Генералиссимус. Книга 2. - Владимир Карпов

Курская дуга

После Сталинградского сражения, еще когда велось уничтожение окруженной группировки, инициатива действий на других фронтах перешла к советским войскам. Как известно, Сталин сначала провел частную операцию на Западном фронте, под Ржевом (чем очень испугал командование гитлеровской армии). Вся огромная группировка гитлеровцев, находившихся на Северном Кавказе, оказалась под угрозой окружения в результате активных действий Воронежского фронта под командованием Голикова и Юго-Западного фронта под командованием Ватутина. Сталин хотел использовать эти успешные действия Воронежского и Юго-Западного фронтов: решил активизировать и подтолкнуть им на помощь другие фронты, дал такую директиву командующему Южным фронтом Еременко: «Сопротивление противника в результате успешных действий наших войск на Воронежском, правом крыле Юго-Западного, Донском и Северо-Кавказском фронтах сломлено. Оборона противника прорвана на широком фронте. Отсутствие глубоких резервов вынуждает врага вводить подходящие соединения разрозненно и с ходу. Образовалось много пустых мест и участков, которые прикрываются отдельными небольшими отрядами. Правое крыло Юго-Западного фронта нависло над Донбассом, а захват Батайска приведет к изоляции Закавказской группировки противника. Наступила благоприятная обстановка для окружения и уничтожения по частям Донбасской и Черноморской группировок противника». Продолжая наступление, советские войска 16 февраля, обойдя Харьков с севера и с востока, овладели городом. В этот же день, 16 февраля 1943 года, был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Василевскому звания Маршала Советского Союза. Он как раз находился на этом направлении, координировал действия Воронежского и Юго-Западного фронтов. Сталин, очень высоко оцепив его заслуги в Сталинградской операции и то, что сейчас вот так активно развивается наступление в направлении Донбасса и Днепра, решил не только отметить его прошлые успехи, но и вдохновить на будущие активные действия. Гитлеровское командование понимало опасность создания еще одного, более крупного, чем сталинградский, «котла», если советские войска выйдут к побережью Азовского моря и на Днепр. Срочно были собраны все возможные резервы и переданы группе «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна. Теперь уже сама обстановка избавила его от действий по деблокировке сталинградской группировки, и он, собрав воедино мощный танковый кулак, 19 февраля нанес сильный контрудар во фланг нашим наступающим фронтам. Этот контрудар был для нас абсолютной неожиданностью. Как это случалось не раз, увлеклись наступлением и просмотрели сосредоточение войск противника. Этим контрнаступлением Манштейн, можно сказать, перечеркнул все успехи Воронежского и Юго-Западного фронтов, отбросил их назад, на исходные позиции, и продвинулся даже дальше, угрожая захватить Белгород. Сталин позвонил Жукову (в эти дни он находился на Северо-Западном фронте), спросил, какая там у них сейчас обстановка. – Ранняя оттепель привела к тому, – доложил Жуков, – что река Ловать стала труднопроходимой и, видимо, войскам Северо-Западного фронта временно придется прекратить здесь свои наступательные действия. – Ну что же, если так, то я согласен: пусть временно прекратят наступление. –Сталин понимал: после напряженных боев нужна передышка. Кроме того, Верховный посоветовался с Жуковым о некоторых перестановках. – Мы тут решили поставить командующим Западным фронтом Соколовского. – Я бы предложил на это место Конева, – сказал Жуков, – он уже командовал Западным фронтом, знает обстановку да и командиров соединений. А Тимошенко целесообразно послать на Юг представителем Ставки, помогать командующим Южным и Юго-Западным фронтами. Он тоже хорошо знает те районы, бывал там неоднократно. Да и обстановка там вроде бы для наших войск складывается не очень благоприятно. – Хорошо, – согласился Сталин, – я скажу Коневу, дам ему все указания, а вы завтра вылетайте в Ставку. Надо обсудить обстановку на Юго-Западном и Воронежском фронтах. Возможно, вам даже придется срочно вылететь в район Харькова. В Москве произошел разговор необычный, не в узком кругу. В кабинете собрались руководители наркоматов, крупных металлургических, авиационных, станкостроительных заводов. Здесь же были все члены Политбюро, многие конструкторы. После изложения в общих чертах обстановки на фронте Сталин дал указания руководителям промышленности более энергично организовывать производство, помогать фронтам, которые осуществляют крупные наступательные операции и которым, к тому же, предстоит сложная кампания 1943 года. Сталин как всегда занимался не только военными вопросами, но руководил и всем хозяйством страны, созданием резервов, дипломатией и партийными делами. Совещание закончилось в 3 часа ночи. Сталин подошел к Жукову и спросил: – Вы обедали? – Нет. – Ну, тогда пойдемте ко мне, да заодно и поговорим о положении в районе Харькова. Не успел Жуков перекусить, как из Генерального штаба офицер-направленец принес карту обстановки Юго-Западного и Воронежского фронтов. Он доложил о тяжелой ситуации, создавшейся там: Воронежский фронт, которым командовал генерал-полковник Голиков и членом Военного совета которого был Хрущев, действовал неоперативно и в результате оказал недобрую услугу частям Ватутина – нависла угроза над Харьковом. – Почему Генеральный штаб не подсказал? – спросил Сталин. – Мы советовали, – ответил направленец. – Генеральный штаб должен был вмешаться в руководство фронтом, – выговаривал Сталин. А затем, подумав немного, сказал Жукову: – Все-таки вам утром придется вылететь туда. Видите, что там творится? Тут же Верховный позвонил на Воронежский фронт. Трубку снял Хрущев. – Что же вы, товарищ Хрущев, там проморгали контрудары противника и подставляете не только себя, но и своих соседей?.. Отчитав Хрущева, Сталин повесил трубку и сказал Жукову: – Все же надо закончить обед. Это, конечно, был уже не обед, а завтрак, потому что истекал пятый час утра. Жуков спросил разрешения у Верховного: – Я понимаю, что надо лететь срочно, но я зайду в Наркомат обороны, чтобы подготовиться к отлету на Воронежский фронт. Надо мне там взять имеющиеся сведения. В тот же день, ознакомившись с обстановкой, Жуков позвонил Сталину и доложил, что происходит. События развивались хуже, чем докладывал работник Генерального штаба во время обеда у Сталина. Жуков сообщил: – Харьков уже взяли части противника и, не встречая особого сопротивления, продвигаются на Белгородском направлении, заняли Казачью Лопань. Необходимо срочно перебросить сюда все что можно из резервов Ставки, в противном случае немцы захватят Белгород. Сталин не успел выдвинуть необходимые резервы, хотя и стремился это сделать, точнее, резервные соединения не успели выполнить его указаний. И 18 марта Белгород был взят немцами. Но 21 марта Сталин вывел 21-ю армию севернее Белгорода, и Жуков ее силами организовал довольно прочную оборону. А 1-ю танковую армию Сталин сосредоточил в районе южнее Обоями, на всякий случай, если потребуются срочные контрудары по противнику. Таким образом, Сталин своими резервами выправил положение на этом очень напряженном участке фронта. Контрнаступление противника было остановлено, фронт стабилизировался. Желая предотвратить подобные неожиданности, Сталин приказал начальнику Генерального штаба Василевскому организовать тщательную разведку перед Центральным, Воронежским и Юго-Западным фронтами, да и вообще уточнить, что здесь противостоит нашим фронтам. Надо сказать, что на этих направлениях действиям наших войск очень способствовали партизанские отряды. Войска уже вышли поближе к партизанским районам на Украине и в Белоруссии. Партизаны наносили удары на железных дорогах – пускали под откос эшелоны, и еще они доставляли много сведений о противнике. Василевский, готовя Сталину разведывательные данные о группировке вражеских войск, использовал сведения, добытые партизанами. В наступившей стабилизации фронта в районе Курского выступа Сталин спокойно осмотрелся, изучил данные о противнике, детально все это обдумал и взвесил и стал размышлять о будущих операциях. После войны, как и в случае с авторством плана Сталинградского контрнаступления, возникли разные версии: кто предложил, кто был первым, кто автор замысла Курской битвы? Сталин 11 апреля обсудил план всей летней кампании 1943 года, а потом отдельно был обсужден план операции в районе Курской дуги. Василевский, Антонов и Жуков, по указанию Сталина, целый день 12 апреля проработали в Генеральном штабе, подготавливая материалы для доклада Верховному Главнокомандующему. И вечером того же дня они втроем доложили эту окончательную разработку Сталину. Суть замысла, в конечном счете, и решения, принятого Сталиным, сводилась к тому, что операция на Курском выступе должна состоять из 2-х этапов: 1-й этап – преднамеренная, устойчивая оборона, выбивающая основные силы наступающего врага; 2-й этап – решительное наступление и разгром группировок противника, которые будут наступать под Курским выступом. Оборона наших войск была не вынужденной, а преднамеренной, и выбор момента для перехода в наступление Ставка поставила в зависимость от обстановки, имея, однако, в виду, что не следует торопиться, но и нельзя затягивать. После завершения этой подготовительной работы Сталин приказал Василевскому и Антонову оформить все документы, то есть план этой операции, и дать директивные указания войскам. Подготовка и организация действий войск на Курской дуге длилась несколько месяцев. И, казалось бы, в период, когда не было активных боевых действий на фронтах, можно было немного отдохнуть после напряженных боев под Сталинградом, Ленинградом, Харьковом. Но не тут-то было! В этом затишье не только Сталин, а и все члены Ставки, да и командующие фронтами, испытывали нервное напряжение, не меньшее, чем в боях. Фронты создавали эшелонированную оборону глубиной до 200 километров, где в траншейной системе были окопаны не только орудия прямой наводки для истребления танков, но и много танков, чтобы стрельбой с места выбивать танки противника. Артиллерия пристреляла необходимые рубежи и районы. Шла сложная перегруппировка войск. Сосредоточивались огромные силы. На двух фронтах – Центральном и Воронежском – только общевойсковых армий было шесть, две танковые армии, воздушная армия, стрелковых корпусов – 22, стрелковых дивизий – 76, отдельных стрелковых бригад – 4, отдельных танковых корпусов – 4, отдельных танковых бригад – 9, дивизия гвардейских минометов «катюш» – одна и много специальных войск. И вот все перечисленное изготовилось к бою. Ждали начала наступления противника... А он не наступал. Командование терялось в догадках: что же происходит? Может быть, ошиблись? Может быть, создали здесь такую плотность войск, боевой техники, а противник ударит где-нибудь на другом участке фронта? Может быть, на Москву? Еще и еще раз проверяли информацию через разведку, и она подтверждала: мет никаких ошибок, здесь у противника сосредоточены главные ударные группировки для решительного наступления, – и перечисляла, в подтверждение этого, номера соединений и направления их предстоящих действий. Разведка доказывала – ошибки не может быть. А гитлеровская армия все не наступала. Сталин послал на передовую для координации действий Воронежского и Южного фронтов Василевского, а Жукову было поручено координировать действия трех фронтов: Центрального, Брянского и Западного. Наконец разведка доложила, что противник перейдет в наступление 10—12 мая на Орловско-Курском и Белгородско-Обоянском направлениях. Немедленно Ставка проинформировала войска, и все напряглись в готовности. Но и в эти дни противник в наступление не перешел. И опять томительное ожидание. И вновь поступает информация: противник перейдет к активным действиям не позднее 26 мая. Однако и на сей раз боевые действия не были начаты. Командующие фронтами и Сталин окончательно занервничали. Ватутин предложил Верховному Главнокомандующему изменить решение и самим нанести упреждающий удар. Но Сталин колебался. Он поговорил с Василевским о том, чтобы Генеральный штаб разработал план для перехода к решительным действиям немедленно. Но при этом сказал Василевскому: «Я по этому поводу дам дополнительные указания». И вот 2 июля разведчики доложили, что наступление гитлеровцы начнут не позднее 6-го. Нужно сказать, что наша разведка и в предыдущих случаях не ошибалась. Она точно устанавливала намечаемые даты начала наступления, исходя из тех сроков, которые намечали сами немцы. Но сами же немцы откладывали и меняли эти даты, поэтому и получалась такая вроде бы неточность в докладах разведчиков. 4 июля в 16 часов противник предпринял боевую разведку небольшими силами – всего четырьмя батальонами, с двадцатью танками. Конечно же, он в оборону не вклинился, но наши захватили пленных из состава этой боевой разведки, и те показали, что на следующий день будет начато общее наступление. К тому же «языки» были взяты и разведчиками, они тоже подтвердили эти сведения. И теперь, основываясь вроде бы на неопровержимых данных о предстоящем наступлении, наши командующие фронтами решились на проведение (правда, заранее запланированной) артиллерийско-авиационной контрподготовки. Нетрудно представить, что произошло, когда ураганный огонь артиллерии и бомбы с самолетов посыпались на сосредоточившиеся войска противника. Во-первых, немецкие части понесли большие потери от огня! Во-вторых, в моральном отношении это противника обескуражило! И все же гитлеровцы в 4.30 начали свою артиллерийскую подготовку, а в 5.30 перешли в наступление по всему фронту. Им потребовалось всего немногим более 2-х часов для того, чтобы оправиться от такой мощной контрподготовки, и они оказались способны начать наступление. Позднее, из показаний пленных и осмотра немецких позиций, которые были заняты в результате нашего наступления, выяснилось, что контр подготовка, несмотря на ее мощь, не достигла желаемых результатов. Ее начали рановато. Подразделения противника еще находились в окопах, в блиндажах, а танки и бронетранспортеры в капонирах. И поэтому немецкие части не понесли таких потерь, какие предполагались нашей стороной. Контрподготовку надо было начинать позже часа на полтора, когда живая сила уже вышла бы из траншей и находилась в открытом поле, а танки были выведены из укрытий и. готовы двинуться в направлении наших позиций. Но все равно, противник понес большие потери и, главное, морально был обескуражен мощной предупредительной артиллерийской грозой. Но теперь обстановка изменилась на 180 градусов – мощнейший огонь артиллерии и авиации обрушился на позиции советских войск. Около часа длилась эта артиллерийско-авиационная буря, после которой двинулись гитлеровская пехота и танки. Они шли, полные решимости опрокинуть наши войска. В боевых порядках пехоты были новые «тигры» и «фердинанды». Они поддерживали действия пехоты. Среди войск противника в период подготовки велась соответствующая моральная накачка, и немцы, как и в первые дни войны, шли в атаку нагло, с засученными рукавами, готовые уничтожить всех на своем пути. Однако интенсивная военная и морально-психологическая подготовка, проводившаяся в течение нескольких месяцев на пашей стороне, тоже дала результаты: несмотря на мощь и решительность гитлеровцев, атака была отбита. Наступавшие залегли. После этого артиллерийский налет повторился. Немцы опять кинулись вперед, и вновь атака была отбита. Так повторялось четыре раза. И только после питой атаки и новой сильной артиллерийско-авиационмой поддержки немцам удалось вклиниться в нашу оборону и оттеснить советские части на 3—6 километров, на разных участках по-разному. Сталин приказал командующему 16-й воздушной армией Руденко поднять все самолеты для того, чтобы ослабить и, может быть, даже остановить удар гитлеровцев на главном направлении. Руденко бросил сюда 150 бомбардировщиков, которых прикрывали 200 истребителей. Авиационный удар сыграл свою роль: наступление немцев приостановилось. Первый могучий удар врага приняли на себя воины 13-й армии под командованием генерала Пухова. Теперь явно определилось направление главного удара противника. Сюда же срочно был перегруппирован и 17-й стрелковый корпус. Не считаясь с огромными потерями, командующий группой армий «Центр» фон Клюге продолжал гнать свои части вперед, и к концу третьего дня выступления они продвинулись на 10 километров в глубину нашей обороны. Но все же не была прорвана даже тактическая глубина. Понимая это, фельдмаршал фон Клюге с утра 7 июля вновь начал артил-лерийско-авиационную подготовку и приказал продолжать наступление. До 10 июля части гитлеровцев здесь не смогли продвинуться ни на один километр. Наши подразделения держались стойко – вся предварительная работа давала положительные результаты. Даже расчеты 45-миллиметровых пушек, снаряд которых не пробивал броню «тигра», и те приспособились: они били по гусеницам, останавливая тем самым «тигры», а затем смельчаки подбирались к стальным чудищам и забрасывали их гранатами или подкладывали противотанковые мины им под днища и подрывали уже стоящие на месте танки. 9 июля позвонил Сталин и спросил, как идут дела. Жуков доложил: – На участке Центрального фронта противник не располагает уже такой силой, чтобы прорвать оборону наших войск. Я полагаю, для того чтобы не дать ему возможности закрепиться на достигнутом рубеже и организовать оборону, к которой он вынужден будет теперь перейти, надо немедленно переходить в наступление всеми силами Брянского фронта и левым крылом Западного фронта. Это очень облегчит действия Центрального фронта, и он сможет провести запланированное контрнаступление. Сталин сказал: – Ну тогда выезжайте к Попову и вводите в действие Брянский фронт... В этот же день Жуков приехал в штаб Брянского фронта и здесь вместе с командующим генералом Поповым, связавшись с командующим Западным фронтом Соколовским, организовал контрудар этих двух фронтов во фланг продвинувшимся против Рокоссовского частям фон Клюге. Если посмотреть на расположение войск в районе Орла, то клин, выступивший в направлении города и несколько восточнее, представлял собой очень удобную позицию для нанесения именно флангового удара. Вот этот фланговый удар и организовал Сталин. 12 июля два фронта – Западный и Брянский – ударили под основание гитлеровского клина. Ах, как заметался генерал-фельдмаршал фон Клюге! Он понимал, чем грозит этот мощный удар по тылам его частей. Клюге срочно снял части даже с главного направления и перебросил их против контрудара, пытаясь тем самым спасти положение. Получив об этом сведения от разведки, Сталин приказал немедленно перейти в наступление Центральному фронту Рокоссовского. Ослабленные части немцев на главном направлении не выдержали этого удара и стали медленно отходить. И вот когда на Орловском направлении стало ясно все, позвонил Сталин и приказал Жукову срочно отправляться на Воронежский фронт с тем, чтобы взять на себя координацию войск Воронежского и Степного фронтов, и особенно, чтобы заняться направлением на Прохоровку, где происходило очень напряженное танковое сражение. Что же здесь произошло? Подвинувшись за первые три дня всего на восемь километров, командующий на этом крыле Курской дуги фельдмаршал Манштейн решил окружить наши части непосредственно в тактической глубине обороны, для чего сосредоточил около 700 танков своей группы армий «Юг» и около 300 танков группы «Кемпф» – всего до 1000 танков и самоходных орудий. Когда Манштейн нанес этот удар, Василевский вместе с командующим фронтом генералом армии Ватутиным попытался остановить войска немцев своим контрударом. Вот эти две наступающие крупные группировки и столкнулись во встречном бою в районе Прохоровки 12 июля. Сталин лично руководил войсками в этой критической ситуации. Он выделил в распоряжение Василевского резервы Ставки: 5-ю гвардейскую армию генерала Жадова и 5-ю гвардейскую танковую армию генерал-лейтенанта Ротмистрова. Кроме того, сюда двигалась 27-я армия генерал-лейтенанта Трофименко из состава Степного фронта. Именно в этот момент Сталин приказал Жукову переместиться на это направление, где разгорелось главное танковое сражение на Курской дуге. Я не нахожу ни слов, ни красок для того, чтобы описать танковое сражение, которое произошло под Прохоровкой. Постарайтесь представить около 2000 танков, столкнувшихся на небольшом пространстве, осыпающих друг друга градом снарядов, горящие костры уже подбитых танков, выскакивающие из этик горящих танков экипажи – немецкие и наши – и бросающиеся в рукопашную... И все это длилось целый день! Ожесточенность сражения можно представить и по потерям: более 400 гитлеровских и не менее наших танков остались догорать на этом поле боя или лежали грудами искореженного металла после взрыва боекомплекта внутри машины. Приведу короткие цитаты из воспоминаний участников этого сражения. Вот что пишет Герой Советского Союза Г. Пенежко: «На огромном поле перемещались наши и вражеские машины. Видишь крест на броне танка и стреляешь по нему. Стоял такой грохот, что перепонки давило, кровь текла из ушей. Сплошной рев моторов, лязганье металла, грохот, взрывы снарядов, дикий скрежет разрываемого железа. Танки шли на танки... Мы потеряли ощущение времени, не чувствовали ни жажды, ни зноя, ни даже ударов в тесной кабине танка. Одна мысль, одно стремление – пока жив, бей врага... Наши танкисты, выбравшиеся из своих разбитых машин, искали на поле вражеские экипажи, тоже оставшиеся без техники, и били их из пистолетов, схватывались в рукопашную. Каждый из нас сделал на Прохоровском поле все, что было в его человеческих силах». Это переживания нашего воина. А вот что чувствовал ефрейтор Войтхон, взятый в плен здесь, под Прохоровкой. Он сказал, что в его роте из 100 человек уцелели всего трое. И те попали в плен. Не более 12 раненых сумели уползти в тыл. Наш майор, который допрашивал этого пленного, среди документов увидел фотокарточку и, показав ее Войтхону, спросил: «Кто это?» – «Это я». Но на фотокарточке был полнощекий молодой человек с густыми волосами и очень бодрым, веселым выражением лица. «По-видимому, это очень давняя ваша фотокарточка?» Пленный ответил: «Нет, это я сфотографировался в прошлом году, когда был в отпуске». Перед майором стоял не молодой человек, а морщинистый, седой пожилой солдат. Майор достал небольшое зеркало, перед которым брился по утрам, и протянул пленному. Пленный посмотрел на себя и просто онемел: он увидел себя седым, дряхлым человеком. «Проклятая война! Я же не был седым, я же знаю это точно. Вчера, накануне этого боя, я брился и не был седым». Прохоровскос побоище было переломным моментом в битве под Курском. Но Манштейн не считал себя побежденным. Позднее он напишет в своих мемуарах: "Сражение достигло своей высшей точки! Скоро должно было решиться – победа или поражение. Такова была обстановка, когда фельдмаршал фон Клюгс и я были вызваны 13 июля в ставку фюрера. Было бы правильнее, конечно, если бы Гитлер сам прибыл в обе группы или – если он полагал, что общая ситуация не позволяла ему выехать из ставки, -прислал бы к нам начальника Генерального штаба. Но во время всей Восточной кампании редко удавалось склонить Гитлера выехать на фронт... Фельдмаршал фон Клюге доложил (на совещании 13 июля. – В. К.),что армия Моделя не может продвигаться дальше и потеряла уже 20 тысяч человек. Кроме того, группа вынуждена отобрать все подвижные части у 9-й армии, чтобы ликвидировать глубокие прорывы, сделанные противником в трех местах фронта 2-й танковой армии. Уже по этой причине наступление 9-й армии не может продолжаться и не может быть потом возобновлено. (Клюге имеет в виду контрудар, организованный Сталиным, Западного и Брянского фронтов. – В. К.)Напротив, я заявил, что если говорить о группе «Юг», сражение зашло в решающую стадию. После успешного отражения атак противника, бросившего в последние дни почти все свои оперативные резервы, победа уже близка. Остановить сейчас битву, вероятно, означало бы упустить победу!" Дапее Манштейн очень пространно излагает свой план разгрома резервов советских войск и выхода в тыл армии, которая находится в Курском выступе, и даже если 9-я армия, пишет он, не сможет наступать, то он своими частями, пусть не создав полного окружения советских частей на Курском . выступе, все же нанесет им огромные потери и, по сути дела, победно завершит операцию «Цитадель». Правда, сам же Мин штейн в своих воспоминаниях после этого оптимистического изложения предстоящих действий: его группы армий «Юг» пишет: «К сожалению, из этих планов ничего не получилось». Очевидно, что Манштейн, желая как-то оправдаться перед историей, делал хорошую мину при плохой игре. Когда он строил победные планы будущих действий своих войск, под Курском уже закончилось Прохоровское сражение, в котором его войска были разгромлены и начали отход к своим прежним позициям. Что же касается боевых действий группы армий «Центр», то ее командующий фельдмаршал фон Клюге сказал, что она уже абсолютно не способна не только к дальнейшему наступлению, но не сможет и отражать удары советских войск. Таким образом, на северном фасе Курской дуги контрнаступление трех фронтов: Западного и Брянского, а затем Центрального, – завершилось полным разгромом противника. Эта операция готовилась заранее и имела свое кодовое название – «Кутузов». Здесь Сталин еще раз нанес сокрушительное поражение фельдмаршалу Клюге, с которым он встретился еще под Москвой. Тогда Клюге командовал 9-й армией, которую гнали от столицы на 200 километров. Но Гитлер за какие-то заслуги все же назначил Клюге командующим группой армий «Центр» после того, как был снят фельдмаршал фон Бок. На южном фасе Курской дуги, после грандиозного сражения под Прохоровкой, были также нанесены сильные контрудары, в результате чего начавшееся здесь контрнаступление, а также большое истощение войск противника в районе Белгорода, заставили гитлеровское руководство признать свой широко задуманный план «Цитадель» провалившимся, и, чтобы спастись от полного разгрома, оно решило отвести войска обратно на оборонительные рубежи, с которых они начинали наступление. Как только немецкие части отошли и закрепились на своих исходных позициях, Жуков посчитал целесообразным, прежде чем продолжать наступление, дать передышку войскам, произвести перегруппировку и пополнить израсходованные запасы. Но Сталин считал, что нельзя допускать паузы, и требовал от Жукова, чтобы он продолжал наступление, утверждая, что противник сейчас не может оказать сопротивления и нужно использовать моральное потрясение, которое пережила гитлеровская армия. Жуков по этому поводу пишет: «Мне и Василевскому стоило многих трудов доказать ему необходимость излишне не спешить с началом действий и начать операцию только тогда, когда она будет всесторонне подготовлена и материально обеспечена. С нашими соображениями Верховный Главнокомандующий согласился». После смерти Сталина появилась версия о том, что он никогда никого не слушал и единолично принимал военно-политические решения. С этим согласиться нельзя. Если Сталину докладывали вопросы со знанием дела – он слушал. И бывали случаи, когда он отказывался от своих собственных мнений и решений. Так было с началом операции, которая завершала вторую стадию сражения на Курской дуге. Этот второй этап сражения под Курском был утвержден Сталиным еще в мае. Теперь, после того как первый этап завершился на Центральном фронте 12 июля, а на Воронежском фронте 21 июля, было необходимо внести в план соответствующие изменения, чем и занялись Сталин и Генштаб при координации действий фронтов. На северном фасе Курской дуги против Центрального, Брянского и Западного фронтов действовала разгромленная группа армий «Центр». Здесь успешность наших наступательных действий сомнений не вызывала. Больше пришлось потрудиться с организацией наступления Воронежского и Степного фронтов. Непросто было ввести s действие целый Степной фронт. Раньше, на первом этапе, Степной фронт в сражении участия не принимал, хотя некоторые соединения, ввиду кризисных ситуаций, вводились в сражение, и таким образом этот фронт имел потери еще в ходе оборонительной фазы. Воронежский фронт на первом этапе тоже понес большие потери в людях и технике. Но все же Сталин сберег главные силы Степного фронта и, успешно решив первую фазу – оборонительную, теперь имел в своем распоряжении значительные силы. Учитывая более благоприятные условия на Северном выступе, Сталин решил войска Центрального, Западного и Брянского фронтов двинуть в наступление первыми. Запустив здесь боевые действия и будучи уверенным, что все будет развиваться благоприятно, Сталин 3 августа нанес мощный удар на Курской дуге силами Воронежского и Степного фронтов. 5 августа войска Степного фронта ворвались в Белгород и продолжали продвигаться в направлении Харькова. В этот же день на северном фасе был освобожден город Орел. Разумеется, командующие фронтами поспешили доложить Верховному Главнокомандующему об этих победах. В кабинете Сталина находились Антонов и Штеменко. Сталин пребывал в очень хорошем настроении и спросил их: – Читаете ли вы военную историю? Генералы не знали, что ответить. Как говорил Штеменко: «Нам в эти дни было не до истории». А Стали" между тем продолжал: – Если бы вы ее читали, то знали бы, что еще в древние времена, когда войска одерживали победы, то в честь полководцев и их войск гудели все колокола. И нам неплохо бы как-то отмечать победы более ощутимо. А не только поздравительными приказами. Мы думаем, – кивнул он на сидевших за столом членов Ставки, – давать в честь отличившихся войск и командиров, их возглавляющих, артиллерийские салюты и учинить какую-то иллюминацию... Вот так родилась идея о победных салютах, и именно в честь освобождения Орла и Белгорода в Москве был дан первый салют с залпами трассирующих снарядов из зенитных орудий. Но тогда при этом первом салюте посыпалось на крыши домов, да и на людей, немало осколков от этих зенитных снарядов. И поэтому в дальнейшем было примято решение – из зенитных и других орудий стрелять холостыми и украшать салют фейерверком ракет. Так победно завершились две наступательные операции под Курском; на северном фасе эта операция называлась «Кутузов», а на южном – «Румянцев». 23 августа войска Степного фронта освободили город Харьков, и таким образом фронты Западный, Брянский, Воронежский и Степной вышли на рубеж, позволявший строить и осуществлять дальнейшие планы по стратегическому наступлению в сторону Днепра и «Восточного вала», созданного на этой реке гитлеровцами. Победа под Курском имела мощный международный резонанс. Многие союзники Германии поняли, что вопрос о поражении гитлеровцев в этой войне предрешен. К. тому же для стабилизации Восточного фронта немецкому командованию пришлось перебрасывать с Запада срочным образом более 14 дивизий, что, конечно же, способствовало предстоящему открытию второго фронта союзниками. Здесь мне хочется привести приказ Гитлера, который он отдал своим войскам перед операцией «Цитадель». Мне кажется, из этого приказа читатели более наглядно увидят, какие надежды возлагал Гитлер на эту операцию и какие беды постигли немцев в результате победных и умелых действий наших войск под руководством Верховного Главнокомандующего Сталина.