Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая - Элигий Ставский

- Кочин может съесть сырую, — сказал Виктор Селицкий.

Я промолчал.

Мы въехали в деревню, когда солнце садилось в лес, за озеро.

- Пожалуйста, вот сельпо, — сказал Женька.

Нам отвели целый дом. В нем были две большие комнаты. В одной была русская печь и стоял длинный стол, некрашеный и шершавый. В другой комнате были нары. Можно было спать и на нарах. Мы пошли набивать матрацы, а Яшка пошел в правление колхоза.

Вечером опять стучали косточками. Я не мог из-за этого читать. Женька Семенов открыл свой чемодан, и я увидел, что в чемодане у него целая кипа пластинок на рентгеновской пленке. Он хотел закрыть чемодан, но я подставил ногу. Мне хотелось его разозлить. Неизвестно для чего. Просто так.

- «Электрический джаз»?

- Культурная работа на селе.

- А если по шапке?

- Это кто? Может быть, ты? Сними ногу. Сними, я тебе говорю.

- Интересно, какие из них получатся щи?

- Не ломай чемодан...

Подошел Валерий Осипов и плечом оттолкнул меня.

- Эй ты, не очень! Если тебя заставили ехать, так никто не виноват. Чего ты к нему пристал?

Я отшвырнул ногой Женькин чемодан.

- А ты приехал грамоту зарабатывать?

Ребята стояли кружком. Я посмотрел и увидел, что они против меня.

Женька собрал вещи и закрыл чемодан.

- Ясно?

- Как днем.

Я пролежал весь вечер на нарах. Мне хотелось, чтобы обвалилась крыша. Хотелось выйти и заорать на все поле. И даже не с кем было поговорить.

Утром принесли бидон молока. Потом нам этот бидон приносили каждое утро. Чуть свет приходила женщина, растапливала печь и готовила нам. Она стеснялась: прятала глаза, не разговаривала с нами и только Яшке сказала, что зовут ее Полиной.

Нас разбили на две группы. Четырех слесарей послали на ремонт тракторов и машин. Остальные были грубой рабочей силой. Я тоже был грубой рабочей силой. И это было лучше.

Колхоз строил траншеи для силоса и большой коровник. Нам надо было заготовить камни для этого коровника и для траншей. Камни были в яме. Они лежали там уже лет двадцать. Их засыпало землей. Кое-где на этой земле даже выросли кусты. Потом надо было носить камни к коровнику. Двести метров по тропинке вдоль оврага. И по этой тропинке ни телега, ни машина проехать не могли.

Утром мы пришли к яме, сели на край и минут пятнадцать посидели. Над деревней подымалось солнце. Воздух был голубой и прохладный. Озеро блестело. Лес за озером казался синим. Из деревни тянуло свежим тесом и дымом. Внизу, по дороге, ехала телега. Лошадь вязла в грязи, рвалась и шла не прямо, а ступала то влево, то вправо.

Яшка встал.

- Посидим еще, — сказал Женька. — Птички, одуванчики, родная сторона.

Ребята не поднимались. Мне тоже хотелось еще посидеть. Но я спрыгнул в яму и взял лом.

Мы вытащили несколько больших камней.

- Работа для лошадей, — сказал Виктор Селицкий. — Это не напильничком. И в тисочках.

- Бурлаки на Волге, — сказал Женька.

Часа через два мы остались в одних майках. Лица у всех были красные и потные. Ребята работали парами. Я работал один. Самое трудное было вытащить камень из песка. Песок осыпался, и камень уходил все глубже. Я выбирал камни побольше и подкатывал их к носилкам. Потом нашел доску, я видел ее наверху еще утром, и катил камень по доске. Получилось скорей, и было легче.

- Универсальная доска Александра Кочина! — закричал Женька. —Чудо атомного века! Космическая камнетащилка!

Женька смеялся. Но Яшка был умнее. Он пошел в деревню и принес еще две доски.

До обеда мы ни разу не отдохнули. Но когда пошли на обед, то увидели, что почти ничего не сделали. На площадке лежало всего несколько камней. Мы постояли возле этих камней, посмотрели на них и пошли дальше. Никто не сказал ни слова. Я чувствовал, что у меня дрожат ноги, а плечи тяжелые и неподвижные.

- Что-то у нас не так, —сказал Яшка, когда мы вернулись к яме. — Медленно что-то.

После обеда мы сделали еще меньше. Ребята отдыхали всё чаще. Они лезли наверх и сидели там. А я оставался в яме и работал. Руки у меня уже совсем онемели. В пять часов все побросали ломы и лопаты.

- Кончай, — сказал Яшка.

Я смотрел, как они потягиваются и разгибаются на краю ямы.

- Чего ж это вы, добровольцы? Еще же светло.

Яшка повернулся ко мне, пожал плечами и спросил:

- Еще, что ли?

- А чего нам! — закричал Женька. — Кочин амнистию зарабатывает. Пускай зарабатывает.

Мы работали до темноты. Таскали камни молча и ожесточенно. Со мной никто не разговаривал. Они делали вид, что не замечают меня. Потом все пошли на озеро мыться. Я тоже пошел.

Все, кто работал в яме, лежали после ужина на нарах не двигаясь. В домино играли только слесари. Руки и ноги не сгибались. Все тело стало деревянным. Было больно от каждого движения. Но я не ложился. Я достал учебник геометрии и сел у окна. Было четверть одиннадцатого. Ира, наверное, была дома. Я перевернул страницу, хотя не прочел ни строчки. Я заставлял себя сидеть и боялся заснуть. Откуда-то издалека доносился хриплый голос Яшки, хохоток Женьки и совсем сонный голос Валерия Осипова.

- А может быть, лошадь пройдет там? —сказал Яшка.

- Были тут умники, наверное, и почище, — ответил Женька.

- Лошадь - нет. Лошадь как же? Не больше метра, — проговорил Валерий Осипов.

Мне были безразличны все камни на свете. И камни в нашей яме тоже. Если бы за ночь они свалились обратно в яму, ничего бы не случилось. Но что-то, конечно, можно было придумать, чтобы таскать их скорее. Я чувствовал, что совсем засыпаю. Послышалось тарахтение трактора. Потом какой-то окрик и возня. Потом женский голос.

- Чего бьешь? Смотри колесо...

Потом мужской голос:

- Телега-то новая.

Другой мужской голос возразил:

- Старая-то крепче. Доску подложи. Вытянет.

Я открыл глаза и увидел возле окна темные фигуры и лошадь. На дороге застряла телега. Я повернулся и увидел, что Женька храпит, широко открыв рот. Другие ребята тоже спят. Только Яшка лежит, положив руку под голову, и смотрит в потолок. Я спросил:

- Слушай, мы еще доски достать можем?

- Доски? Зачем?

- Тачки сделать. Или найти можно.

- Верно, — сказал Яшка. — А верно...

Я посмотрел в окно. Телега выехала по доске. На телеге были бочки. Я закрыл учебник и спрятал его в чемодан. Разделся, кинул под нары носки.

- Кочин, а ты чего это ходишь, будто тебя петух клюнул? — спросил Яшка.

Я не ответил. Он сказал:

- Ты брось это. Зачем? Ну?

- А ты что, в долг хочешь?

Яшка разозлился, сел и крикнул:

- А вы, там, кончайте со своим домино! Надоело!

Утром опять было солнце. Оно было оранжевое и ослепительное. Когда мы вышли с Виктором Селицким из дому, навстречу нам ехал знакомый грузовик. Он свернул на дорогу и начал спускаться вниз. Может быть, он каждый день ходил на станцию?

На скотном дворе мы нашли две тачки. Нам отдали их. Мы порылись в кузнице и среди обломков плугов, борон и ржавых ободов отыскали хорошее колесо. К обеду у нас было три тачки. Наша была еще ничего, а те две еле дышали.

Ребята работали в яме, а мы с Виктором прокладывали из досок дорогу. Две самых хороших доски опустили в яму.

Вечером испытали дорогу. Каждый отвез по тачке. Доски не прыгали, и с пустой тачкой можно было даже бежать. Трудно было только выезжать из ямы. Доски поднимались круто и прогибались. Нужны были сила и привычка, чтобы удержать тачку в равновесии и чтобы она не полетела вниз. Но это было лучше, чем таскать носилки.

Последнюю тачку повез Женька. Мы положили ему камень. Он застрял наверху, но рывком все же выкатил тачку, развернул на площадке и крикнул:

- Дорога смерти имени Кочина! Ура!

После ужина я забрался на нары вместе со всеми. Снова вынул учебник геометрии. Строчки двоились и расплывались. Руки были тяжелые, и голова тоже была тяжелая. Хотелось только одного - закрыть глаза. Я подумал, что это и хорошо. Три дня прошли незаметно. И хорошо, что здесь совсем тихо. Хорошо, что слесари ушли в кино. И хорошо, что все спят. На ноги прыгнула кошка. Надо было ее согнать. Она свернулась и затихла. Ее все равно надо согнать...

Каждый день яма становилась все глубже и груда камней возле коровника росла. Полдня в яме, полдня на тачке. Так прошла неделя. Пришел последний день. Завтра в это время я должен быть в Ленинграде. И мне стало жалко, что я уезжаю и ребята кончат эту яму без меня.

Я менялся с Женькой. После обеда я был в яме. Рядом со мной работал Яшка. Он был без майки, и я видел его широкую и мокрую спину, осыпанную песком. С другой стороны доски постукивал ломом Виктор Селицкий. Он работал в тельняшке. Мне попался камень весь в острых углах. Я никак не мог за него ухватиться. Два раза он падал обратно в свое гнездо, но потом я все же подцепил его и вытащил. Тачки не было, и я сел на камень. Было тепло. В яме ветра совсем не чувствовалось, и только от земли тянуло сыростью. Я оглянулся и увидел, как мы изрыли всю эту яму. Яшка отгребал лопатой песок. Потом почистил лопатой доску. Вечером мне нужно будет что-то придумать и сказать Яшке, и надо узнать насчет машины.