Тайна Кломбер Холла - Артур Конан Дойл

Эллиот так ловко задрапировал парочку своих пушек, что они больше похожи на тачки уличных торговцев, чем на что-нибудь другое. Боевая артиллерия в конвое могла бы показаться подозрительной. Артиллеристы разместятся в тех же фургонах, что пушки, в полной готовности открыть огонь. Пехота — спереди и сзади. Я уже сообщил нескольким довереным слугам из сипаев тот план, который мы НЕ собираемся выполнять. (NB — хотите, чтобы о чем-нибудь каждая собака знала во всей округе — сообщите об этом под строгим секретом довереному туземному слуге).

8.45 вечера. — Выходим. Удачи нам!

5 октября. — Io triumphe![6] Лавров нам, лавровых венков — Эллиоту и мне! Кто сравнится с нами в клопоморстве!

Я только что вернулся, устал до смерти, весь в крови и пыли, но прежде, чем умыться и переодеться, не откажу себе в удовольствии увидеть наше деяние записанным черным по белому, хоть бы и ни для чьих глаз, кроме моих собственных. Запишу, хотя бы вкратце, как материал для официального сообщения, которое мы составим, когда вернется Эллиот. Билли Доусон говаривал, что есть три степени искажения действительности: преувеличение, ложь и официальное сообщение. Но мы-то свой успех преувеличить не можем, к нему попросту нечего добавить.

Итак, мы вышли в соответствии с планом и нашли лагерь конвоя у начала ущелья. С ними оказалось две неполных роты из 54-ого, которые бы без сомнения выстояли в открытом и честном бою, но неожиданное нападение диких горцев — совсем другое дело. Однако, получив от нас пополнение и защиту, они могли быть спокойны.

Командовал Чемберлен, толковый юноша. Мы быстро объяснили ему положение, и до рассвета были готовы, хотя его фургоны оказались до того набитыми, что освободить место для сипаев и артиллерии нам удалось только, выкинув несколько тонн фуража. К шести часам утра мы уже успели немало пройти и выглядели, как надо — самый беспомощный караван, какой когда-нибудь напрашивался на грабеж. Я скоро увидел, что на этот раз нет речи о ложной тревоге, и племена безусловно что-то замышляют.

Со своего наблюдательного пункта под полотняным тентом одного из фургонов я видел, как выглядывают из-за скал головы в тюрбанах, и время от времени к северу отправляются гонцы с новостями о нашем приближении.

Но только тогда, когда мы достигли Терадского Перевала — мрачного ущелья, обрамленноего гигантскими утесами — африди показались открыто, хотя засаду они устроили такую ловкую, что, не будь мы настороже, как пить дать угодили бы прямо в нее. Но мы были настороже, и конвой остановился, при виде чего горцы поняли, что обнаружены, и открыли против нас ураганный, но совершенно не меткий огонь.

Я попросил Чемберлена вывести его людей в боевом порядке и приказать им медленно отступать к фургонам, чтобы заманить горцев. Уловка удалась блестяще.

Красные куртки размеренно отходили назад, стараясь как можно больше держаться под прикрытиями, а враг преследовал их с истерическими воплями, прыгая с камня на камень, потрясая ружьями и завывая, как орда демонов.

Их черные искаженные лица, яростные жесты и развевающиеся одеяния привели бы в восторг любого художника, пожелавшего изобразить мильтоновскую армию сатаны. Они теснили наших со всех сторон, и наконец, не видя, как им казалось, ничего между собой и победой, выскочили из-под прикрытия скал и кинулись вниз яростной вопящей толпой под зеленым знаменем пророка.

Тут настал мой черед, и мы не ударили лицом в грязь.

Из каждой дыры и щели фургонов полыхнул огонь, и каждая пуля нашла свою цель в густой толпе нападавших. Сорок или шестьдесят покатились кувырком, как кролики, остальные на мгновение заколебались, а потом со своими вождями во главе бросились в яростную атаку.

Но бесполезно людям, не знающим, что такое дисциплина, пытаться противостоять меткому огню. Вождей перестреляли мгновенно, а прочие развернулись и кинулись бежать к скалам. Тогда наступила наша очередь. Размаскированные пушки принялись поливать врага картечью, а наши небольшие пехотные силы, удвоившись, пошли в атаку, уничтожая все на своем пути. Никогда еще я не видел, чтобы ход сражения менялся так быстро и так решительно. Отступление превратилось в бегство, а бегство — в панику, покуда от горцев ничего не осталось, кроме рассеянной горстки перепуганного сброда, сломя голову удирающего под защиту своих природный укрытий.

Но я вовсе не собирался позволить им так дешево отделаться теперь, когда они были в моей власти. Нет, я решил так их проучить, чтобы впредь один вид красного мундира мог служить здесь охранным паспортом. Наступая беглецам на пятки, мы вошли в Терадское ущелье. Поставив Чемберлена и Эллиота с ротами для защиты с флангов, я продвигался со своими сипаями и горсточкой артиллеристов вперед, не давая врагу времени опомниться. Но нам так мешала неудобная европейская форма и отсутствие сноровки в скалолазании, что мы бы никого из горцев не догнали, если бы не счастливый случай.

В главный проход выходит меньшее ущелье, и в спешке и смятении кое-кто из беглецов кинулся туда. Я видел, как туда свернули шесть или семь десятков, но прошел бы мимо, продолжая преследовать главную партию, если бы один из моих разведчиков не прибежал с сообщением, что маленькое ущелье тупик, и свернувшие туда африди не имеют никакой возможности выйти оттуда иначе, как сквозь наши ряды.

Это была прекрасная возможность внушить племенам страх.

Оставив Чемберлена и Эллиота преследовать остальных, я завернул своих сипаев в узкое ущелье и медленно повел их широкими шеренгами от утеса до утеса. Шакал не проскочил бы незаметно. Бунтовщики поймались, как крысы в ловушку.

Никогда не видел более мрачного и величественного места. С обеих сторон голые утесы возвышались на тысячу футов, а то и больше, нависая над тропой так, что над нами оставалась только узкая полоска света, заслоненного к тому же по кромкам перистой бахромой пальмовых листьев. При входе в ущелье утесы отстояли друг от друга больше, чем на двести футов, но, чем дальше мы продвигались, тем уже оно становилось, так что в конце концов полроты едва могли пройти в тесном строю. В этом странном месте царили сумерки, и в смутном неверном свете фантастически громоздились огромные базальтовые скалы. Здесь никто не прокладывал дороги, и грунт был самый неровный, но я быстро продвигался, приказав солдатам держать ружья на взводе, потому что мы явно приближались к тому месту, где два утеса должны были соединяться, образуя острый угол.

Наконец, мы добрались туда. Тропу замыкала огромная груда валунов, и между ними скрючились наши беглецы, как видно, полностью деморализованные и неспособные к сопротивлению.