Таблетка - Герман Садулаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в воскресенье утром нам опять идти в стаю, И нас благословят размножаться во тьме.
А вот это уже современность. Хотя с привкусом вечности – как всегда у Б.Г. Жить и стремиться… Куда и зачем? Ради детей. Но куда и зачем будет стремиться этим самым детям? И разве не самая большая подлость: плодиться и размножаться, порождать новое существование, которое не сможет найти своих путей и целей и которому мы не сможем, уходя, оставить ни единого достоверного указателя? Только камень у трёх дорог: куда ни пойдёшь, что-нибудь потеряешь.
Максимус дослушал песню, обеденный перерыв закончился, и Семипятницкий включился в трудовую деятельность департамента импорта.
Склад отказывался принимать два контейнера канадской креветки.
Максимус спокойно выслушал по телефону пятнадцатиминутную истерику начальника склада о том, что ему некуда уже девать креветку, что этой креветкой заставлен весь склад, положил трубку и отдал указание своему помощнику:
– Саша, вывози контейнеры из порта на склад. Сегодня.
– Но как? На складе нет места!
– Всё у них есть. Наверное, обожрались креве-точных таблеток, вот им и чудится.
– В смысле?
– Забей. Просто вывози. Найдут место и выгрузят, куда они денутся. Не в первый раз.
Максимус никогда не делал снисхождения складским работникам. На корпоративных вечеринках они каждый раз хотели Максимуса за это побить. Лезли с кулаками и пеной у рта, но вся их агрессия разбивалась о его равнодушие. А теперь Семипят-ницкий ещё и помнил увиденное во время нечаянной инспекции склада, когда он ездил забирать голландские таблетки, и это лишило его последних остатков сострадания к «синим воротничкам».
Когда рабочий день подошёл к концу, Максимус зашёл в туалет и выпил две розовых таблетки. Ещё несколько таблеток оставалось в кармане его пиджака. Едва ли ему хотелось поторчать: настроение скорее было авантюрное – испытать эффект препарата ещё раз и на другом предмете.
Он даже удивился, когда в лифте не встретил свою богиню секса из соседнего офиса. Не было её и в фойе на первом этаже. Максимус вышел и закурил у входа. Он был уверен, что девушка появится.
И через пять минут она действительно вышла. Вид у богини был болезненный и замученный, но от этого ничуть не менее сексуальный.
– Привет, крошка!
Максимус опешил от собственной наглости. Препарат ещё не начал действовать. Это был приход по мнению – Максимус только думал о том, что скоро действие таблеток начнётся, и от этого стал вести себя развязно.
Так знакомился с девушками он только в молодости много лет назад. Вспомнил, как хохотал над его приёмами приятель. Максимус употреблял всегда одни и те же две фразы: «Привет, крошка!» – и: «Что ты делаешь сегодня вечером?» А приятелю на его подколки замечал, пожимая плечами, зачем придумывать что-то ещё, если и это нормально действует. Но ведь действует далеко не всегда, – возражал приятель. А Максимус отвечал, что есть только один гарантированный способ уложить женщину в постель – бросок через бедро.
Девушка посмотрела на Семипятницкого с удивлением и слегка улыбнулась:
– А, привет!
– Ты себя плохо чувствуешь?
– Голова болит.
Максимус вытащил из кармана таблетки и протянул их на ладони.
– На, хорошее средство. Сам пью. Девушка заколебалась, но одну таблетку взяла.
– Две. Надо принять сразу две. Прямо сейчас. Запивать не надо.
И богиня покорно проглотила лекарство.
– Моя машина вон там. Поехали.
– А… я живу далеко, на Просвете.
– Действительно далеко. Найдём что-нибудь поближе.
Когда мужчина настолько уверен в том, что он говорит и делает, нет женщины, которая ему не подчинится. Богиня забралась на сиденье рядом с водителем, Максимус завёл машину и тронулся с парковки.
– Как тебя зовут, красавица?
– Майя.
Максимус удовлетворенно кивнул. Примерно такого ответа он и ожидал. Майей звали его первую несбывшуюся любовь, которую он встретил в детстве в пионерском лагере. То есть уже не совсем в детстве. В общем, если бы всё сложилось иначе и если бы тогда он вёл себя увереннее, то что-то могло произойти. Поэтому любовь и осталась в его памяти как несбывшаяся, вместе с первой вполне осознанной эрекцией.
А ещё Майей индусы зовут богиню материальной природы, воплощённую иллюзию.
– Максимус Семипятницкий. Потомок древнего хазарского рода, наследник Великих каганов. Гениальный писатель. И ведущий специалист департамента импорта компании «Холод Плюс». Но последнее – всего лишь постыдная случайность на моём историческом пути.
– Какая честь для такой простой и скромной девушки, как я!
Богине стало лучше, и она откровенно радовалась. Любой девушке нравится, когда её веселят.
– Ты приехала из Барнаула?
– Нет, из Караганды.
– Я так и подумал.
– Почему? Я выгляжу провинциальной?
– Нет. Ты выглядишь красивой. А красивые девушки остались только в провинции. Ты была в Ирландии?
– Нет.
– Я тоже. Значит, мы едем в ирландский паб. Максимус оставил машину в уютном переулке
около паба, решив напиться и дальше ехать на такси.
– Самый лучший коктейль в этом месте – ирландский флаг. Видишь, он трехцветный. Нет, не надо смешивать. Пей, не нарушая границы цветов.
Пять пар коктейлей вошло в глотки легко и быстро.
– А теперь рассказывай!
– Что тебе рассказать, гениальный хазарский писатель?
– Всё, что нужно тут по сюжету. Например, про то, как тебя изнасиловал отчим. Не хочу нарушать традиции псевдопсихологических романов и фильмов.
– Но меня не насиловал никакой отчим! У меня и отчима-то никакого нет! Только папа и мама, и, боюсь тебя разочаровать, они не извращенцы.
– Главное, не разочаровывай читателя.
– Какого ещё читателя?
– А тебе никогда не казалось, что наши жизни кто-то пишет? У тебя в голове не появляется экран монитора, на котором сами собой загораются целые предложения?..
– А. я, кажется, понимаю, о чём ты. Ладно, похоже, тебя не проведешь. Дедушка.
– Дедушка что?
– Дедушка был моим первым любовником, если это можно так назвать.
– Детали. Нам нужны детали. Подробности.
– Я знаю. В них скрывается дьявол.
– Откуда ты знаешь?
– Где-то прочла.
Девушка приняла приличествующую случаю позу задумчивости, закурила, стараясь, чтобы это выглядело как можно более нервно, и начала свой рассказ:
– Когда я была совсем маленькой, я много времени проводила с дедушкой. Родители работали. Дедушка меня очень любил и баловал. Он сажал меня на колени и целовал. Сначала он целовал меня, как обычно целуют детей: в лоб или в щёчки. Иногда в животик. Но потом, когда мне было уже лет семь или восемь, он стал целовать меня там. Ниже, чем животик. Намного ниже. И он не просто целовал, нет. Он старался засунуть свой язык как можно глубже. А его плохо выбритые щеки и подбородок царапали внутренние стороны моих бёдер. Но я терпела. Я тоже очень любила дедушку. Он никогда не просил меня молчать об этом, но я сама поняла, что не должна никому рассказывать. Это была наша с дедушкой тайна. Я понемногу взрослела, оформлялась как подросток. А наши с дедушкой встречи наедине продолжались. У нас были свои секретные имена для этого. И не то чтобы какое-нибудь банальное «пчела» и «цветочек», или даже «раковина» и «моллюск». Он называл это «олень наклоняется, чтобы испить воды из хрустального источника» или «лунный луч пробирается в облака». Дедушка был по натуре художником. Кажется, он увлекался классической китайской поэзией. Да, сначала я просто терпела. Но со временем у меня появились определённые ощущения. Мне стало нравиться это. Я была замкнутым ребёнком, мало общалась со сверстниками. Я спешила из школы к дедушке. Молча входила в его комнату и садилась на старое потёртое кресло. А он весело расспрашивал меня об уроках, а сам устраивался на полу передо мной, поднимал мою юбку и стягивал трусики на пол. А потом олень припадал к источнику. Он пил из родника долго, полчаса, иногда час. Если нам никто не мешал. А нам некому было мешать. Родители возвращались поздно. Жены у него не было. Бабушка умерла давно, я её совсем не помню. И вот он вылизывал мою промежность, на которой ещё и волосики не росли, а я гладила его седую голову. Совсем как взрослая. Ничего другого он со мной не делал. Я не знаю, может, у него не стоял его член, а может, он боялся причинить мне боль или испугать. Но он никогда не просил меня. в общем, ты понимаешь.
– И. чем всё закончилось?
– Ничем. Дедушка умер. Для меня это было и остаётся самым большим горем в моей жизни. Я помню, гроб с его телом стоял сначала в нашей квартире. В той самой комнате, где он раньше жил и где мы с ним занимались любовью. Приехал катафалк, гроб накрыли крышкой и повезли на кладбище. Там, на кладбище, перед вырытой могилой, крышку сняли, чтобы родственники смогли проститься с покойным. Так вот, видимо, подбородок плохо подвязали… а гроб тащили по лестнице с четвёртого этажа… и в катафалке трясло. В общем, когда открыли гроб, я увидела, а я стояла рядом, ближе всех. его челюсть съехала набок, и изо рта вывалился длинный, фиолетовый язык. Тот самый язык, которым. у меня свело судорогой ноги, и я потеряла сознание. Все подумали, что это от горя и от ужасного вида мертвеца, но дело было совсем в другом.