Фальшивый талисман. Зашифрованный счет - Ростислав Феодосьевич Самбук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж тут не понимать? — процедил сквозь зубы Валбицын, и в его тоне Ипполитов почувствовал неприкрытую зависть.
— Вы смотрите на меня так, будто я и в самом деле удостоен советской награды, — сказал Ипполитов.
Валбицын криво усмехнулся:
— Если бы это было так, разговор у нас произошел бы совсем другой, представляете?
— Представляю, — вполне искренне признал Ипполитов. — Очень хорошо представляю, однако в нынешней ситуации… Понимаете, мне надо вживаться в новую роль, и я просил бы вас помочь мне. Немного подыграть.
— Как? — не понял Валбицын.
Но Телле сразу поддержал Ипполитова:
— Вы хотите, чтобы мы с уважением относились к майору Таврину? Ну, если не с уважением, то хотя бы деликатно?
— Если мне не удастся полностью влезть в его шкуру, могу натворить элементарных глупостей. Представьте, если я привыкну с иронией относиться к званию Героя…
Сейчас Ипполитова понял и Валбицын.
— А башка у тебя варит неплохо, — произнес он цинично.
Ипполитов решил когда-нибудь припомнить этому лысому ужу (а Валбицын чем-то напоминал ему именно ужа с красными глазами) неуважительно сказанное им слово «башка», но сейчас ссориться не стал. Каждая ссора и каждое недоразумение шли бы во вред делу, то есть во вред ему лично. А кто сам себе враг?
Спросил:
— Когда ложиться в госпиталь?
— Сегодня, — ответил Телле, — каждый час имеет значение.
В тот же вечер в военном госпитале Ипполитову сделали под наркозом пластическую операцию. Через два дня Краусс поставил в известность Сулову, что муж попал под бомбежку, получил легкое ранение, лечится и вернется через несколько дней. Сулову эта новость не очень огорчила: жизнь в коттедже нравилась ей, хоть Ипполитов и сдержал свое слово — с утра и до шести вечера приходилось работать с инструкторами.
Ипполитов же поднялся с кровати уже на третий день. В госпиталь приехал Валбицын. Они уединились в пустой палате, и «уж» сообщил, что из Берлина уже прибыл полный комплект наград для будущего майора Петра Ивановича Таврина. Кроме Золотой Звезды и ордена Ленина прислали два ордена Красного Знамени, ордена Александра Невского и Красной Звезды. Еще две медали «За отвагу» Валбицын отыскал здесь. Он показал Ипполитову и документы, подготовленные на имя майора Таврина.
— Ого! — воскликнул Ипполитов, искренне удивившись. — А вы работаете с размахом.
Узкое лицо Валбицына от удовольствия вытянулось еще больше.
Ипполитов разложил на столике возле кровати документы. «Уж» все-таки знал свое дело: обложка офицерского удостоверения потерта, а печати прямо замечательные. Итак, у него будут документы на имя майора советской контрразведки Смерш, а это должно открыть ему все двери.
— Спасибо, — поблагодарил он Валбицына вполне искренне. — Вы превзошли самого себя.
«Уж» улыбнулся загадочно. Вынул из портфеля две газеты, подал Ипполитову, тот развернул — номера «Правды» и «Известий».
— Ну и что в этом особенного? — спросил новоиспеченный майор Таврин.
Валбицын потер руки.
— Конечно, ничего, — ответил он и одним взмахом руки, словно фокусник, вытянул из портфеля еще две газеты.
Ипполитов посмотрел на них, не понимая: те же «Правда» и «Известия».
— А вы сравните их, — ехидно посоветовал Валбицын. — Иногда надо повышать свой интеллектуальный уровень хотя бы чтением газет.
Он явно наглел, этот узколицый «уж», но Ипполитов проглотил пилюлю. Углубился в газету, и лицо его расплылось в невольной улыбке: вот оно что — в другом номере «Правды» за это же число, изготовленном Валбицыным, слово в слово копировавшем настоящий, был напечатан очерк о подвиге майора Петра Таврина и даже помещен его портрет. А в номере «Известий» в Указе Президиума Верховного Совета о присвоении звания Героя Советского Союза рядовому, сержантскому и офицерскому составу Красной армии допечатаны фамилия, имя и отчество майора Петра Ивановича Таврина.
Ипполитов улыбнулся Валбицыну: за эту услугу можно простить злые намеки.
— Я советую вам, — произнес на прощание Валбицын, — тщательно изучить эти материалы и документы. Особенно очерк в «Правде». Пофантазируйте немного, газетчик не мог во всех подробностях описать ваш подвиг, придумайте детали и нюансы, я завтра заскочу к вам, мы обсудим их. Только прошу, фантазируйте смело, можно немного перегнуть палку, ведь вы Герой, и помните, там Героя зря не дают… Мы отшлифуем вашу легенду, а сейчас прощайте, мой дорогой герой! — все же не удержался от иронии.
А после обеда приехал Телле. Он разговаривал с Ипполитовым мягко и доброжелательно: обсуждали одну версию за другой, перебирали биографию Таврина.
Валбицын с Телле приезжали в госпиталь ежедневно на протяжении недели, пока врачи не выписали Ипполитова. В тот же вечер он узнал, что из Берлина прибыл уже знакомый ему майор технической службы — «носатый Ганс», как окрестил его Ипполитов. Он привез с собой доведенное до полного совершенства «панцеркнакке». А вечером Ипполитову и Суловой принесли форму: Ипполитову — с майорскими погонами; Лидии — младшего лейтенанта.
Форму нужно было обносить, чтобы не выглядела совсем новой, и Ипполитов с удовольствием примерил ее в тот же вечер. Стоял перед зеркалом, совсем не похожий на себя, словно чужой человек, смотрел и не верил: Золотая Звезда Героя и ряд орденов на груди, портупея не новая, ношеная, но немного поскрипывает, вальтер в кобуре приятно оттягивает ее.
Только на миг Ипполитов представил, что он настоящий Герой, однако эта мысль не принесла ему удовольствия, наоборот, злоба перекосила лицо, и он чуть не схватился за вальтер.
Гансова наука в Берлине все же дала о себе знать, теперь он выбивал почти всегда десять из десяти, рука не дрожала, и реакция была отменной. Вот и сейчас стрелял бы и стрелял в ненавистные лица, хотя знал, что всех все равно не перестреляешь, но все же…
Ганс ждал Ипполитова на полигоне, где стояли бараки «Цеппелина». Участок, на котором должны были испытать «панцеркнакке», вернее, проверить мастерство Ипполитова, предусмотрительно обнесли колючей проволокой и поставили часовых, сюда не могли попасть даже Телле с Валбицыным, только Ганс, Краусс и Ипполитов, еще двое молчаливых эсэсовцев из Берлина, которые обслуживали полигон, — строгой секретности, оговоренной самим Кальтенбруннером, придерживались неукоснительно.
Ипполитов не без удовольствия пристегнул к руке «панцеркнакке». Старательно прицелился, однако первая ракета пробила броню не в центре листа, как полагалось, а в самом углу, и Ганс недовольно поморщился. Вообще он позволял себе быть совсем откровенным с Ипполитовым, не так, как Краусс, в последнее время заискивающий перед
