Моря и годы (Рассказы о былом) - Владимир Андреев

— Аварийной партии завести пластырь! Половина курсантов на пластырь! — командует Карпов.

Все работают без суеты, молча и быстро. В районе носовой части внизу слышны удары кувалд — стало быть, ставят подпоры или аварийные щиты. По нашему разумению, аварийное учение идет слаженно. Механик что-то негромко сказал Карпову, и он скомандовал:

— Всем курсантам переносные ручные помпы спустить в большой кубрик! Голос Карпова как будто несколько тревожен.

Не без затруднений спускаем помпы в кубрик. Но что это?! В кубрике полно воды, почти до колен. Ученье — понятно! Однако зачем напускать столько воды в кубрик? Непонятно… С помощью трюмных быстро пустили в дело помпы, отливные рукава протянули на верхнюю палубу через входной люк.

— На размахи встать по четыре человека! Работать что есть сил в три смены! Остальным откачивать воду ведрами по цепочке! — командует Карпов.

Работаем в бешеном темпе. Больше чем на пять, а то и на три минуты духу не хватает. Откуда-то в кубрике появился стармех. Осмотрел все углы, что-то прикинул:

— Молодцы ребятишки! Дело идет на лад. Прошу темпы не снижать. Повышать можете сколько сил хватит, а снижать ни в коем случае!

Работаем без устали. Воды в кубрике стало наполовину меньше. Чуть снизим темп, она опять откуда-то прибавляется. Снова нажимаем. Чувствуем, корабль медленно движется вперед. Сверху ребята передали: идем курсом на Кронштадт.

Уже несколько пасов мы работаем на откачке воды, а внутри корабля трудятся аварийные партии, оглашая его звуками кувалд. Нигде никакой нервозности. Тон всему задают вездесущий старший механик и старпом.

Даже тогда, когда па подходе к Кронштадту к кораблю приблизились буксиры, а один, ошвартовавшись у борта, стал своими водоотливными средствами откачивать воду, когда из кубрика вода ушла и перестали работать па ручных помпах, мы все еще считали — проводится аварийное учение. И только когда корабль был экстренно поставлен в док и мы увидели размеры повреждений от посадки его на не обозначенную на карте «сахарную голову», поняли, в каком тяжелом положении он находился и что не случилось с ним самого большого бедствия только благодаря старшему механику, отлично знавшему свой корабль, до последнего винтика и заклепки, благодаря распорядительности, хладнокровию, выдержке командного состава и великолепной выучка экипажа.

Мы получили тяжелый, но нужный урок. Поняли, как надо знать свой дом-корабль, как бороться за его живучесть и как подобает себя вести командному составу в критической ситуации.

На этом наша артиллерийская практика на «Красном Знамени» закончилась. Зато мы узнали, что такое доковые работы, очищая железными щетками подводную часть корабля до металлического блеска.

После «Красного Знамени» штурманскую практику проходили на берегу, в Петергофе. Все тот же Алексеев с неизменным Никанором Игнатьевичем Сурьяниновым учили нас уму-разуму. Занимались мы главным образом береговыми астрономическими наблюдениями с помощью искусственного горизонта, шлюпочным промером, получали первоначальные навыки, необходимые каждому в съеме береговой черты.

А вскоре наша группа перебралась в Кронштадт для практики по минному, подрывному делу и торпедному оружию. На небольшом корабле «Мина» под руководством корифеев минного дела Киткина и Тепина мы собственноручно, как положено в минной партии, готовили мины к постановке, ставили их, как это делают на боевых кораблях, а потом выбирали. Работенка не из легких. Каждую мину, цепляющуюся за грунт лапами минного якоря, нужно было подтянуть к борту корабля и поднять вместе с якорем, минреп протереть, тщательно смазать густым, как тавот, маслом, намотать при строго определенном натяжений на вьюшку. Извозились мы в масле и грязи от носа до пяток. Может, поэтому среди нашей группы особых охотников заниматься минным делом не нашлось.

Зато все были покорены торпедным оружием. Огромные светлые мастерские. Над приборами торпед работают в чистейших халатах. Машины отлаживают так, что они тикают, как хорошие часы. Умное создание — торпеда. Вон их сколько дремлет в стеллажах, и каждая ожидает своего часа. «Торпеды и их носители это наше стремление, наше призвание» — так думали многие…

Вместо бескозырки — «мичманка»

После назначения от нас командиров взводов и отделений на младшие курсы все мы, уже третьекурсники, легко разместились в бывшей церкви на третьем этаже, над парадным входом. Вот и стали мы старшим курсом. Пошел последний год в стенах училища.

Продолжались занятия по астрономии, навигационной прокладке. К штурманским наукам прибавилась девиация. Основной упор делался на правила артиллерийской и торпедной стрельбы. Кроме занятий по марксизму-ленинизму читался краткий курс принципов организации партийно-политической работы.

На первое занятие по девиации идем в девиационный кабинет. В правой половине кабинета столы, табуретки, огромная, во всю стену, доска. Все сделано из светлой березы. Над доской девиз: «У хорошего штурмана и плохой инструмент всегда в порядке». У классной доски, кроме белого синий и красный мелки. В левой половине кабинета круглые вращающиеся платформы с магнитными компасами. Всем кабинетным хозяйством ведает все тот же Никанор Игнатьевич Сурьянинов.

В классе уже сидит преподаватель Сергей Иванович Фролов. Личность не менее примечательная, чем М. М. Беспятов.

Читал свои лекции Сергей Иванович так просто и содержательно, что мы почти зримо видели все силы, терзающие мечущуюся стрелку магнитного компаса. Сказанное тут же воспроизводилось в чертежах и формулах на классной доске цветными мелками. Свой рассказ Фролов вел не спеша, чтобы мы успевали все записать и начертить. Лекции были так хороши, что, если запишешь их, то уже никаких учебников не потребуется.

Постепенно перешли к определению и уничтожению девиации, вращаясь на платформе и пеленгуя на восьми курсах истинный Норд, обозначенный на стене кабинета.

Благодаря Сергею Ивановичу девиацию мы знали твердо. Придя на корабли, мы не подвели нашего преподавателя.

Тренировки в управлении артиллерийским огнем и в торпедной стрельбе проводились в специальных кабинетах.

Очередное занятие в кабинете артиллерийской стрельбы. Его проводит Винтер — тот самый, который был артиллеристом на «Авроре», когда крейсер произвел свой исторический выстрел. На полигоне, на заднике, нарисовано облачное небо, волнующееся море. Осветительной аппаратурой можно создать любую видимость. Корабль-цель с помощью различных приспособлений может двигаться под любым курсовым углом и с любой заданной скоростью.