Волны. Сэнп - Алла Марковская

Гэл посмотрел на молчаливого Огонька, конь умными глазами с надеждой смотрел на ворота, учуяв там теплую, уютную сухую конюшню, денник, сено с овсом и чистую воду… впрочем, воды ему и так хватало.

— А ты что молчишь? — спросил Гэл у коня, и ответил на вопрос Кэрфи, — ответят, да еще и по шее надают, когда узнают, какие богатые клиенты к ним пожаловали…

— Что я тебе сделал? Нодиец, — возмутился Кэрфи, — почему ты на меня злишься?

Гэл неприязненно посмотрел на халкейца, раздумывая, что бы ему ответить, но за воротами послышался мужской хриплый голос:

— Кого тут в потемках носит?!

— Что он говорит? — спросил Кэрфи.

Гэл проигнорировал вопрос Кэрфи, и вежливо попросил у того, кто стоял за воротами:

— Пустите на ночь.

Открылось окошко, оттуда выглянул любопытный блестящий глаз:

— Только нелюди поганые в такую пору приходят… зубы покажи.

Гэл продемонстрировал ровные человеческие зубы.

— А он? — глаза недоверчиво уставились на Кэрфи.

Гэл тихо приказал халкейцу:

— Зубы покажи.

Халкеец с готовностью туриста улыбнулся.

По ту сторону ворот заскрипел засов, щелкнул замок, створка врат заскрипела. Толстый, невысокий человек отступил, махнул рукой, приглашая во двор. Огонек проскочил ворота, как будто за ним гналась голодная стая степных волков, или что тут у них водится? Гэл проволокся на поводу. Кэрфи подхватил Айре и вбежал следом. Человек поспешно закрыл ворота, как будто та стая голодных хищников и вправду гналась за Огоньком. И только затем запоздало спросил:

— У вас деньги есть? — Он стоял, согнувшись под толстым рядном, и ему уже надоели эти новые гости.

— Я могу выполнять любую работу… — заверил его Гэл.

— Э… таких лоботрясов много. Хозяйка тебя выгонит, — толстяк разочарованно махнул рукой, — ждите здесь. Может, коня продашь? Конь хороший.

— Ночлег за коня?.. — изумился Гэл, — у вас тут королевские покои?

— Чего? — в свою очередь удивился слуга.

— Ничего. Скажи хозяйке, пришел менестрель. Буду петь.

— Ага, — крякнул слуга, — менестрель он, как же. Где твоя лютня, бродяга? — но дальше спорить не стал, наткнулся на злой взгляд Гэла, побоялся сглаза, побежал за хозяйкой.

Кэрфи нетерпеливо топтался на месте:

— Они нас не пустят? Почему он оставил нас мокнуть здесь? Дождь ведь. Разве это не постоялый двор? Разве они не обязаны?

— Они ничего нам не обязаны! — рыкнул на халкейца нодиец.

Айрэ дрожал под плащом, но не плакал, держался. Гэл, не выпуская мокрого повода, забрал ребенка у Кэрфи, прижал к себе, пробовал согреть. Огонек, возмущенный одновременно близостью и недосягаемостью конюшни, пронзительно заржал, сотрясаясь всем телом. Из конюшни ему ответили таким же ржанием, только возмущенным.

В этот момент вышла хозяйка. Стала на фоне открытой двери, руки сложила под большой грудью. Широкоплечая, с тонкой талией и крутыми бедрами, со светлой, цвета Ирида, косой, закрученной в узел на затылке, белолицая и статная, она изучала пришедших насмешливыми умными, темными глазами. На хозяйке полотняная рубашка, шерстяная приталенная безрукавка и длинная до пола шерстяная юбка-плахта.

— Ты? Что ли?.. — пренебрежительный взгляд от ног до головы по Кэрфи. — Менестрель?..

Кэрфи испуганно смотрел на дородную красавицу.

Гэл ухмыльнулся, шагнул вперед:

— Я.

— Так, вот, я и думаю… почему бы не твоя кляча, — засмеялась женщина, — по рынкам, да по кабакам ходишь, может быть, люди из милосердия что и дают. Дитя подвывает, жалость нагоняет. А этот дылда, наверно, деньги собирает.

Гэл склонил голову, мокрые волосы прилипали к лицу, терпел, знал, за что терпит. Хорошо Кэрфи пока еще языка не знает, смотрит удивленно то на смеющуюся хозяйку, то на Гэла.

— Гордый… — щелкнула языком хозяйка постоялого двора, — может, и вправду менестрель, вы все не в своем уме… Заходи в дом, коня пусть Глиик в конюшню заведет, не бойся, не украдем, разве что за долг заберем, — и она вновь рассмеялась.

Слуга подбежал к коню, Огонек покосился на толстяка и отпрыгнул в сторону, поднялся на дыбы, защелкал копытами, а когда стал вновь на четыре ноги, укусил слугу за руку. Гэл едва не выронил сына, пытаясь удержать норовистого жеребца. Кэрфи повис на поводе с другой стороны, Огонек укусил и халкейца. Кэрфи отскочил, Гэл выматерился…

Хозяйка с усмешкой смотрела рыжего коня:

— И конь хозяину под стать, ишь зыркает, как железом плавленым льет. Глиик, пускай этот черный своего буйного коня сам в конюшню заведет. Покажи что да где. А ты, красавчик, бери ребенка и иди в дом, малец-то твой наверно, или украли?

Кэрфи вопросительно посмотрел на Гэла, понимал, женщина обращается к нему, но что она от него хочет…

— Иди за ней и молчи, — прошептал Гэл.

Кэрфи хотел было возмущенно открыть рот, но Гэл впервые, хоть и сквозь зубы, попросил:

— Пожалуйста…

Огонек послушно захромал за Гэлом, прикусив край его куртки, наверно, чтобы не потеряться.

Хозяйка пропустила в дом Кэрфи и Айрэ, посмотрела вслед Гэлу и Огоньку, всплеснула пухлыми красными от постоянной стряпни руками, и не удержалась от яда:

— Твоя кляча еще и хромает… — засмеялась и закрыла дверь изнутри.

— Твой друг нашей грымзе понравился, — проворчал Глиик, — а так бы выгнала она вас взашей, и мальчонку бы вашего не пожалела.

Хорошо, что Гэл в темноте видел. Иначе Огонька пришлось бы расседлывать на ощупь. Глиик еще бросил ему впотьмах тряпицу коня обтереть, и привычно запихал в денник ногой сено:

— Овес утром… Воды ему сам дашь.

Огонек не возмущался, вздохнул и начал умиленно жевать. Гэл снял мокрое седло, заставил коня приподнять голову, чтобы снять уздечку. Огонек по привычке укусил его за руку и только тогда выплюнул железо. Гэл обтер коня, вынул из хвоста и гривы репей. Закрыл денник. Деревянное ведро валялось у двери. Во дворе Гэл видел колодец. Когда вышел на улицу, понял — на дождь ему уже плевать. Глиик проследил за ним и бросил вдогонку:

— Ведро не утопи!..

Гэл поставил полное ведро перед конем. Огонек на воду даже не посмотрел. Гэл сполоснул железо на уздечке, отмывая его от конской слюны. На небольшое бытовое охранное заклинанье сил кое-как хватило, но тут же есть захотелось. Почувствовал что устал. Слуга где-то исчез, вечером у него забот много. Кони в темноте сопели. По черепичной крыше стучал дождь. Огонек хрустел сеном. Кислый запах конюшни перемешался с душистым запахом весеннего дождя и мокрой травы. Небо было непроницаемо темным. Гэл не спешил идти в дом, остановился в дверях конюшни, прислонился к косяку, закрыл глаза, вдыхал запах и слушал дождь. Готов был застыть так на вечность и, наверно, застыл бы, если бы не сын…