Первостепь - Геннадий Падаманс

Чужой лев схватил детёныша своей огромной пастью за складку на шкирке, как хватает львят мать, – львёнок послушно замер и вытянулся, растопырив кроткие лапки. Но не мать держала его. Огромная пасть вдруг подбросила львёнка высоко вверх, а затем на лету подхватила и перекусила пополам одним махом. Даже не взвизгнул маленький львёнок. Молча ушёл, как и отец, Одноглазый. Быстро всё кончилось. В мановение ока. Чужой лев презрительно отшвырнул перекушенного львёнка и направился к Прыткой. Та играючи побежала. Рыжегривый – за ней.

Сильная Лапа подошла к одинокому трупику, тщательно обнюхала, потом облизала. Не отзывался детёныш, не мог отозваться.

Повернулась львица прочь и пошла. Туда, где осталось мясо быка.

****

Режущий Бивень притаился за валуном. За соседним валуном прячется Львиный Хвост, напротив них, с другой стороны, Колючий Ёрш и Волчий Клык. И так за всеми валунами, за каждым прячутся охотники. А на плоских вершинах и на прилегающих скалах заготовлены метательные камни, теперь туда вскарабкались проворные молодые охотники, те, кто выступают на мамонтов в первый раз. Они будут бросать камни и метать дротики сверху, тогда как Режущий Бивень и остальные более старшие нападут снизу.

Режущий Бивень – хороший охотник и видный мужчина. Хотя его щупловатое телосложение наводит на мысль, что душа была занята чем-то другим, когда росло тело, и не очень заботилась о широких плечах или бычьих рёбрах. Всё равно он красив. Красота знаменуется слаженностью, а у этих людей всё на месте. И у Режущего Бивня. Правильное, смуглое от загара лицо. Глубокие карие глаза прикрыты густыми сросшимися волчьими бровями. И это как раз к месту. Если б не они, не настоящие охотничьи брови в виде крыльев взлетающей птицы, лицо казалось бы слишком добрым и открытым, как лицо человека, который сидит только в чуме да думает непонятно о чём. Но Режущий Бивень думает об охоте. Сейчас – об охоте, о том, о чём надо. Его лицо насторожено.

Он одет в аккуратные кожаные штаны, на шее болтается ожерелье из медвежьих когтей. Длинные тёмные волосы за правым ухом украшены одиноким орлиным пером. С приходом холодов жена сошьёт ему куртку из меха, а пока его плечи, спина и безволосая грудь покрыты лишь крепким здоровым загаром да красноватой охотничьей мазью, из-под которых едва пробивается затейливая юношеская татуировка рода Медведя племени Людей Срединной Степи.

В небе недвижно повис чёрный коршун. Скоро прибудут ещё коршуны, а потом и вездесущие вороны, это плохой знак, слишком рано здесь коршун. Мамонты могут заметить.

С валуна грозят кулаком зоркой птице. Режущий Бивень серьёзный охотник, он твердит про себя заклинание: «О всевидящий Дух Орла! Не спугни наших мамонтов, которых сам нам отдал. Не оставь нас голодными на всю долгую зиму. Люди согласны отдать твою дань, но чуть позже. Не мешай же нашей охоте сейчас. Прошу тебя, скройся!»

Заклинание, кажется, действует. Коршун снижается, с рассерженным клёкотом скользит над головами охотников и исчезает за цепью камней. Затаился.

Молодой охотник на валуне готов вскрикнуть от радости. В глазах гордые искры. Режущий Бивень глядит в его сторону, но тот как не видит. А мамонты уже близко. Всё стадо. Режущий Бивень осторожно высовывает из-за камня наконечники своих копий. Пускай видят добычу. Большущее стадо несётся без шума, без пыли. Будто во сне. Впереди совсем крохотный Чёрный Мамонт, отважный охотник, приманка. Он мчится согнувшись, вприпрыжку, он сейчас мамонтёнок, зовущий на помощь. Вот он достиг ямы, укрытой ветвями, для него специально наискосок переброшено деревце. Он играючи пробегает по деревцу. Изумительно похож. Пересёк яму, обернулся, трубит, трясёт своим приделанным хоботком.

Плохие глаза у гигантов. Слишком малы. Старая Мамонтиха до сих пор не видит подвоха. Опустив хобот и прижав уши, спешит в ловушку. Три шага. Два. Всё! Грохот, рёв, столбы пыли – кажется, небо само затряслось, а земля и подавно идёт ходуном. С тыла раздаётся дружный клич охотников: мамонты замкнуты, люди с факелами в руках выскакивают из-за камней и преследуют стадо, гонят вперёд. А впереди Старая Мамонтиха ухнулась в яму с острыми кольями, бежавшие позади мамонты падают сверху: один, ещё один, ещё… Рёв. Грохот. У охотников вскипела кровь, сердца готовы выпрыгнуть из груди, так неистово бьются. Перелом мироздания. Человек сверху мамонта. Перелом Человек! Будто все молнии сразу сошлись в одном месте. Яма заполнена доверху, но огромное стадо охвачено паникой и не в силах остановиться. Ведь последние, сзади, не ведают, какой лютый ужас свалился на вожаков. У них свой двуногий Ужас сзади мечет горящие факелы под ноги – и гигантские звери несутся по спинам, по головам своих братьев, заполнивших доверху яму и уже вряд ли живых. Теперь новые спотыкаются, падают, загромождают проход, а последние всё ещё давят. Словно рушится мир. Для мамонтов всамделишно рушится. Раскалывается и рассыпается.

Несколько мамонтов вырвались из затора, бросились по сторонам. Теперь с валунов и со скал им на головы летят камни, звери обезумели от боли, готовы крушить что попало, даже друг друга. В неистовой ярости сталкиваются, мечутся – но никто не уйдёт. Никто не должен уйти. Однако один, кажется, прорвётся. Напал на Соснового Корня, опрокинул защитный камень. Режущий Бивень видит мельком Соснового Корня и успевает подумать, что тому худо. Но он ничем не может помочь. Сосновый Корень далеко, а между ними ещё столько мамонтов, и один уже бросается на него самого и тоже может прорваться.

Режущий Бивень метнул копьё. Целил в ямку на шее, позади уха, надёжное место, но не смог сдержать дрожи, поторопился – бросок неудачный, чуть-чуть промахнулся, и кремневое остриё, задев кость, обломилось. Раненый зверь беснуется всего в нескольких шагах, но между валунами вкопаны колья и вырыт ров, где земля помягче. Обезумевший исполин бросается в ров, падает на передние ноги, мощными бивнями рушит стену песка. Режущий Бивень бросает второе копьё. И снова спешит. Это копьё проходит сквозь ухо и застревает в шее. Из уха сочится кровь, мамонт истошно ревёт, но не перестаёт работать бивнями, заваливая яму под собой. Сверху на того падают камни, два копья Львиного Хвоста вонзились в бок, и прибежавший на помощь Колючий Ёрш тоже добавил своё, последнее – тщетно, всё тщетно. Мамонт ревёт, аж на дыбы взвился, ничто не способно остановить разъярённого гиганта. Ещё немного, и полностью засыплет ров. Тогда вырвется на свободу. И по пути растопчет охотников. Подденет бивнями. Вот он вылезает. Огромный, шерстистый, он кажется до небес, он нависает сверху, как скала, как чёрная скала, готовая обрушиться; огромная шерстистая скала с громовым рёвом нависла, Режущий Бивень видит только её, глаза округлились от страха, все мысли застыли, все чувства куда-то сбежали, нет ничего, только это, только скала – и тут что-то случается новое с Режущим Бивнем. Как-то всё стало медленным, как-то вдруг засверкало, как лёд, ослепительный лёд. И посреди блеска ужас. Ярче всякого блеска. Ужас на кончиках бивней, ужас в грохочущем воздухе, ужас в трясущейся земле. «Так уже было!» - хочет воскликнуть Режущий Бивень. Это всё, что он помнит. «Так уже было!» Он помнит ужас и сверкающий лёд. И огромного мамонта помнит, который вздыбился, как скала. Подтёки крови на белом снегу. Огромный мамонт. Сердце застыло, не бьётся, и память застыла на этом моменте, внезапно застыла – и невозможно понять, какой это лёд, какой это снег и какой это мамонт. Так уже было. Сейчас случится ужасное, прямо сейчас, один только миг остаётся, один только миг – но кто-то кричит совсем рядом, ему прямо в ухо кричит – и застывший последний миг рассыпается. Мамонт навис, а кричит Львиный Хвост, лето сейчас; Львиный Хвост кричит: «Бей!» - у него есть копьё, последнее, третье, и никакого льда нету, и снега, только мамонт перед ним, ревущий раненый мамонт, но недобитый, огромный и страшный, ужасный – однако Режущий Бивень взял себя в руки вместе с последним копьём. Он уже метит это копьё прямо в глаз, тщательно метит и шепчет: «Брат, воткнись глубоко, чтобы не было худо». Мамонт судорожно трясёт головой, Режущий Бивень пытается подладиться под эту тряску, чтоб его рука слилась с движениями головы исполина и, кажется, это ему удаётся. Вот точный бросок, визг, теперь уже жалобный визг, копьё всажено в глаз на целый локоть, самое время просить извинения. «О, большой чёрный мамонт! – кричит Режущий Бивень, еле слыша себя в этом грохоте, рёве и визге. – Прости, что охотник заберёт твою плоть. Не гневись. Со всеми так будет. Когда-нибудь станем квиты». Удивительно, но мамонт, похоже, вполне понимает охотника. Залитый кровью, быстро смиряется. Но чуть дальше другой исполин сумел прорваться – и теперь бросается на охотника. Режущий Бивень слишком отвлёкся на своего зверя, покуда просил прощения, ему не хватает какого-то мига, чуть-чуть он запаздывает, чтоб увернуться. Он видит глаз нового исполина, пылающий уголёк, смерть совсем рядом с ним, смерть достанет его, он ничего уже не сможет сделать, подошёл и его черёд, так стремительно подскочил. Сейчас они станут квиты, уже вот сейчас. Так быстро! Не двигаясь, Режущий Бивень холодно смотрит смерти прямо в очи. Кажется, он готов её встретить. Достойно встретить. Лялякать не о чем. Разве что… Вроде как есть небольшая обида, вроде как что-то возмущено… «Три копья разрешают, всего только три… Глупые правила!» Это последнее, о чём пытается подумать Режущий Бивень, чтобы только не думать о самой смерти, чтобы только не думать… Но удачно пущенное Львиным Хвостом копьё настигает гиганта, тот, вдруг, в самый последний миг спотыкается и, присев от свирепой боли, оборачивается на нового врага. Вовремя Львиный Хвост подобрал копьё! У Режущего Бивня появляется возможность. У него ведь остался за поясом топор, в два прыжка он подскакивает к раненому зверю и сильным точным ударом перерубает сухожилия на согнутой в колене передней ноге. Теперь успеть отскочить, Режущий Бивень хочет успеть отскочить, но хобот гиганта всё же проворнее, удар приходится по щеке, из глаз сыплются искры, скалы резко взметаются – и вслед за ними падает тьма, сплошная завеса.