Холера (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич

Книги. Книг было множество, не меньше десятка. Некоторые лежали на видных местах, заботливо заложенные шелковыми закладками, другие были открыты и обретались на самом видном месте, будто хозяин лишь минутой раньше отложил их. Но… Холера повела носом, точно крыса, учуявшая душок яда в сладком запахе сырной корки. Как и картины, эти книги настолько не соответствовали друг другу, что это невольно бросалось в глаза. Сборники дешевых гравюр, живописующих приключения вымышленного мессира Фледермауса, проклятого Сатаной рыцаря с обличьем летучей мыши, способные удовлетворить разве что вкус двенадцатилетнего мальчишки, легко соседствовали с собраниями любовных сонетов полувековой давности, а труды по аломантии[4] с поваренными книгами. Невозможно было вообразить, что их читает один человек, пусть и выживший окончательно из ума.

Свечи и масляные лампы встречались во множестве, но расположены отчего-то были в тех местах, где их свет почти ничего не освещал, только мешал сориентироваться. Что ж, хотя бы эта странность сыграла ей на руку. Улучив удобный момент, Холера украдкой стащила с одной из полок увесистый медный канделябр с острыми гранями, своей формой напоминающий миниатюрный шестопер.

Превосходно. Она взвесила импровизированное оружие в руке, ощутив немалое удовлетворение. Пусть он мало походил на те короткие дубинки, которыми сподручно орудовать в уличной драке, но, без сомнения, кое на что годился. И вес почти идеальный, прямо под ее руку. Будь у нее такая штука там, на улице, она бы, пожалуй, влегкую размозжила голову сучке Ланцетте…

Убедившись, что хозяин ничего не заметил, Холера ловко спрятала канделябр за спину. Она знала, что в случае необходимости даже ее небольшой силы хватит, чтоб проломить череп под тонкой пергаментной кожей, хрупкий, как иссохшая шкатулка для драгоценностей ее прабабки.

Однако вес новообретенного оружия не мог унять то колючее ощущение беспокойства, что поселилось где-то внутри ее печенки с той самой минуты, когда она переступила порог странного дома и медленно точило ее изнутри.

Ей не нравился этот дом. Ей не нравился его хозяин, состоящий из обернутых истлевшей парусиной костей, но, кажется, дом ей не нравился еще больше. Ей приходилось бывать в домах, внутренности которых были исчерчены самыми зловещими сигилами, домах, один неосторожный шаг в которых мог стать причиной мучительной смерти. Но эта странная, отгороженная от всего Брокка, обитель, вызывала у нее еще большее беспокойство.

Этот дом, он был… Холера попыталась сосредоточиться. Может, у нее не было хваленого волчьего чутья, зато было свое собственное, помогающее выпутываться из самых паскудных ситуаций. И раз уж оно помогало ей на протяжении трех лет в Брокке, возможно, не таким уж бесполезным оно было!

Этот дом, эта обстановка, этот запах…

Думай, безмозглая сука, думай. Тебе ведь сразу показался знакомым царящий здесь дух, твоя тупая голова просто не может вспомнить, где он тебе встречался.

— В конце концов, я подумал, не так-то это и плохо, верно? Ведь не можем же мы в самом деле полагать, будто бы всякая сообразующая истина, укрытая в этой книге, служит предметом бесконечного и назидательного порицания…

Поток белиберды внезапно прекратился и лишь тогда Холера заметила, что они уже добрались до основания лестницы. Трясущийся скелет не двинулся вверх по ступеням, как она ожидала. Вместо этого он, дергаясь и щелкая суставами, отстранился в сторону, пропуская ее. Вот только…

Холера ощутила, что медный канделябр, который она сжимала за спиной, вдруг потяжелел по меньшей мере на три кёльнских марки[5]. Он пропускал ее не вверх, как она предполагала, на второй этаж, а вниз. В этом странном доме что, спальня устроена в подвале? Или…

Холере достаточно было глянуть через обтянутое сухим пергаментом плечо, чтоб ощутить, как острые зубки предчувствия, терзавшие ее печень, превращаются в увесистые мельничные жернова.

Лестница, спускавшаяся вниз, вела не в спальню. И, кажется, не в винный погреб. Миновав совсем не длинный пролет, она заканчивалась узким почти вертикальным лазом, чье устье было оплетено тонкой белесой тканью. Что было внутри нее Холера не видела, однако отчетливо ощутила бьющий из этого лаза гадостный запах, распространившийся по всему дому. Запах, который напоминал одновременно аромат гниющих фруктов, сырую землю, кислоту и травяной сок. Запах, который…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Старик осклабился беззубым ртом, отчего его губы разошлись как края старой обескровленной раны, обнажив сухое гладкое нёбо.

Он хотел, чтоб она спустилась вниз. Потому что…

Холера отпрянула от лестницы, занося для удара тяжелый подсвечник.

— Иди-ка ты нахер, грязный скотоложец! — рявкнула она, хищно скалясь, — Я туда не пойду! Только попробуй протянуть ко мне руку и клянусь всеми демонами Ада, я сделаю из твоих ссохшихся старых яиц чернильницу!

Старик не разозлился отказу, не обиделся. Внимательно взглянув на нее своими прозрачными глазами, он склонил голову. В его скрипучем голосе ей послышались доверительные, почти ласковые, интонации.

— Я же ведь поелику на вящее славословие не претендую, только лишь премного обязан буду, ежли всякое мое намерение к очевидному внешнему намерению тождественно будет, однако ведь не всякий мнимый порок одесную расположен быть может…

Холера попятилась от бормочущего бессмыслицу живого скелета, не опуская занесенной для удара импровизированной палицы и оглядываясь в том направлении, где должен был располагаться выход. Из-за странно расставленной мебели и неверного освещения, царящего здесь, анфилада комнат на миг показалась ей настоящим лабиринтом. Запутанным, но не самым сложным на свете. Холера с облегчением нащупала взглядом входную дверь, все еще заложенную изнутри засовом.

И стиснула зубы до хруста в челюсти, когда Марбас на миг одарил ее своим дьявольским прозрением.

Бессмыслица, которую бормотал старик, не была бессмыслицей. Это была…

Холера дернулась, но не от боли — от мгновенно настигнувшего ее понимания, безжалостного, как древний демон из адских глубин.

Это была имитация. Имитация человеческой речи. Как сам дом с его обстановкой был имитацией человеческого жилища. Чем-то сродни искусно раскрашенной стеклянной рыбешке, которую рыбаки бросают в воду, чтоб приманить толстую жирную рыбу. Или фальшивой утке, которую охотники выставляют на болоте, чтоб завладеть вниманием дичи.

Вот почему с первой минуты ее терзало это чувство. Будто все вокруг было чуточку странно устроенным, правильным, но каким-то не до конца. Все эти книги, картины, шахматы… Будто какая-то сила пыталась соорудить нечто до крайности напоминающее человеческое жилище, кропотливо копируя даже мелочи, но при этом сама в полной мере не понимала, что такое человек и как он устроен. Как если бы…

Взгляд Холеры мгновенно прыгнул от входной двери обратно к старику. И он оказался ближе, чем был раньше. Гораздо ближе. Черт побери, она и не думала, что эта скрипучая рухлядь способна передвигаться так тихо. И так быстро. Пустые глаза цвета остывшего янтаря внимательно смотрели на нее в упор.

Боль полыхнула в правой части головы, на миг осветив внутренности дома, точно шипящая римская свеча. Боль была оглушительной, мгновенно размывшей мысли, но Холера успела порадоваться, что сумела сохранить сознание.

Дубинка. В обмякшей руке старика, состоящей из одних костей, была обычная деревянная дубинка, короткая и толстая, вроде тех, которыми на бойнях глушат строптивых молодых телят. Он не делал попытки нанести удар, лишь стоял и внимательно смотрел на нее, будто чего-то ожидая. Может, думал, что этого будет довольно. Если так…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Холера едва подавила хриплый рыкающий смех.

Хороший удар, старик, только я не теленок. Я ведьма. Я повелеваю адскими демонами и всесильными духами. Я покажу тебе, сколько боли может вынести человеческое тело в своих скудных возможностях, я покажу тебе, сколько бесценных знаний о боли скрывается в адских сокровищницах, я…