Только моя Япония (непридуманное) - Дмитрий Пригов

При всей вроде бы экстремальности и агрессивности японской технологии, столь знаменитой на весь мир, интернетизация страны, как опять-таки мне рассказывали, началась весьма недавно, даже позднее нашей, столь неоднозначной в этом отношении страны. Но сейчас все уже движется стремительно и неодолимо в данном направлении. В описанном выше городе Вакканай, например, существует специальный университет с электронно-компьютерной специализацией. Оснащение его новейшим оборудованием, разглядываемым мной с неописуемым удивлением и почти дикарским восторгом, оказывается, на порядок выше наимощнейшего подобного же всемирно-известного американского университета. Мне называли имя того американского заведения, но я не упомнил, боюсь перепутать. Так вот у нас, то есть у них, то есть в Японии, на порядок выше, чем в хваленой Америке. Но естественно, по рассказам самих японцев. Однако не забудем, что все-таки известные нам фирмы «Сони», «Санио», «Тошиба», «Шарп», «Панасоник», «Тойота», «Ясмак», «Шимозума», «Айва», «Ниссан», «Ямаха», «Фуджи», «Дувидо», «Субару», «Кирин», «Мазда», «Накойя», «Ямахана», «Дакомо» — какие еще? вот какие — «Мирамото», «Никон», «Кокуйо», «Хонда», «Ниссеки», «Долькио», «Сейка», «Ёмо», «Юсис», «Комодая», «Такеучи», «Джейл», «Судзуки», «Ничируйо», «Асахи», «Сантори», «Маруиши», «Ашикару» — какие, спросите, еще? вот вам какие — «Ямаха», «Мията», «Мочудзуки», «Намикара», «Сантер», «Камрай», «Сумитомо», «Таисоо», «Нумано», «Лернаи», «Торай», «Никка», «Лотте», «Соттабанк», «Эниси», «Джейт», «Меиджи», «Юкиджириши», «Глирико» — какие, спросите, еще? ах, не спросите! тогда я сам скажу: вот какие — «Лайон», «Сеибу», «Энтитити», «Джури», «Канебо», «Джомо», «Шова», «Секкуие», «Зоджируши», «Идумитсу», «Миата», «Канон», «Минольта», «Коника», «Такефуджи», «Хино», «Сейкоша», «Денон» и многие другие, которых я уж не упомню, и многие-многие другие, которых я просто и не ведаю — все-таки японские.

Тут я вынужден временно прервать плавное, ну, условно плавное, повествование, чтобы сделать важное сообщение. Ура! Ура! Спешу порадовать себя и вас. Наконец-то, бродя по извилистому, но достаточно обжитому берегу моря в Вакканай, я нашел-таки две малюсенькие йенки, эквивалентные двум американским центам. Не ахти что, но дело-то ведь, понятно, не в сумме. Дело в принципе и в идее. Таким образом, через это восстановлена, в некотором роде, репутация японцев в смысле их возможной склонности к беспорядочности, распиздяйству и просто человечности — правда, всего на две йены и только один раз за несколько месяцев. В Америке, в Англии и в Германии человечность бывает явлена в размере до трех долларов и с регулярностью до раза в неделю. То есть в 1500 раз выше! Но повторяю, дело в принципе. В самом ее наличии. В некотором смысле, через то восстановлена и моя репутация по-ястребиному зоркого искателя и ловителя счастливой случайности. Теперь с легкой душой и чувством удовлетворения вернемся к планомерному повествованию.

Конечно, обустроенность быта всякого рода современными изобретениями весьма впечатляюща — бесчисленные вариации и модификации самооткрывающихся, самозакрывающихся, самоговорящих, самовозникающих, самоисчезающих и самоизничтожающихся устройств, скоростные бесшумные поезда и многоярусные развязки, специально выведенные бесхвостые кошки, карликовые лошади, слоны, верблюды и даже, размером в тридцать сантиметров, карликовые акулы, своими недвусмысленными чертами и хищным очертанием вполне воспроизводящие образ натуральных отвратительных созданий, временных союзников наших японцев в их борьбе против американцев периода Пирл Харбора. Ну ладно, не будем о неприятном и мучительном, к тому же уже отжитом, превзойденном и искупленном.

Так вот, еще повсюду мелькают крохотные автомобильчики неизвестного мне предназначения, крохотные тракторчики, сеялки и веялки почти комнатного размера усердно, трогательно, аккуратно и эффективно стригут, жнут, секут, веют, сеют, складывают, пакуют и укладывают среди абсолютно пустынного бескрайнего поля все, что подлежит их вниманию и ответственности, — чудная, завораживающая, прямо-таки идиллическая картина. Повсеместно распространяют прохладу и раздражающую горло и кожу сухость бесчисленные кондиционеры (а при местной жаре без них — просто погибель!). Приводят просто в онемение и почти в священный трепет лающие и западающие конкретно на вас удивительно зооморфноподобные роботы-зверюшки, роботы-люди и роботы-монстры. Я уж не поминаю об остальных всяческих других поражающих воображение примочках. В гостиничном номере посреди телевизионной трансляции, прерывая ее, вдруг появляется горящая прямо-таки неземным огнем, бросающая вас в оторопь, а то и просто, по непривычке и всегдашней готовности к неприятностям и катастрофам, надпись: Господин такой-то, вам есть сообщение!

Боже мой! Какое сообщение?! —

Вам есть сообщение! —

О чем? О чем? Я не хочу! —

И тут же бегущей строкой проносится текст присланного вам факса. Вот так-то. Куда тут убежишь да спрячешься?! Думаю, что это отчасти может неприятно поразить наших ребят и не понравиться им, хотя и не сможет не поразить неизбалованное воображение.

Когда, например, бродишь днем по-вдоль берега Охотского ли моря — с одной стороны или Японского — с другой, по самому северному, в упор смотрящему на туманные российские территории мысу Японии в окружении мягких зеленых холмов, издали выглядящих почти бархатным посверкивающим покрытием главного императорского дивана в главном зале приемов Главного императорского дворца, обдуваемый свежим упругим ветром и сопровождаемый наглыми криками слетающихся чаек, то… Но я, собственно, не о том. Я о том, что когда бредешь днем по-вдоль берега моря, то видишь выстроенный бесконечный ряд всяческого рода «тойот», «ниссанов», «чероки» и прочих, радующих глаз любого русского, джипов. Они ожидают своих хозяев, рыбаков-одиночек, на лодочках, впрочем механизированных по последнему слову техники, ушедших в море за своей жалкой и неверной добычей.

Или другой пример. Неожиданно прекрасная асфальтированная дорога с ясной, сияющей под солнцем разделительной полосой пустынно и одиноко петляет среди полей, вдоль реки, перелесками и скошенными лугами, пока через два часа не подбегает к двум небольшим фермерским домикам. И в той же своей чистоте и ухоженности убегает дальше. Впрочем, через какой-нибудь час она неожиданно обрывается, упершись своей ясной разделительной полосой прямо в густо-зеленую траву. А трава здесь действительно по причине томящей жары и всеовладевающей влажности, невыразимо густая и поражающе зеленая. Из нее на асфальт выскакивают какие-то темные и блестящие жужелицы, таракашечки, муравьи и, посуетившись, опять скрываются в ней. Вокруг поодаль виднеются живописно раскиданные кучки помета каких-то вольных местных животных. Нигде не видно следов ни брошенной, ни продолженной работы. Возможно, той же травой все и поросло. Однако же по параллельной грунтовой дороге можно уехать далеко-далеко. Неописуемо далеко.

Но естественно, подобные просторы для убегания и пробегания дорог в перенаселенной Японии возможны только в Хоккайдо. Прогулки по этим дорогам восхитительны. Неожиданно накатывается ощущение одиночества, потерянности и неодолимой тишины. Над полями и покосами парят мелкие ястребы, выискивая себе в жертву такую же мелкую полевую тварь. Все они вместе легко попискивают, наполняя воздух звуками жизни, подвижности, тревоги, истребимости и неистребимости. Ястреб, надо сказать, не столь уж по-птичьему мелкая тварь, как кажется снизу издалека. Он — птица крупная и замечательная. Я впервые рассмотрел его близко, когда, пролетая надо мной, он почти коснулся крылом моей вовремя пригнувшейся лысоватой головы. В этот момент вспоминалось сакраментальное: я-то знаю, что я не мышь, а он, может быть, да и наверняка, не знает. Действительно, судя по его направленности и решительности, не знал. Но в тот раз обошлось. Я пригнул голову, и все обошлось. Крайние перья его крыльев были злодейски вздернуты и трепались на ветру. Хотя, вполне возможно, это был и сокол. Наверное, это были соколы. Я не сумею их различить. Неожиданно все они разом, сложив, как веер, крылья, с пением:

Страна дала стальные руки-крылья И вместо сердца каменный мотор! — падают вниз на мелкое, замеченное внизу копошение. Тут же раздается оглашающий всю мирную окрестность невыносимый вопль. Случается катастрофа! Эдакая местная экзистенциально-природная Хиросима. Из эпицентра стремительно разбегаются невидимые, но явственно ощутимые волны и затихают вдали. Я стою поодаль, не вмешиваясь — пускай сами себе разрешают, как им быть без моей излишней и невменяемой помощи. Ну, если только с помощью Божьей. Я и за этим понаблюдаю.

Качусь себе дальше. Впереди велосипеда, прямо из-под колеса, словно наперегонки, выскакивают какие-то маленькие птички и тут же ныряют назад в придорожные кусты. Им на смену стремительно выскакивают точно такие же, полагая, что я, глупенький, не обнаружу и не замечу подмены. Да я на них не в обиде. Я специально выбрал для ежедневных прогулок именно эту дорогу с перемежающимися по краям перелесками, полями, с душноватым запахом сена среди томительно жаркого и звенящего дня, с огромными медлительными облаками, подсвечиваемыми заходящим солнцем в огромные и грозные тучи. С оводами. С ужасными, огромными, свирепыми оводами. Просто не по-русски безжалостными оводами. Ну конечно, в общем-то вполне привычные оводы. С неожиданно открывающимися и простирающимися во все стороны просторами, поросшими чем-то вроде полыни. Изредка вдруг посреди полей и посевов на месте привычных пугал появляются шесты с масками театра Но. Не знаю, то ли это древняя магическая и удивляющая в своей архаической откровенности и сохранности традиция, то ли своевольное ухищрение модернизированного шутника. Здесь такие встречаются в разных областях деятельности.