Терской Фронт - Борис Громов

Так, теперь главное — не спешить. Внимательно осматриваю машины боевиков и местность вокруг них через прицел автомата. Кто-то мог и уцелеть, хотя, вряд ли. Но, рисковать не стоит, а то приподнимешь дурную головушку, а добрый бородатый дядя тебе в нее пилюлю от глупости вгонит. Свинцовую.

— Чужой, ты там как? — оживает рация.

— Живой, движения вокруг машин не наблюдаю.

— О чем мы с тобой в прошлый раз говорили?

Так, все верно, проверить тот ли я, за кого себя выдаю, перед тем, как выслать помощь — идея вполне разумная.

— О брате твоем говорили, — я напрягаю память, — о Хасанбеке. О благодарности. И о способах опознания на Мертвых Землях.

— Понял тебя, Чужой. Сейчас помощь будет, встречай.

— Жду, — коротко отвечаю я, а сам начинаю аккуратно перемещаться в сторону первого УАЗа. А то, как известно, в большой семье — шавлом не щелкают. Наложат шустрые парни с КПП могучую лапу на все трофеи разом, не драться же с ними потом. А я что, зря жизнью рисковал? Когда минут через пять я уже провожу "контроль" возле перевернутого УАЗа в кювете, мимо меня пролетают армейская "буханка" с самодельным люком в крыше, из которого выглядывают сразу два автоматчика и бежевая "Нива" с зеленой полосой по борту, явно бывшая в "прошлой жизни" инкассаторской. Микроавтобус проскочил дальше, а "Нива", притормозив, сдает назад.

— Узнаю наемников! — скалится в тридцать два зуба выбравшийся из нее Аслан. — Еле жив остался, но сразу за трофеями рванул.

— Ага, мы такие, жажда наживы подавляет даже инстинкт самосохранения, — улыбаюсь я, и киваю головой в сторону ушедшей вперед "буханки", от которой уже слышны одиночные выстрелы, там, видно, тоже времени даром терять не привыкли. — Не переживай, вам сейчас тоже богато обломится. Там кроме "Утеса" еще и РПГ в УАЗе был.

— Откуда знаешь?

— А мне из него в Сержене чуть задницу не поджарили...

— Тебе там похоже не только ее жарили, — Аслан внимательно смотрит на замерший посреди дороги ГАЗ-69. Ой, мля, досталось же тебе, бедняга. Даже на таком расстоянии видно, восстановлению "шесть-девять" не подлежит: вдобавок ко всем прошлым "болячкам", теперь добавилась еще и очередь из "Утеса", прошедшая вдоль всего борта от "запаски" до двигателя. Калибр двенадцать и семь — нифига не шутки. Несчастный "козлик" сейчас похож на неаккуратно вскрытую консервную банку.

Вытащив из-под УАЗа и повесив за спину два АКМСа, срезав с рукавов "волчьи головы" и небрежно перекинув через плечо две замызганные разгрузки, иду назад, в сторону моего искореженного "стального коня". Там в салоне перевернутого УАЗа, вроде, еще что-то осталось, но все за раз я на себе один черт не упру.

— Прости меня, железо, и спасибо тебе, — тихонечко говорю я, поглаживая ГАЗ по разодранному пулями борту.

— Эй, Чужой, ты чего там? — слышу за спиной голос Умарова.

— С боевым конем прощаюсь.

Фраза получается какой-то совершенно не шутливой. Да и Аслан не улыбается и отвечает совершенно серьезно.

— Да уж, он тебе сегодня жизнь спас.

Парни с КПП помогли мне откатить "козлик" с проезжей части, перевернули и взяли на буксир сильно помятый, заляпанный кровью, но относительно исправный УАЗ и подбросили на "буханке" вместе со всеми моими трофеями прямо к порогу "караулки". Аслан пообещал помочь с "попуткой" до Червленной и пригласил внутрь, чтоб не жариться на солнцепеке, а заодно чайку попить. Сложив "нажитое непосильным трудом" кучкой возле двери, вхожу следом за ним, и, увидев суровую табличку "Саца! Чекх вала мегар дац!"[58], дисциплинированно отстегиваю от "сто третьего" магазин, лязгаю затвором, доснаряжаю выскочивший патрон в "рожок", и убираю его в подсумок.

   — Что, по-чеченски понимаешь? — спрашивает заметивший это Аслан.

   — Грешен, — развожу руками я.

   — Это правильно. А то, как так выходит — глупые чеченцы два языка знают, а умные русские — всего один?

   Посмеялись, я уселся за стол чаи гонять, а Умаров пошел к стоящему в углу полевому телефону, насчет транспорта для меня договариваться.

   — С тем КПП говорил, — сказал он, положив трубку ТАПа[59], — сказали, если кто в ту сторону поедет, они к нам направят. Но о цене уже сам договаривайся.

   — Скажи, Аслан, а у тебя знакомых автомехаников нет, часом?

   — А, — понимающе кивает тот, — решил, что УАЗ не совсем мертвый еще? Правильно решил, мне кажется. Продать хочешь, или починить?

   — Починить, разумеется. Зачем продавать то, что самому нужно?

   — Тоже верно, — соглашается Умаров. — Мой дядя Исмаил и его старший сын, Ваха, мастерскую в Петропавловской держат. Если надо, могу все узнать.

   — Узнай,

   — Тогда так давай. Машину тут оставляй. Исмаил приедет, заберет, посмотрит что-как. Цену скажет. Ты в "Псарне" живешь?

   Я киваю.

   — Вот, тогда через Кузьму свяжемся. А как готово будет — приедешь, заберешь. Ты не думай, я тебе слова стариков не зря передавал, все хорошо будет сделано. И недорого.

   — Вот и договорились, — соглашаюсь я, прикидывая, хватит ли мне денег на оплату работы Исмаила и его сына. Кое-что в кубышке уже есть, да трофеи сдам, да за "волчьи головы" рубль золотом и десять рублей серебром выдадут. В самом крайнем случае, пойду к Исмагилову на поклон, он, вроде, помощь обещал. Вот и попрошу помощи... Материальной... Я его за язык не тянул. Опять же, не безвозмездно, с возвратом.

"Попутка", бортовая "Газель", нашлась через пару часов. С водилой, стареньким и сморщенным, будто гриб-сморчок, чеченцем в высокой каракулевой папахе, я торговался, будто на базаре. В результате, сошлись на том, что я отдам ему один трофейный ПМ и два магазина. Тот требовал два пистолета при четырех магазинах, но я был непреклонен. А когда ударили по рукам, то по его довольной физиономии понял, что один черт крепко переплатил. А, и ладно! Не обеднею. С помощью Аслана перекидал в кузов все свои "ништяки", и, пожав на прощание руки всем своим спасителям, запрыгнул туда сам.

   — Марша ойла, Аслан![60] — машу я на прощание стоящему на крыльце "караулки" Умарову, когда грузовик трогается.

   — Баркалла, Миша, и тебе нек дика хюлда хан![61] — кричит он мне в ответ.

   В Червленную мы въехали, когда солнце уже почти касалось горизонта. Думается мне, что и в Комендатуру, и в "Ратник" я уже опоздал. Да и стволы трофейные не чищены. Раз уж начал создавать себе репутацию честного и порядочного клиента, так и надо гнуть эту линию дальше.

   — Давай сразу к "Псарне", уважаемый, — кричу я, постучав ладонью по крыше кабины.

   — Дик ду![62] — слышится в ответ старческий брюзжащий голос. — И не ори так, не глухой я.

   Уже на подъезде к трактиру меня настигает запоздалая мысль: "А как я все это один потащу?" Тут ведь не блок-пост, где посторонних нет, а оживленная улица. Бросишь какую-нибудь вещь без присмотра, в два счета "ноги отрастит". М-да, незадача... О, похоже повезло, возле входа в "Псарню" вижу кого-то из наемников, напрягаю зрение, ага, Толик. Ну, и ладно, Толик, так Толик. Опять же, мы с ним помирились уже и общаемся вполне нормально. Ну, попутал парень поначалу берега, с кем не бывает?

   — Толян! — ору я во всю глотку и машу руками. — Погоди, помощь нужна!

   Похоже, о своем решении задержаться на крыльце Толик жестоко пожалел, стоило мне начать навьючивать на нас мою добычу. В двери трактира мы вваливаемся нагруженные, как два бухарских верблюда. В зале, где народ как раз собрался, чтобы поужинать и языками почесать — немая сцена.

   — Миша, ты это называешь "вообще неприбыльным" делом? — задумчиво тянет, почесывая бровь, Убивец.

   — Ага, — выдыхаю я, — с грохотом сваливая с себя все прямо на пол.

   Рядом, не особо церемонясь, следует моему примеру и Анатолий. Все встают из-за столов и собираются вокруг груды моих трофеев. Выглядит внушительно, не спорю: два АКМСа, "весло" АК-74 с обшарпанными деревянными цевьем и прикладом, явно видавший виды, но вполне исправный ПК с коробкой-"соткой" и тремя пулеметными лентами по 250 патронов в обычном джутовом мешке, два ПМа и один ТТ, по два магазина на каждый. Принадлежавший пулеметчику "Кедр", правда, всего с одним магазином. Полтора десятка гранат. Пять битком набитых магазинами разгрузочных жилетов. Два полных и один вскрытый цинк с автоматной "семеркой". Примерно полцинка девятимиллиметровых пистолетных патронов. Две полностью снаряженные "улитки" к АГСу. И, в довершение "натюрморта" сильно поцарапанная, но рабочая армейская радиостанция Р-159, тяжеленная, будто могильная плита. Помнится, когда я срочную служил, радистам даже разрешали бронежилеты не одевать. Во-первых "сто пятьдесят девятая" ничуть не меньше весит, а во-вторых — не каждая пуля ее пробьет. А ведь были еще один ПМ и два АКМа, но чертов "духовский" пулеметчик обгадил мне всю "малину" безнадежно испортив их крупнокалиберными пулями. Кроме того, в кошельках, которые я "выпотрошил, сидя в кузове "Газели" по дороге в Червленную, оказалось тридцать семь серебряных и две золотые монеты.