Набат - Александр Гера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господи, что это было? — протирал он глаза и разглядывал виноватого Аркадия. — Я так боялся этого, я же вас просил…
— И она просила. Да вот тапочки у меня, Илья Натанович, великоваты, не подошли, видно, — отвечал Аркаша, держа в руках по стоптанному тапочку. Легкий вздох, два коротких выдоха.
— Я понял вас, — уразумел Триф.
За завтраком Марья шипела на Аркадия, словно дотлевал костерок ночного пожара, но прежней удали не проявляла. Триф уловил смену настроения.
— Маруся, тебе мыть посуду, — распорядился он.
Марья возмутилась фамильярностью, вскочила и убежала на кухню, куда ей принесли грязные тарелки. И ни слова.
Что она, ревя, позже осмысливала, можно догадываться, однако шипеть перестала, поучать тем более. Сменила тактику, стала прислушиваться к порциям легких вздохов на два коротких выдоха.
Привезя Марью сюда, Судских не опасался насчет побега и взбалмошности. Просил Левицкого общаться с ней просто, вольностей не позволять. Ей было сказано без обиняков: она в розыске, прячут ее здесь по политическим соображениям. Фигура, стало быть, вровень с загадочным книгочеем Трифом.
Дня через три Марья отошла, с обязанностями посудомойки смирилась. Потом Триф подсунул ей способ заварки чая по-китайски, как бы между прочим научил готовить гренки, салаты. Марье поначалу страшно нравилось кричать из кухни: «Мальчики, питаться!» Потом приелось. Сидела сиднем у себя наверху, спускаясь, хамила и огрызалась, таскала у Трифа морковку. И опять на нес ноль внимания. Не с кем поговорить! Один в книжки зарылся, другой — вдох, два выдоха.
На дворе тем временем проявлялась весна, опять надвигались какие-то перемены. По телевизору мало что сообщали членораздельно, как будто крутили по случаю купленный на студии Довженко сериал без конца и начала, нм дна ему, ни покрышки. Вроде во здравие — наступает эра величия России, за упокой — непрерывно бардачило и преодолевалось. «Голоса» глушили, но мощный приемник обстоятельно докладывал о голодных бунтах, о забастовках, о применении слезоточивого газа и дубинок. Судя по продуктам, которые привозила новая смена, зима двухтысячного выдалась скупой, а к весне обещали съезд партии. Старые люди помнили знаменосные былые партайги, после которых, как в миске постного супа, хрен выловишь да медную пуговицу. И вовсю старались попы: раздолье выпало волосатым наставлять о смирении духа и тела! «Итак, братие, будьте долготерпеливы. Вот землепашец ждет спелого плода трудов своих, а время не приспело. Укрепите сердца свои, пришествие Господне идет».
А «Голос Америки» предупреждал о готовящемся перевороте. Власть с благословения Церкви ужесточает меры.
Выслушав это, Триф раздраженно заметил:
— Качнулся маятник в обратную сторону, движение от павлов в савлы началось.
— А что делать, мужики? — подала голос Марья.
— Тебе посуду мыть, мне обед готовить, Аркадию дрова рубить, — нехотя ответил Триф.
— Жрачка, жрачка! — нервно засуетилась Марья. — Слышали, что вокруг делается?
— А что делается? — будто не понял Триф. — Жизнь идет…
— Какая жизнь? — оскорбилась Марья. — Бастовать надо, требовать!
— Поедим и пойдем, — заговорил и Аркадий. — Пойду древко для флага делать. Под каким флагом удобнее?
Марья по привычке хотела ответить дерзко, но сдержалась, скорее осеклась: похоже, неправильно она понимала этого бравого хлопца, не хотел он воспринимать ее всерьез.
На митинг никто не пошел. Однако, едва Аркадий, прихватив колун, вышел к поленнице, Марья скакнула следом:
— Аркаш, а Аркаш…
— Ну? — обернулся к ней Левицкий.
— Ты прости меня зато…
— За что?
— Вообще прости за мои прибамбасы, нахаловку, что пургу гнала.
— Считай, ничего не было, — перехватил колун ловчее Аркадий.
— Нет, вправду, прости. Я ведь не дура, не шалава с трех вокзалов.
— А по тебе видно, — улыбнулся он.
— Что видно?
— То и видно. Таких, как ты, для непорочного зачатия подыскивают, дева Мария.
— Ну сказал! — вспыхнула Марья, хотя сказанное понравилось. — Это ты про то?
— И про это тоже.
— А я тебе нравлюсь? — закокетничала Марья.
— В каком смысле?
— Ну, вообще, — опустила реснички она.
— Со страшной силой! — сказал Аркадий и одним взмахом развалил сучковатое полено надвое.
— Нет, ты вправду…
Аркадий придержал новый взмах:
— А если вправду…
Говорить — подрасти, мол, там видно будет — Аркадий не хотел. Девчонка с характером, обуздать ее нрав можно откровенностью, искренним теплом или твердой надеждой, что пыл ее не погасят насмешки.
— Мне, Маша, боевая подруга нужна, — решился Аркадий. — Чтоб в огонь — не обожглась, в воду — мокрой курицей не вышла, а под медные трубы — королевой выглядела. Смекаешь?
Вдох, два выдоха. Она кивнула быстро, боясь пропустить самое главное.
— Мне жена нужна, Маша, — закончил он кратко и принялся за дрова.
Марье ничего не осталось, как идти назад.
— А если я приготовлю обед? — спросила она стеснительно у Трифа, который хлопотал на кухне.
— Поп… попробуйте, Марья, — столь же робко ответил он. — Я помогу.
И как-то отошел Аркадий на второй план, уступил место Трифу.
«Понимаете, Маша, — поучал он, — таинств нет вообще нигде, а в готовке в частности. Нужен смак. Продукты можно испортить тремя способами: переварить, пересушить, пережарить. Если этого не случилось, тогда вы можете давать название тому, что у вас получилось. Допустим, вы готовите обычный суп, а картошку бросили раньше мяса. Тогда дождитесь, когда она сварится, и подавайте на стол под названием «Квазицкая уха мясная». Вкус будет специфический. Дурак не заметит, умный не скажет. Под впечатлением от названия ваши едоки съедят все, выпросят добавки, а пока они не прислушались к своему желудку, скормите им остатки, ибо основная заповедь хозяйки: «Чем в газ, лучше в вас».
Пока никто не отравился», — отмечал Триф всякий раз после еды, хотя Марья полагалась не только на теорию, а дергала Трифа постоянно, отвлекая его.
— Маша, достаточно! — взмолился он однажды. — Либо вы аки Христос в пустыне, либо я возвращаюсь к обязанностям главного кормильца.
— А чем он занимался в пустыне? — сглаживала выпад Марья.
— Размышлял.
— О чем?
— Как жить дальше.
— За это его распяли?
— Интересный подход к теме, — забыл обиду Триф. — А знаешь-ка, ты права. Любой человек, мыслящий неординарно, раздражает окружающих, а посягающий на правила жизни окружающих по меньшей мере достоин изгнания в пустыню.
— А до Христа так ничего и не было?
— Как ничего не было? — не понял Триф.
— Против кого он восстал? — пояснила Марья.
— Так, э… Как против кого? Против генералов иудейской церкви.
— Еврей против евреев? Еретик?
— В какой-то мере. Время потребовало новой религии, — отвечал Триф, напрочь забыв урок, который ему преподала однажды дерзкая девчонка.
— А почему сейчас никто не восстает против Церкви? — наседала Марья. — Неужто с тех пор все гладко и ничего менять не надо?
Триф выпучил глаза:
— Ну… во-первых, с тех пор в Церкви многое изменилось, были и расколы, и гонения…
— Нет, вы мне с самого начала. Была еврейская религия, так?
— Иудейская, — поправил Триф. — Да.
— А Иисус Христос создал религию для всех остальных. Так?
— Допустим, — кивнул он, домысливая, куда на этот раз влечет его шустрая девица.
— Но сам-то он еврей был?
— Иудей.
— И чего он нового сделал?
— Создал новую религию, — сказал Триф и покраснел от собственного кондового ответа. Любой поп грамотно и толково объяснит заблудшему в дебри еретизма, что вера не обсуждается и лишь Богу-вседержителю дано думать за всех живущих на земле, а он, весь из себя грамотей, не может толком объяснить, что есть вера.
— Ничего нового он не создал, — донеслось до него, как из преисподней. — Его самого еврейские попы придумали. Вот! — победоносно закончила она.
— А я с тобой не спорю, — сам собой нашелся ответ. — Но как ты до этого додумалась? Или подсказал кто?
— Нам талдычили на уроках Закона Божьего: «Читайте Библию». Там, дескать, смысл жизни и се суть. Я пробовала, а там все сплошь про евреев. Никакой сути. И поняла я, что еврейские попы скормили язычникам «Квазицкую уху мясную». Они, видать, хотели что-то особенное приготовить, а у них не получилось, тогда это скормили глупым.
— Какую уху? — не понял сразу Триф.
— А такую! Вы сами учили меня: если не получается блюдо, дай ему новое название. Евреи свою веру не могли проповедовать, силенок в те годы не хватало: то в плен их брали, то избивали, то гнали отовсюду, вот они и решили создать мессию, который станет сплачивать еврейский народ. А у Иисуса, видать, свои планы были, хотел возвыситься. И ведь не попы еврейские, а его ближайшие друзья сочинили сказочку, будто Господь Марию трахнул в образе лучика света, и такой от этого чудный мальчик появился, как Ленин прямо, а римляне спохватились и поняли, что появился обычный засранец, бунтовщик с амбициями, вот его и казнили. Если бы в нашей стране стояли римские легионы, разве могла бы шайка бесштанных большевиков народ поработить?