Пути зла - Джон Тренейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ревность гложет мне сердце. Так, вторник – его день. С ней.
– Приятного уик-энда, – желаю тем не менее я.
– Постараюсь. Еду на побережье.
– Это прекрасно, – машу ей рукой. Она в ответ любезно кивает. Направляюсь вниз по дорожке, закуривая на ходу. Но не успел я пройти и двух десятков шагов, как доктор Диана окликает меня. Понимаю, что она идет за мной; действительно, она почти у меня за спиной.
– Не знала, что ты куришь, – говорит она.
– Ну, я как-то стесняюсь этого. – Голос у меня совершенно охрип, заикаюсь. – Слабость, понимаете?
– Сколько раз приходил ко мне и ни разу не закурил.
Далось ей это курево!
– «Мальборо» – твои любимые сигареты? – продолжает она допрашивать. И я вижу, что она смотрит на пачку, которую я держу в руке. Пошла ты – знаешь куда? Какое ей дело? Молча киваю и гашу сигарету.
– Не допускай здесь вольностей, – советует она. – Это тихая, респектабельная семья. Веди себя соответственно.
– Обещаю, – отвечаю я спокойно. – И спасибо за поддержку.
– Я тебя не поддерживала…
Диана продолжает рассматривать меня, как будто я редкий, возможно, опасный экземпляр и неизвестно, чего от меня ожидать.
– Видите ли, – продолжаю я (понимаю, что надо заткнуться, но не могу), – для меня это очень важно. Работа на свежем воздухе. Милые люди, милая семья. Мой жизненный шанс.
Взгляд Дианы по-прежнему проницателен.
После нескончаемо долгой паузы она произносит со вздохом:
– Позволь мне сказать, что я думаю, хорошо?
Впиваюсь ногтями в ладони и отвечаю:
– Конечно.
– В тебе полно мусора, – говорит она уверенно и жестко.
Ее откровенность ошеломляет меня. Но у меня достаточно выдержки, молча жду продолжения.
– Ты приводишь меня в отчаяние. Почему? Потому что ты обаятелен, ты начитан, образован; больше, чем некоторые из моих друзей. Но ты растрачиваешь себя впустую…
Я должен быть безразличен к ее мнению. Но тем не менее ее высказывания задевают меня за живое.
– У тебя есть потенциал, Тобес. Так используй его!
Она разворачивается и, даже не попрощавшись, уходит. Только после того, как она почти скрылась из виду, закуриваю следующую сигарету. С первой глубокой затяжкой приходит облегчение и… смех, который так и рвался наружу с того момента, как Майк разрешил мне работать рядом со своим мальчиком…
Моим мальчиком тоже.
Смех Тобеса был для Дианы неожиданностью. Его поведение сильно ее озадачило.
Над чем он смеялся?
Диана возлагала большие надежды на разговор с отцом Джонни. Но ей было ясно, что сейчас ему не до нее – он будет занят со своими гостями весь остаток утра. Кроме того, Диане хотелось поговорить с Майком в спокойной обстановке, он же был слишком взвинчен тем, что Джонни потерялся на кладбище. Так что разговора сейчас явно не получится.
Итак, у нее оставалось два часа до момента, когда она должна была отправиться в полицейский участок за Эдом. Она поехала домой, пытаясь по дороге осмыслить ситуацию, которая совсем не радовала ее.
Должна ли она изолировать Тобеса, запретить ему работать у Андерсонов? Весь ее опыт клинициста, казалось, подсказывал ей, что Тобес безобиден; он переполнен тем жизненным опытом, который приобрел в детстве (надо обязательно разыскать его характеристики из средней школы); необъяснимо привязан к своему тайнику на кладбище: о нем он постоянно упоминает на ее сеансах; но в основе своей – человек честный и способен исправиться. Ей казалось, что он полезен Джонни, и Джонни, видимо, тоже привязан к Тобесу. К тому же совершенно очевидно, что Майк сделает прямо противоположное тому, что предложит она. Так какой смысл ломать голову?
У Тобеса в прошлом не замечено ни жестокости, ни склонности к сексуальным извращениям, так, во всяком случае, следует из полицейских отчетов, никаких признаков гомосексуальных наклонностей. Он рассказывал ей о своих опытах с девушками; то, о чем он говорил, выглядело правдиво и совершенно нормально для человека его возраста.
Тобес мог быть полезен Диане по многим причинам. Может, он занялся бы и ее садом?
Итак, как же все-таки распорядиться освободившимися двумя часами? Она поставила машину в гараж и вошла в дом. Коробки все еще стояли в передней как немой укор ей за невнимание и бесхозяйственность.
Эти коробки приобретены вчера. Она наконец поняла, что ей не хватает музыки. У Летти, служащей отдела регистрации клиники Святого Иосифа, был сын Ник. Он занимался продажей музыкальных записей и стереосистем. Конечно, Летти не была уверена, что Ник с Дианой договорятся, но все же обещала ей скидку и посоветовала: «Попытайся, по крайней мере». И Диана поехала. Ник оказался долговязым юношей с волосами, завязанными наподобие конского хвоста. Такой недотепа если встанет, чтобы поздороваться с вами, то потом так и останется стоять столбом. Магазин находился у порта, за шоссе А, неподалеку от его пересечения с Седьмой улицей. Подходя к дверям, Диана ожидала услышать оглушительный грохот джаза или «тяжелый металл». Вместо этого до нее донеслись звуки какой-то красивой мелодии. Тихие, нежные звуки раздавались в пустом магазине, по которому одиноко слонялся этот молодой человек.
– Что это? – удивленно спросила она.
– Дейм Кийри. Пуччини. «O mio bannino caro».[37] – Лицо молодого человека выражало неприязнь и осуждение. Должны бы знать, что это такое. Потом, милостиво улыбнувшись, он напомнил: – Помните фильм «Комната с видом»? – И сразу в ее памяти всплыло: конечно, это та самая изумительная мелодия.
Диана поняла, почему его мать боялась, что они не поладят. В считанные секунды Ник обрушил на ее голову какие-то коэффициенты, широкие диапазоны частот, фильтры, понижающие уровень помех, и большие мощности. Она совершенно не разбиралась во всем этом. Ей нужны были только коробки. Предметы, которые можно распаковать, вытащить из целлофановых пакетов и установить, заглянув в руководство, желательно не на японском языке. Ник все понял. Он продал ей множество коробок, и удивительно дешево. На его предложение приехать и установить все это Диана ответила отказом. Он произвел на нее приятное впечатление. Но если дом ее был уже готов к появлению музыки, то к приему гостей еще не был готов. Кроме того, Диана вполне могла сделать все это сама. Только не в эту субботу и, конечно, не в эти два часа.
В кухне, мурлыча песенку Элтона Джона,[38] она приготовила легкую закуску для себя и Эда. Конечно, не мешало бы купить столовые приборы: порывшись в ящиках, она нашла только нож с вилкой и одну палочку для еды. Эту палочку Эд подарил ей в тот вечер, когда второй раз спас ее шень-пей. Рассуждая обо всем этом, Диана попыталась выбить ею дробь, отчаянно сфальшивила и в раздражении отбросила ее в сторону.
Так как же быть с Эдом?
– Мама, – сказала она громко, – что мне с ним делать?
– Кто такой этот Эд?
Острова, лежавшие вдали на линии хрустально-чистого горизонта, скрыл от глаз поднявшийся с земли молочно-белый туман. Расползлась, растаяла в тумане и нежно-розовая кромка облаков. Появилась буровая вышка, черная и страшная, как доисторическая хищная птица.
– Он полицейский, мой приятель. Когда-то я чуть не влюбилась в него.
– И ты ничего не рассказала мне?
– Нет. Собиралась. Потом, понимаешь, выяснила, что он женат.
…Фантастическая хищная птица поднялась со своего насеста. Полетела к берегу…
– Женат…
Голос Ма-ма глухо звучит в ушах Дианы. Будто Диана находится в студии грамзаписи: тяжелая дверь с шумом захлопнулась за ее спиной, а затем в ушах без резонанса зазвучали слова. Именно так, как звучит сейчас голос ее матери. Ма-ма будто стоит совсем рядом с Дианой, губы (физически Диана не ощущала их прикосновения) прижаты к уху дочери. И вот она снова говорит:
– Что с тобой, зачем попусту тратила время с женатым человеком? Нужно ли все это продолжать?
– О, мама…
– Пожалуйста, не говори мне, что на дворе двадцатый век.
– Это не то, о чем ты думаешь, мама.
– Тогда что это?
– Работа.
…Доисторическая птица приближалась к берегу. Гигантская тень скользила по поверхности воды все ближе и ближе. Диана следила за ней, не в силах отвести взгляд, не в силах бежать…
В кухне стало темнее. Солнце теперь совсем скрылось. Птица распахнула свои черные крылья. Ночь опустилась на землю. У Дианы помутилось в глазах. Она вся трепетала от холода. Почувствовав головокружение, она ухватилась за плиту, попыталась удержаться на ногах.
Странная беседа продолжалась. В ушах по-прежнему звучал голос Ма-ма:
– Но главное, сам Эд, – говорила Ма-ма.
– Главное – Эд.
– Это плохо. Очень плохо.
– Он сейчас разведен.
– Он так говорит.
– Это так!
– Ты любишь его?
