двух строчек будет «Испугала? Не верь. Пошутила я!», вам всем легче станет?
– Конечно легче! Молодец! – Ник поднял вверх большой палец. – Вот так получилось! Калинка-Малинка, что скажете?
– Пусть живет! – ответила за себя и Катю Настя.
Влада при этом опустила голову, пряча глаза и не давая остальным угадать ее настроение.
– В следующий раз мы будем подробно анализировать и, если надо, корректировать ваши произведения, а сейчас – просто слушаем и высказываем мнения. Настя, что у тебя?
– У меня, Надежда Борисовна, смешное. Про мою сестричку и бабушку. Такое вправду было. Я только рифмы и ритм придумала! Сеструха вечно себя кем-нибудь воображает. То кошкой, то баклажанчиком, то бабочкой. У нее такие фантазии – с ума сойти. И главное, все должны ей верить. Попробуй возрази. Бабулю вообще заездила. А тут… Ай, ладно! Читаю.
Я ОБИДЕЛАСЬЯ обиделась. А дело было так:Мы играли с бабушкой в собакИ дышали, свесив языки,Словно настоящие щенки.Но когда пришла к нам тетя Элла,Бабушка рычать не захотела.Думаете – всё? Она не сталаЛаять на колеса самосвала.В завершенье даже понарошкуВо дворе не погналась за кошкой!Я ее оставила одну.Пусть теперь повоет на луну!Последние слова утонули в общем хохоте.
– Во Настька придумала! Тут и концовка смешная, и вообще все! Высший пилотаж! – оценил работу Марк. – Можно сразу на конкурс отсылать. А теперь мое послушайте. Я его за пять минут накатал. Даже за три. Сижу перед окном, смотрю на соседний дом. Собираюсь стихотворение сочинять, а в голове – настоящая космическая пустота. И тогда я, чтобы как-то музу раскочегарить, говорю себе: «Что вижу, о том и пишу. И что же я вижу? Крышу!» А дальше как-то само – раз, раз. Понеслось. Не знаю, хорошо ли получилось, потому что слишком уж быстро. Вот, слушайте:
КРЫШАЧто вижу, о том и пишу.И что же я вижу? Крышу.Как в песне – «все выше и выше»?Значит, напишем о крыше.Под крышей спокойней и суше,Хотя обозрение уже.Но с крыши, когда очень поздно,Можно смотреть на звезды.А звезды не требуют крыши.А звезды не воздухом дышат.Звезды вдыхают с рожденьяЧистое вдохновенье.И вместе с разливами светаЕго посылают поэту,Который мечтает под крышейО том, что сумеет услышать,Увидеть, почувствовать ЭТО,И рвется все выше и выше!– Ну, что? Нормально или?.. – неуверенно спросил Марк.
– Ты погляди-ка! – всплеснула руками Надежда Борисовна. – Не просто нормально. Отлично! Из такого, казалось бы, пустого начала такие выводы! Мне очень понравилось.
– Не ожидала, – буркнула Влада.
– А я всегда ожидала! – громко сказала Катя и посмотрела на Марка.
Но тот уже обращался к Карине:
– Тебе понравилось?
– Кар! Ой, то есть конечно! «Кар» – это у меня привычка такая дурацкая.
– Ага, привычка, – хмыкнула Влада. – И вправду дурацкая.
– Что, теперь моя очередь? – Катя обвела глазами класс. – У меня тоже стихотворение. Про настроение. Про себя, про нас. Про все… Вот…
Я не знаю, что произошло.Просто утро! Просто рассвело!Просто улыбнувшийся апрельРасплескал на город акварель.Тяжесть, неподъемная вчера,Стала легче птичьего пераИ, дохнув мгновенным сквознячком,Навсегда покинула мой дом.Заглянуло Солнце по пути,Подмигнуло дружески: «Лети!»Я скользнула чайкой по лучу,Закричав восторженно: «Лечу!»Позабыв сомнения и страх,Я весь день парила в облакахИ смеялась, гладя синеву,Просто потому, что я живу!Глава 3
Тайны и тайночки
Катя училась вязать. Крючком. Но пока, к сожалению, крючком торчали ее пальцы. При этом вязание стояло в перечне обязательных летних дел на первом месте. Перечень в мае составляла она сама, поэтому возмущаться, психовать и швырять на пол несчастное подобие шарфика не было никакого смысла. Захотела научиться – придется терпеть. На столе, изрядно растрепанный, голубел букет колокольчиков. Он был найден вечером на крыльце и тут же занюхан и зацелован до потери сознания. Не Катиного, конечно, – букетного.
Упорный мальчик. Впрочем, смысл в сохранении инкогнито все-таки был. Чем дольше тянулась история с неузнанным кавалером, тем сильнее Катя в него влюблялась. Правда, исход мог оказаться печальным. Как в сказке про джинна из бутылки. Девочка, конечно, надеялась, что даритель букетов – Марк. А если нет? И что же тогда
