БутАстика (том I) - Андрей Буторин

Поэтому видео я не люблю. Кроме тех записей, где снят Экипаж. Мать, отец, два брата, сестра… Странно было их видеть… Вообще странно было видеть людей. Ведь я никогда не видел их по-настоящему. А видео, даже эти, документальные записи, я подсознательно все равно причислял к выдумке. И все же на свою семью было смотреть интересно. На ту, настоящую семью. Или же моей настоящей семьей были все же Пу и Улит?

Что там писал о семье любимый Улитов Толстой? «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». А какая у нас семья? Конечно, счастливая! Значит, все остальные семьи… которые были… значит, они были похожу на нашу?

Я улыбнулся пришедшим мыслям, спрыгнул с тренажера и направился к бассейну. В последнее время в нем стало совсем мало воды – мне по пояс, и она неприятно пахла. Но я все же проплыл от стенки до стенки, а потом бросился в душ, сдерживая рвотные позывы. Видимо, занятия плаванием придется бросить… Или попытаться найти причину обмеления и «протухания» бассейна. Хотя я почти наверняка знал, что задача эта для меня невыполнима. Я совсем не разбирался в технике и в точных науках. Я уже говорил, что знания Улита в этих областях носили очень уж обрывочный характер… Попытавшись читать научную литературу самостоятельно, я быстро прекратил это начинание. Если обычная литература – «художественная», как называл ее Улит, – меня часто удивляла и смешила, то «научная» приводила в полное замешательство! Там всё было для меня непонятным! Начиная от странных значков, до бессмысленных рисунков! Помню, в одной такой книге я увидел пестрый, в голубоватой дымке, шар на черном, с мелкими светлыми точками, фоне. Под рисунком была надпись: «Земля. Вид из космоса». Слово «космос» я не знал. Улит сказал, что слышал его много раз от самого первого Экипажа, от следующих – все реже и реже. Последний же Экипаж не вспоминал про «космос» вообще. Словарь же объяснял это слово как «Вселенная, мир». Что такое Вселенная, я тоже не знал. А мир – это Корабль. Значит, космос и Корабль – одно и то же? Стало быть, Земля – это Корабль, как я, собственно, и предполагал. Но тогда, если «перевести» надпись, получится «Корабль. Вид из Корабля». Так все-таки Корабль, или вид из Корабля? Вид на себя из себя? Что-то уж слишком заумно. И почему этот Корабль так странно выглядит? Что вообще это значит? Корабль – это перекрытия, переборки, стены, коридоры, шахты, каюты, помещения… Этого нельзя было увидеть сразу! И я сильно сомневаюсь, что даже если бы имел возможность каким-то образом увидеть Корабль сразу, то он был бы похожим на пестрый дымчатый шар. А точечки? Может быть, это индикаторы? Я засмеялся. Чушь! Глупость и чушь.

В ду́ше меня ждало очередное разочарование: вода лилась еле-еле. Мне с трудом удалось помыться. И все равно казалось, что я продолжаю пахнуть тухлой водой из бассейна. Или вода в ду́ше тоже стала так пахнуть? Может, в Корабле вообще кончаются запасы воды? Почему-то раньше я не задумывался о том, что на Корабле что-то может кончиться. Тем более, Улит говорил что-то о регенерации, повторной очистке используемой воды. Значит, все-таки поломка? Очень плохо…

До завтрака оставалось немного времени, и я решил прогуляться по оранжерее. Раньше, судя по видеозаписям, здесь было очень красиво: росли деревья и цветы, полезные и просто красивые растения. Оранжерея давала и пищу, и кислород. Но семнадцать лет назад оранжерея, как многое на Корабле, погибла. Из сухой, потрескавшейся почвы торчали кривые палки… Но все же Оранжерея привлекала меня своей неправильностью, несимметричностью тех же высохших палок – жалких остатков деревьев. Я взял маленький комочек земли, растер его между пальцев, поднес к носу щепотку серой пыли. Она и пахла пылью. Ничем больше. Я отряхнул руку и двинулся в столовую. Запах пыли все еще стоял в носу. Мне стало уже казаться, что все в Корабле пахнет пылью. Сам воздух… Я вздрогнул. Если испортилась система очистки воды, то может выйти из строя и система очистки воздуха. И вообще, как объяснял тот же Улит, кислород, необходимый для моего дыхания, вырабатывается как раз из воды. Раньше в этом помогали и растения. Теперь их нет. Если выйдет из строя эта установка, кислорода на Корабле не будет. Что тогда? Впрочем, если кончится вода, будет не лучше. Тем более, раз они так взаимосвязаны… Да мне по большому счету все равно, что раньше кончится.

Я разозлился на себя. Да с чего я взял, что должно что-то кончиться! На Корабле ничего не может кончиться. Это же мой мир! Он не может позволить мне умереть. С водой – это случайность, запах пыли – это просто запах сухой почвы. Все наладится. Все будет хорошо! Тем более, моя семья приготовила мне какой-то сюрприз.

Улит вынырнул из бокового коридора перед самым носом – я даже вздрогнул – и загородил собой проход в столовую.

– Подожди! Подожди! – заскрипел он. – Еще не все готово! Мы тебя позовем. – Улит неуклюже прогромыхал в проход и закрыл за собой дверь.

Я остался топтаться в коридоре, не зная, что предпринять. Прошло минут десять. У меня забурчало в животе. Завтрак запаздывал. Это было немыслимо! Роботы, особенно Пу, всегда отличались исключительной точностью. За моим Распорядком Дня они следили тщательнее, чем за графиком собственной профилактики. Видать, действительно готовится нечто особенное…

И как раз в этот момент дверь в столовую раскрылась. По обе стороны от прохода застыли Пу и Улит. Зазвучала торжественная музыка. Странно, но звуки были абсолютно чистыми, без скрипов и лязгов. Я не сразу догадался, что ее издают не роботы. Музыка лилась из звуковоспроизводящего устройства, которым я часто играл в детстве, а потом почему-то забыл.

Я шагнул в зал. Он просто сверкал белизной свежевымытых стен! Все полсотни столов были застелены белыми скатертями, чего я не помнил за всю свою жизнь. На самом дальнем – пятьдесят первом, стоящем отдельно, напротив центрального ряда, – возвышалось нечто большое и круглое. Этот предмет сразу привлек мое внимание, и я не сразу заметил в окружившей меня белизне, что на одном из двух кресел возле пятьдесят первого стола сидит кто-то в белом…

Мои ноги подкосились, перед глазами все поплыло, и я бы, наверное, упал, если бы роботы не подхватили меня с двух сторон манипуляторами.

– Я же говорил, не надо так неожиданно… – глухо прохрипел Улит.

– К-кто там? – промямлил я. Язык тоже стал ватным, как и ноги.

– Твоя невеста! – ответили роботы дуэтом, а Улит добавил: – Татьяна Морина.

Я икнул, потеряв дар речи. В глазах моих, видать, тоже что-то замкнуло, как у Улита в минуты волнения, и я никак не мог сфокусировать взгляд. Но белое пятно впереди уже потянуло меня к себе, не обращая внимания на мои заплетающиеся ноги. Улит и Пу едва поспевали следом, все еще протягивая ко мне манипуляторы, но уже не дотягиваясь – передвигался я все-таки быстрее их, даже на ватных ногах.

Приближаясь к столу я почувствовал, что в голове почти прояснилось, ноги перестали дрожать, язык обрел чувствительность, а глаза – прежнее зрение. И последние сделали это напрасно. За столом сидел обмотанный в белую простыню скелет! На костях и черепе еще сохранились куски иссохшей, заплесневелой кожи, но глазницы зияли черной пустотой, нижняя челюсть отвисла в мерзком оскале. И только густые, пепельно-серые волосы казались живыми, но подернутые пыльной изморозью.

Я медленно повернулся к роботам. Их надраенные корпуса, казалось, вмиг потускнели от моего взгляда.

– Я же говорил… – хрюкнул Улит, и окуляры его принялись вращаться, все набирая и набирая обороты. Я испугался даже, что линзы вылетят сейчас из креплений, и несчастный Улит лишится зрения. Поэтому орать я не стал. Сказал только:

– Эх вы… Безмозглые! Бессердечные… – И пошел к выходу.

– Постой, Мас, постой! – заверещал Пу, пытаясь ухватить меня манипулятором. – Постой, Масенький! Скажи, что мы сделали не так? Ведь мы так старались! Мы хотели, как лучше!

Я остановился. А ведь они действительно хотели, как лучше. Они и правда старались. При чем тут мои роботы? Разве виноваты они, что мозги у них электронные, а сердец и вовсе нет? Разве не дарили они мне свою электронную, но такую теплую любовь и доброту все эти семнадцать лет? И я не смог уйти. Не смог разозлиться на них по-настоящему.

– Ну почему? Зачем вы это сделали? – простонал я.

– Тебе нужно было вступить в брак, – затараторил Улит странным, почти живым голосом, и даже не скрипя. Окуляры его замедлили вращение, но все еще не могли остановиться. – Нужна была женская особь твоего рода-племени, незамужняя… Татьяна Морина отвечает всем этим параметрам.

– Но она же мертвая! – не удержался и все-таки взревел я, грохнув кулаком по ближайшему столу.