Воспоминания военного министра - Владимир Александрович Сухомлинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда, например, высокочтимый Платон, ректор духовной академии, живший в братском монастыре на Подоле, с крестом в руках вышел на улицу и умолял буйствующую чернь прекратить разгром, эти люди поняли, что их так благословляют. Пьяные грабители устилали целыми кусками материй путь, по которому шел высокопреосвященный! И погром продолжался. А враждебная правительству пресса распространяла во всей стране, будто бы высокопреосвященный раздувал религиозный фанатизм масс.
* * *
Я считал, что прежде всего моею обязанностью было восстановить нормальную жизнь города, снять с него тот гипноз, который явился следствием пережитых страхов и волнений. Я был уверен, что водворение порядка и спокойствия в Киеве отразится успокоением и во всем крае. Так оно и оказалось на самом деле.
На всех улицах расклеены были мои короткие заявления: «Вступил в управление краем и никаких беспорядков не допущу». Эти несколько слов своею категоричностью произвели сильное впечатление. После этого ультиматума всем стало ясно, что объявилась власть, уверенная в своей силе и без всяких многословий откровенно заявляющая, что не станет церемониться с теми, кто будет пытаться нарушить порядок.
В результате один за другим стали открываться магазины, на улицах показались люди. Трамвай стал ходить исправно, начали функционировать водопровод и электрическое освещение.
Чтобы дать национальному чувству серьезное, объединенное направление и вместе с тем восстановить течение нормальной общественной жизни, я вызвал к себе антрепренера оперного городского театра Брыкина и предложил ему открыть спектакли, поставив для начала в ближайшее воскресенье «Жизнь за царя». Он начал мне объяснять, что ставить эту оперу по политическим соображениям совершенно невозможно. Я ему посоветовал сделать так, как рекомендую, ибо мои основания серьезнее его панических опасений. Спектакль состоялся при полном сборе, театр был переполнен, публика требовала исполнения гимна неоднократно. Явившись ко мне в ложу, Брыкин сиял и четыре раза после того в течение зимы 1905/06 года ставил ту же оперу и с таким же успехом. Жизнь стала налаживаться.
Одним из доказательств, что миролюбиво настроенная публика отнеслась ко мне с доверием, было, среди многих других, то, что в течение 1904 года число жителей в Киеве увеличилось всего на две тысячи человек, тогда как в 1905 году это увеличение превысило двенадцать тысяч, и притом лишь приливом извне.
Следующие три года в Киеве были для меня тяжелыми учебными годами, преисполненными задач, о повседневности которых я до того не отдавал себе отчета.
Для меня, воспитанного в духе солдатского призвания и подготовленного исключительно к вопросам, касающимся военного дела, несравненно бо^льшим и тяжелым бременем явились последствия Японской войны, поскольку они сильнее касались армии, нежели дела политические и социальные. Каждая войсковая часть, возвращающаяся с войны, каждый человек, каждая вдова офицерская давали мне возможность видеть и убедиться, что русская армия поражена в своем основании.
Волнения, погромы, грабеж в городах и деревнях, точно так же, как и покушения на высший и низший чиновный люд, который служил верно царю, – в той степени их опасного развития, какого они достигли в последнее время, – все это было для меня непостижимо, вследствие того, что хозяйственные, социальные и политические взаимоотношения не были мною изучены в отдельности.
Мне казалось, что следует серьезнее заняться крамолой, испытывающей свои силы в борьбе с царизмом, что ее необходимо побороть, чтобы сохранить самодержавие в его старом, блестящем положении.
Чем глубже я вникал в суть политического управления, тем сильнее чувствовалось мною недомогание нашей государственной и общественной жизни и, в связи с этим, сознание громадной опасности положения, в котором находился царь. Крупные ошибки и слабость нашей системы административной организации очень скоро стали выясняться.
В течение моего трехлетнего управления краем в должности киевского губернатора перебывало четыре человека. Застал я на этом посту П.С. Савича, стремившегося не выходить из колеи своего пути по службе в военном ведомстве. Драгомиров взял его из Харькова, где он был у меня начальником штаба 10-й кавалерийской дивизии.
В сентябре 1906 года нашелся ему заместитель, а Савич назначен был начальником штаба Иркутского военного округа. Этот заместитель, генерал инженерных войск Веретенников, петербургский домовладелец и гласный Городской думы, пробыл в должности не более двух месяцев.
Тот, кто посоветовал Столыпину посадить в Киев Веретенникова, совершил непростительную ошибку. Я хотел, чтобы киевский вице-губернатор Лихачев принял должность губернатора. Все, чего я в Киеве добился в отношении доверия к правительственной власти, честных забот ее о защите всех лояльных верноподданных царя без различия убеждений и вероисповедания, – все это назначением Веретенникова было поставлено на карту.
Погромное настроение стало вновь пробуждаться.
Вскоре после приезда Веретенникова в Киев, в сентябре 1906 года, целый ряд его некорректностей привел киевлян в изумление. Он не только симпатизировал Союзу русского народа, но и носил на груди знак этого союза. В своей вступительной речи он требовал от чиновников, чтобы они вступали в партии, признающие лишь самодержавие. Несомненно, тщетное и сильно запоздалое пожелание. С Подола толпой приходили к нему бунтарские элементы, которым он раздавал деньги, выданные мной ему для помощи нуждающимся вдовам и сиротам. Однажды, когда полиция обнаружила запрещенное собрание, он посадил в тюрьму всех собравшихся участников его, не сообразив того, что для подобных массовых арестов не было надлежащих помещений. Ему пришлось весьма спешно всех их освободить и тем доподлинно подтвердить всю слабость такой власти.
Результаты всего этого не заставили себя долго ждать: полиция распустилась, потеряла охоту к своей службе, и всюду гидра революции стала выставлять свои головы. С этим господином я не церемонился. В личном докладе Столыпину я ходатайствовал об удалении его из-под моей власти. Его назначили костромским губернатором. Там ему свернули шею его же сотрудники, зная привычку его подписывать, не читая, все, что ему представляют; правитель канцелярии губернатора использовал это его свойство: в один прекрасный день Веретенников, не читая, подписал прошение о своей собственной отставке!
Заместителем Веретенникова я избрал бывшего в то время председателем киевской губернской земской управы графа Павла Николаевича Игнатьева.
Так как склонить графа Игнатьева к принятию должности губернатора было довольно трудно, то П.А. Столыпин командировал в Киев генерала Курлова для временного исполнения этой должности.
П.Г. Курлова я знал еще по Николаевскому кавалерийскому училищу как моего ученика. Впоследствии из него выработался человек с твердым характером и вполне определенным направлением. Курлов с большим успехом принялся за восстановление дисциплины среди чинов полиции, несмотря на то что в Киеве он пробыл всего три или четыре
