Мёртвый разлив - Сергей Иванов

– Ха, – поразился он, – так это ж Лось – сколько лет!..

Теперь и Вадим признал Валентина, точнее Валька, – прежнего приятеля по секции билдеров, канувшего невесть куда ещё до того, как она превратилась в секту. С тех давних пор худощавый юнец заматерел и раздался едва ли не вдвое, светлые волосы отросли до плеч, а пышные усы воинственно торчали по сторонам, будто у заправского бретёра. Лицо стало жёстче, взгляд – надменней. Однако на Вадима он взирал с прежней добродушной ухмылкой.

– Слушай, ты даже помолодел, – произнёс Валёк дежурную фразу. – Как твои дела, старичок?

– Как и раньше, – отозвался Вадим. – А ты как?

– Ничего, цвету. – Крутарь слегка развёл руки, словно приглашая любоваться. – Видишь?

– Впечатляет, – согласился Вадим. – Где так раскачался, Валёк?

– Не поверишь – в тюряге! – хмыкнул тот. – Подставил один дурик, теперь сам не рад… Кстати, зовут меня Валет, можно даже Вольт, – пошла, понимаешь, мода на звучные имена. – Он посмеялся снисходительно. – А ты всё с этими чудиками, с билдерами? Забавные ребята, ей-богу. Сейчас мослы в большой цене, и кого стричь – тоже найдётся. Это ж навар – на порядок!.. Хочешь, поспособствую, пристрою по старой дружбе? Я ж помню, какой у тебя удар – мешки срывал, кожа лопалась! А сейчас, гляжу, ещё и прибавил.

– Нет уж, спасибо, – покачал головой Вадим, неловко улыбаясь, – одно дело по мешкам лупить… И знаешь: большие доходы – большие невзгоды. Вот радости от них куда меньше. Я ведь и так «лежу под пальмой», как туземец из анекдота.

– Ты ведь ещё в Крепости, правильно? – (Вадим кивнул.) – Думаешь, там сейчас жизнь? Нет, милый, там – прозябание. Настоящие дела делаются на воле, у крутарей. Пока мы в тени, да, – но ведь не всегда же так будет? И тогда представляешь, какая у нас набежит фора!.. Чтоб ты знал, нынешние Главы только пыжатся много, а на деле давно ничего не решают. Вся сила у нас, и пусть только посмеют вякнуть – живо с кресел полетят!

– Я-то о них не заплачу, – сказал Вадим. – Только знаешь, ваши крутарики мне тоже не по нутру: слишком многое там замешано на диктате. А ну как те же повадки да в масштабе губернии – спасибо, это мы уже проходили!

– Было б предложено, – легко отступился Валет. – В случае чего ищи меня в старом порту – там у нас вроде базы.

– Слушай, старина, – внезапно спросил Вадим, – а ты ничего не знаешь про мясорубов? Всё-таки и вы птички ночные, могли столкнуться.

– Что мне до них? – пожал плечами крутарь. – Они ж ко мне не лезут?

– Ну ходят же слухи!

– У нас не принято трепаться впустую, – снисходя, сообщил Валет. – Сведения денежек стоят. – И вскинул приветливо руку: – Бывай, Вадичек!

Вразвалку он двинулся по тоннелю дальше, наверное к стоянке, а Вадим направился в свою сторону, обдумывая услышанное. Либо Валёк сильно переменился с прошлых лет, добрав деловитости, – либо опять выдаёт желания за реалии. Чтобы крутари и впрямь заправляли в губернии – нет, это ни в какие ворота! Но вот чего Валет тут делал и почему гулял без колёс, точно простой? Ещё один «аль-рашид»? Н-да, «тайна сия велика есть».

Сегодня Вадим отправился по адресу, во всеуслышание объявленному Нонной, – благо это было по дороге. Вообще, если бы какой надсмотрщик взялся отслеживать его маршруты, Вадиму могло б не поздоровиться. Что за странный интерес, в самом деле? Ладно бы глазеть на свежие, ещё парные останки, но вот к чему, брат Смирнов, эти попытки расследования – кстати, довольно жалкие? Ну чего ты там разглядишь, после всех? А не набираешься ли ты, стервец, опыта для будущих кровавых дел? Или, может, к прежним причастен? Ничего ведь не происходит без причины, а какая тут твоя корысть? «Покатаюся, поваляюся, Ивашкиного мяса поевши…» Н-да.

На сей раз ареной действия был выбран запущенный окраинный дворик, стиснутый глухими стенами старых зданий. Внутрь вела единственная дверца, обычно запираемая здешним дворнягой. Ещё в паре мест дома соединялись заборами – высокими, однако вполне преодолимыми для сильного и ловкого человека… скажем, любого из крутарей. То есть пути отхода для убийцы были запасены. (Случайно или намеренно – другой вопрос.) Сейчас дверца оказалась открытой: не из-за ночного кошмара, но потому, что скобы для замка вывернули с корнем. И уж с этим справились бы немногие – во всяком случае, за себя бы Вадим не поручился.

Разумеется, несчастная жертва не стала бы по доброй воле забираться в такое угрюмое место, даже чтобы пописать, – её сюда затащили, живую или мёртвую, и уже здесь разделали под орех, забрызгав кровью камни, траву, мусор, штукатурку. А первым это увидел как раз дворняга, привлечённый сорванным замком, и он же вызвал блюстителей, хотя бы сегодня подкативших к месту убийства в числе первых. Посторонних через калитку больше не пропускали, пока не увезли собранные куски, так что набежавшим зевакам только и осталось, что поглазеть на вынос останков. Затем они (зеваки) живенько разбежались по службам, а вечером любоваться уже было нечем – если не считать обширных бурых пятен, в которых ещё надо распознать высохшую кровь. К тому же блюстители натянули поперёк проёма запретную ленту, отпугивающую крепостных не хуже красных флажков. Короче, кроме блюстов злосчастный дворик топтали немногие, а это прибавляло Вадиму шансов. Притом сегодня, после хорошей нагрузки и внепланового балдежа («Ах, Юля, Юля!»), у него и сил было побольше.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, он стал прокручивать обычную рутину, переступая по двору маленькими шажками и старательно таращась под ноги, будто надеялся обнаружить в земле клад. «Конечно, идиотизм! – сердито признал Вадим. – Почему каждому не заниматься своим делом? Беда в том, что как раз за это дело никто браться не хочет. Ещё бы: граждан у нас много, а государство – одно. (Как там у Ключевского: „Государство крепнет, народ хиреет“ – краткая история России.) Вот если б пришили кого из Глав!»

Вокруг было тихо, почти безлюдно, и постепенно у Вадима включались его экстра-чувства, а мысле-облако, съёжившееся к вечеру для лучшей защиты, вновь обретало нужную подвижность, прощупывая поверхность там, куда смотрели глаза. Следов по-прежнему возникало слишком много: блюстители набегались тут, собирая останки. Но по крайней мере, они были обуты по форме, и это облегчало поиск. А дворняга, как выяснилось, даже не заходил внутрь – видимо, хватило впечатлений на расстоянии. Так что все прочие оттиски – наши. Осталось только разыскать.

Вадим наткнулся на них почти в самом центре и невольно присвистнул: эх, ничего себе! След глубоко впечатался в грунт, намекая на немалый вес, и длиной был сантиметров сорок. Это ж какой рост, если в пропорции, – под три метра? Второй отпечаток нашёлся в метре от первого и, конечно, ничем тому не уступал. Предполагалось, исполин стоял тут как влитой, широко расставя ноги, и разрывал добычу в клочья, так что куски разлетались по двору, словно от смерча? (Судя по брызгам, шлепки были неслабыми.) Господи, зачем – из бешеной и слепой ярости, от бьющей через край силы, от зверского, не знающего удержу голода? Ну ладно бы только перекусил, ещё можно понять, – бесчинствовать на кой ляд! И как он угодил сюда – единственным прыжком, прямо от калитки, да ещё с грузом в руках? С ума съехать…