Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом - Андрей Жуков

В эти же дни в Петроград прибыли казаки и офицеры Нерчинского полка для встречи с наследником престола. 26 ноября 1916 года, в день праздника кавалеров ордена Святого Георгия, все кавалеры Георгиевского креста и Георгиевского оружия были приглашены в Народный дом, где в высочайшем присутствии императора Николая II был отслужен торжественный молебен и дан обед всем георгиевским кавалерам. Если бы не пьяная драка в Черновцах, барон Унгерн вполне мог бы присутствовать на этой встрече. Командир 1-го Нерчинского полка барон П. Н. Врангель, бывший на вечере в Народном доме, в своих мемуарах дал одно из последних изображений русского государя во время его царствования: «Встреченные дежурным флигель-адъютантом, мы только что вошли в зал, как Государь в сопровождении Наследника вышел к нам. Я представил Государю офицеров, и сверх моего ожидания Государь совершенно свободно, точно давно знал их, каждому задал несколько вопросов; полковника Маковкина (того самого, что несколькими днями ранее писал на Унгерна аттестацию. — А. Ж.) он спросил, в котором году он взял Императорский приз; есаулу Кудрявцеву сказал, что он знает, как он во главе сотни 22 августа первым ворвался в окопы противника… Я лишний раз убедился, какой острой памятью обладал Государь, — во время моего последнего дежурства я вскользь упомянул об этих офицерах, и этого было достаточно, чтобы Государь запомнил подробности…»

Война продолжалась. Жить Российской империи оставалось чуть больше трех месяцев.

Глава 6

Революция. Крушение

Событиям так называемой Февральской революции 1917 года, приведшим к крушению русской монархии, посвящены десятки, если не сотни, тысяч исследований, монографий, воспоминаний. Мы не ставим перед собой всеобъемлющей задачи проанализировать экономические, политические, социальные причины, приведшие Российскую империю к трагическому концу. Нас интересует духовный, мистический смысл падения Русского государства, а также те частности и детали, напрямую или косвенно связанные с Р. Ф. Унгерн-Штернбергом, с превращением его из вполне рядового офицера Русской Императорской армии в грозного «бога войны», объявившего «священный крестовый поход» против большевиков — могущественных властителей Советской России, возникшей на обломках некогда великой «белой империи» русского царя.

Замечательный русский философ А. Ф. Лосев однажды в частном разговоре сказал своему собеседнику, что сокровенный смысл и все духовные последствия возможного падения Российской империи, русской монархии, были понятны в начале XX века считаным единицам.

Подавляющее большинство из тех «видных общественных деятелей», кто расшатывал империю, призывал к упразднению монархии, в то же время вполне искренне желал служить новой, «демократической, республиканской России», позже встав на борьбу с новым большевистским режимом, не понимали, что русский император является не просто легкосменяемым главой государства, вроде французского президента или английского премьер-министра, а представляет собой сакральную, мистическую фигуру. Ликвидировав сам институт монархии, завели механизм собственного самоуничтожения. Русский царь был не просто верховным лицом государства. Личность царя сама по себе носила на себе отсвет иного бытия, Горнего мира (знаменитый итальянский философ-традиционалист Ю. Эвола писал о существовании «божественной расы королей»), что подтверждалось таинством помазания на царство. Подобных тонких, «нематериальных» вещей не могли понять представители армии и церкви — структур, которые в силу своего положения должны были бы являться главными инструментами проведения монаршей воли. Они воспринимали царя как всего лишь политическую фигуру. О том, сколь опасно подобное заблуждение, прекрасно сказал английский ученый Д. Фрэзер, автор известной книги «Золотая ветвь»: «Божественная личность является источником как благодеяний, так и опасности, ее надлежит не только оберегать, но и остерегаться. Священный организм вождя… содержит в себе мощный заряд магической и духовной силы, разряжение которого может иметь фатальные последствия для всякого, кто приходит с ним в соприкосновение… Божественная личность подобна огню. При соблюдении надлежащих запретов из него можно извлечь много полезного, но опрометчивое прикосновение или пренебрежение границами обжигает или губит нарушителя». В связи с этими словами Д. Фрэзера мы можем задуматься о весьма печальной судьбе, постигшей первооткрывателей гробницы Тутанхамона, или о тех воистину трагических обстоятельствах, последовавших за вскрытием гробницы Тамерлана 22 июня 1941 года… [15]

Именно полным отсутствием подобного духовного понимания можно объяснить как антиправительственные действия думской либеральной оппозиции, расшатывавшей основы русской государственности, так и пассивную реакцию на февральский переворот армии и церкви, то есть тех самых сил, которые, по идее, должны были первыми выступить на защиту русского царя. Русская оппозиция самодержавию, включавшая в себя практически весь генералитет и высший церковный клир, совершенно не понимала той роли, которую играла монархия в организации всего русского общества. Генералы и промышленники, думские и церковные деятели после 1905 года внезапно ощутили себя самостоятельными игроками на политическом поле Российской империи. Самодержавный монарх становился помехой для их политических планов и карьерных амбиций. Пойдя навстречу революционной власти и поддержав свержение монархии, тогдашняя российская элита не смогла верно предугадать дальнейшего развития событий и остановить расползание революции.

Любопытно, что примерно в то же самое время сходные ощущения испытывали и германские генералы: Гинденбург, Людендорф, Тренер… Высшие военные чины как Германии, так и России оказались не в состоянии понять, что их планы довести войну «до победного конца» без императоров, которые, казалось, только мешали им, обречены на провал уже потому, что сами-то генералы не были самодостаточными игроками на политическом поле, как бы самим генералам этого ни хотелось. Как только не стало императоров Вильгельма II и Николая И, с разной скоростью исчезли все те, гражданские и военные, все, кто мнил себя «самостоятельными политиками» и «творцами истории», но не мог понять опасности, исходившей от подобного рода переворотов, особенно в ходе великой войны.

Э. Людендорф задним числом так оценивал деятельность германского генералитета в 1916–1917 годы: «Я предостерегал против попыток пошатнуть положение императора в армии. Его Величество было нашим Верховным Главнокомандующим, вся армия видела в нем своего главу, мы все присягали ему в верности. Этих невесомых данных нельзя было недооценивать. Они вошли в нашу плоть и кровь, тесно связывали нас с императором. Все, что направлено против императора, направляется и против сплоченности армии. Только очень близорукие люди могли расшатывать положение офицерского корпуса и Верховного Главнокомандующего в такой момент, когда армия подвергается величайшему испытанию». Это позднее прозрение выдающегося немецкого военачальника в полной мере может быть отнесено к его русским коллегам.