Возвращение Остапа Крымова - Василий Катунин

Мне нужна была в принципе ваша санкция на сбор пожертвований и их распределение, — пропустив грубость мимо ушей, продолжил Остап. — Но можно поступить иначе — сбором займусь я, а распределением — вы. Я дам вам людей и технику. На наш счет поступят денежные пожертвования из-за рубежа. Хотя я мог бы задержать их на офшорных счетах.

Задержите, — не задумываясь, распорядился Буйный, — я не доверяю нынешним властям. Все должно попасть к людям. Сколько у меня есть времени на обдумывание?

Пять минут, — ответил Остап. — Дело в том, что у меня есть предложение от фонда «Опора-9», а иностранные товарищи торопят.

Прямая, как лом, фигура Буйного выражала достоинство и значительность возложенной на него миссии.

В таком случае, я согласен. Беру вас к себе. Но запомните, печать я вам не дам.

Новые братья по борьбе за благосостояние трудящихся пожали друг другу руки, и Остап повел Буйного к выходу. Около самой двери Буйный резко остановился, повернулся всем корпусом к Остапу и, глядя в упор, спросил ледяным голосом:

А вы можете подтвердить законность ваших доходов за последние пять лет?

Конечно, — не задумываясь сказал Остап, одаривая Буйного ясным спокойным взглядом.

Буйный, как товарищу, протянул Крымову руку и скрылся в темных сенях.

Через день руководимый Нильским аппарат заработал на полную мощность. Начальником канцелярии — «начканцем», как называл его Жора, — был взят бывший завуч школы, деятельный и шустрый старик Быкадоров. По объявлению о наборе надомниц-машинисток было законтрактовано сорок женщин, а надомниц-связисток с телефоном — пятьдесят. Были наняты также три водителя со своими автомобилями. Нильский, опираясь на железное слово Крымова, обещал, что зарплата будет выплачиваться уже через две недели. Завкадрами Пятница уезжал из дому каждый день в шесть утра подписывать заявления и оформлять трудовые соглашения. Возвращался он поздней ночью с горящими глазами и ватными ногами. Такое обилие подчиненных женщин начало вызывать у него отвращение к сексу.

Распечатав секретные милицейские и «эсбэушные» файлы, выторгованные Нильским на балке всего за сорок долларов, Остап получил телефоны, адреса и данные на сорок тысяч человек избирательного возраста. Из них было выбрано пятнадцать тысяч. Пять дней четыре десятка женщин печатали стандартные письма по составленным спискам. И еще три дня водители развозили тяжелые мешки с письмами по почтовым отделениям района. В них содержалась краткая информация о начале распределения иностранной гуманитарной помощи, выделенной целевым назначением для жителей района. Поскольку статус Фонда позволял оказывать помощь только своим членам, предлагалось подать заявление о приеме в организацию. Приводился график ежемесячной выдачи медикаментов, консервированных продуктов и одежды. Особенно подкупало то, что руководство Фонда не просило уплатить вступительный взнос и не обременяло членов сложными оформительскими мероприятиями. Надо было просто написать заявление и ждать приглашения.

Не доверяя печать Фонда даже Крымову, Николай Казимирович лично ставил штамп своей фирмы на всех письмах. Его могучая рука без устали подымалась и опускалась, как могучий пролетарский молот. Равномерный стук доводил Нильского до зубной боли. Учитывая поточность производства и сжатые сроки, Буйный сделал факсимильную печать своей подписи, но ее тоже никому не доверял. Когда в очередной раз Жора заехал в офис за новыми мешками с почтой, Буйный, занеся руку для очередного удара штемпелем, обратил внимание на его старую потертую кожаную куртку, зашитую на рукаве.

Четвергов, где вы взяли деньги на покупку этой куртки? В свое время она, наверняка, стоила тысячу рублей.

Это подарок дедушки — красного командира. Портупею я уже обменял на бейсболку, — отшутился Жора, не желая вступать в диспут с идиотом.

Учтите, Четвергов, я не дам примазаться к моему Фонду всякому жулью, — грозно произнес Буйный, проколол Жору насквозь чекистским взглядом и опустил могучий молот с печатью.

Поскольку Крымов запрещал соратникам делиться своим мнением со вспыльчивым председателем Фонда, Жора просто обошел Буйного и показал его затылку поднятый средний палец руки.

Соратники работали просто на износ. Почты было столько, что вся комната была завалена конвертами и бумагой. Нильский с затемнившимися от бессонницы глазами часто ворчал:

Ничего у него не получится. Народ уже не тот, сейчас не поверят даже родной маме.

Остап, как-то услышав пораженческие слова президента, отечески похлопал его по плечу.

Плохой из вас психолог, Нильский. Еще месяц назад, когда избирателей вусмерть задергивали по радио, телевидению и живьем, они бы просто не распечатали письмо. А сейчас, заброшенные на четыре года своими избранниками, они могут клюнуть. Тем более, что халява всегда найдет своего любителя.

Крымов оказался прав. На пятнадцать тысяч писем пришло пять тысяч ответов с заявлениями о вступлении в Фонд.

Организованные «начканцем» Быкадоровым группы ходячих пенсионеров широким фронтом охватили аптеки города. Фармацевтам предлагалось пожертвовать просроченные лекарства, витамины и средства гигиены. Аптекарям выдавались справки от Фонда о пожертвованиях, при этом указывались максимальные цены. Окончательно сопротивление благодетелей было сломлено выпиской из служебной инструкции налоговой инспекции о том, что благотворители могут освобождаться от бесконечных поборов коммунальных служб города в фонды их развития. На третий день начала сбора стали поступать первые пожертвования. В арендованный школьный зал свозились просроченные витамины, аспирин без срока годности, военные аптечки1948 года, лишенная сертификата зубная паста, выдохшаяся настойка боярышника, женские пояса и вышедшие из моды старые одеколоны. На третий день сбора пожертвований в актовый зал явилась делегация, состоящая из ветерана-туберкулезника и двух крысоподобных старушек-Шапокляк. Это была комиссия, выбранная новоиспеченными членами Фонда и направленная для контроля за фактами злоупотреблений и хищений со стороны руководства. Общественную комиссию, которая явилась с самыми грозными намерениями, Остап, чтобы она не путалась под ногами, поставил у дверей актового зала для охраны.

Боже мой! Как я знаю эту страну! — восклицал Крымов, печально качая головой. — Не успели организовать благотворительную раздачу, а уже ее же участники организовали народный контроль. Кстати, по моим подсчетам, скоро должны пойти письма в прокуратуру, так что у нас остается мало времени. Когда безвинного Буйного привлекут к ответственности, то представляю, как он будет жалеть, что не украл хотя бы полпачки заветрившегося масла.

Сам же Буйный от нервного переутомления попал в больницу с диагнозом «острое умственное истощение». Совет Фонда, созданный Буйным за неделю до этого, созвал экстренное совещание, на котором была принята резолюция и отправлена в письменной форме в больницу. В ней говорилось: «Совет Фонда путем голосования принял постановление о том, что двадцатью голосами против семи желает вам скорейшего выздоровления».

Остапу до завершения подготовительного периода нужна была массовая акция, и ее день настал. После обзвона всех членов Фонда наступили суббота и воскресенье, когда «солидарны» выстроились в очередь у актового зала школы. Строгая ревизионная комиссия пропускала внутрь по двадцать человек, выделяя по пять минут на ознакомление со списками и десять минут на выбор. Над шумящей толпой одиозной фигурой возвышался Буйный, громче всех требующий тишины. Откуда-то взялись пресса и телевидение. Николай Казимирович давал интервью, заранее предупреждая корреспондентов, что за каждый вырезанный кадр они ответят перед народом.

«Солидарны» размели все, включая просроченные женские тампоны «Флора», вопреки утверждениям Жоры, что такими сейчас уже не пользуются. Всего было обслужено полторы тысячи человек, но те, кто не пришел по своему неверию и занятости, вечером уже знали, что Фонд заработал на полную катушку. По рядам членов Фонда кругами пошло здоровое возбуждение, и на адрес штаб-квартиры поступило полторы тысячи дополнительных заявлений о приеме. В райисполкоме, где недоумевали по поводу происшедшего, царила растерянность. Акция была проведена настолько скрытно и молниеносно, что исполком не успел к ней примазаться, и начальнику орготдела был объявлен выговор. Председатель хотел вызвать руководителя Фонда, но узнав, что это — Буйный, отказался от этой затеи.

Акция «Солидарности-18» получила широкий резонанс в городе. К Остапу посыпались заманчивые предложения. Бывший казначей городской еврейской общины Петр Молох обратился к Остапу с предложением принять на свой Фонд пять тонн маргарина, присланного американскими хасидами для евреев Харькова. Молох был назначен уполномоченным по распределению и уже три недели мучился, не зная, как получше организовать хищение. Маргарин начинал портиться, к тому же сведения о нем начали просачиваться в ряды членов общины. Увидев по телевидению интервью с Буйным, Молох понял, что за этим помешанным стоит чья-то умная голова. Молох вышел на Крымова и первым делом поинтересовался, есть ли среди членов «Солидарности-18» евреи. Узнав, что таковые имеются в достаточном количестве, Молох напрямик предложил Остапу за тридцать процентов натурой списать на свой Фонд всю партию маргарина. Остап обиделся: