Обезьяна и сущность - Олдос Хаксли

Посреди собора сидят, опустив головы, человек пятьдесят семинаристов в тогенбургских одеяниях и вместе с ними доктор Пул, которому борода и твидовый костюм придают нелепый вид; архинаместник произносит заключительные слова лекции:

- Ибо, как могли они, если бы пожелали, жить по заведенному порядку, так, живя по Велиалу, все они осуждены и неизбежно будут осуждены на смерть. Аминь.

Долгое молчание. Наконец встает наставник послушников. Громко шурша мехом, семинаристы следуют его примеру и парами чинно направляются к западному входу.

Доктор Пул, уже собравшийся было идти за ними, слышит, как его окликает по имени высокий детский голосок. Обернувшись, он видит архинаместника, который подзывает его, стоя на ступенях престола.

- Ну как вам понравилась лекция? - скрипит великий человек подошедшему доктору Пулу.

- Замечательно!

- Вы не льстите?

- Нет, честно и откровенно.

Архинаместник радостно улыбается.

- Счастлив слышать, - говорит он.

- Особенно мне понравилось то, что вы сказали о религии в девятнадцатом и двадцатом веках - об отходе от Иеремии к Книге Судей, от личного и поэтому всеобщего к национальному и поэтому междоусобному.

Архинаместник кивает:

- Да, тогда все висело на волоске. Если бы люди держались личного и всеобщего, они жили бы в согласии с заведенным порядком и с Повелителем Мух было бы покончено. Но, по счастью, у Велиала множество союзников - нации, церкви, политические партии. Он воспользовался их предубеждениями. Он заставил идеологию работать на себя. К тому времени, когда люди создали атомную бомбу, он повернул их умонастроения вспять, и они стали такими, какими были перед девятисотым годом до Рождества Христова.

- И еще, - продолжает доктор Пул, - мне понравилось то, что вы сказали относительно контактов между Востоком и Западом - как Он заставил каждую сторону взять худшее из того, что мог предложить партнер. И вот Восток взял западный национализм, западное вооружение, западное кино и западный марксизм, а Запад - восточный деспотизм, восточные предрассудки и восточное безразличие к жизни индивидуума. Короче, Он проследил, чтобы человечество прогадало и тут, и там.

- Вы только представьте, что было бы, если бы произошло обратное! пищит архинаместник. - Восточный мистицизм следит за тем, чтобы западная наука использовалась как надо, восточное искусство жить облагораживает западную энергию, западный индивидуализм сдерживает восточный тоталитаризм. - В благоговейном ужасе архинаместник качает головой. - Да это был бы просто рай земной! К счастью, благодать Велиала оказалась сильнее благодати того, другого.

Архинаместник визгливо хихикает, затем, положив руку на плечо доктора Пула, идет с ним к ризнице.

- Знаете, Пул, - говорит он, - я чувствую, что полюбил вас. - Доктор Пул смущенно бормочет слова благодарности. - Вы умны, хорошо образованы, знаете многое, о чем мы и понятия не имеем. Вы могли бы быть весьма мне полезны, а я со своей стороны - вам. Разумеется, если вы станете одним из нас, - добавляет он.

- Одним из вас? - неуверенно переспрашивает доктор Пул.

- Да, одним из нас.

Крупный план: лицо доктора Пула, который вдруг все понял. Он издает испуганное восклицание.

- Не скрою, - продолжает архинаместник, - что сопряженная с этим хирургическая операция не безболезненна и даже не лишена опасности. Однако преимущества, которые вы получите, войдя в число священнослужителей, столь велики, что сводят на нет незначительный риск и неудобства. Не следует также забывать...

- Но, ваше преосвященство... - пробует возразить доктор Пул.

Архинаместник останавливает его жестом пухлой, влажной руки.

- Минутку, - сурово говорит он.

Вид у него столь грозный, что доктор Пул спешит извиниться:

- Простите, пожалуйста.

- Пожалуйста, мой дорогой Пул, пожалуйста.

И снова архинаместник - сама любезность и снисходительность.

- Как я сказал, - продолжает он, - не следует забывать, что, пройдя, если можно так выразиться, физиологическое обращение, вы будете избавлены от искушений, которых, по всей вероятности, не избегнете, оставшись нормальной особью мужского пола.

- Конечно, конечно, - соглашается доктор Пул. - Но, уверяю вас...

- Когда речь идет об искушении, - сентенциозно заявляет архинаместник, - никто не вправе никого уверять в чем бы то ни было.

Доктор Пул вспоминает о недавнем разговоре с Лулой на кладбище и чувствует, что заливается краской.

- Не слишком ли огульно это утверждение? - без особой убежденности спрашивает он.

Архинаместник качает головой:

- В таких делах и речи не может быть об огульности. И позвольте напомнить вам, что происходит с теми, кто поддается подобным искушениям. Воловьи жилы и похоронная команда всегда наготове. Именно поэтому, ради ваших же интересов, ради вашего будущего счастья и спокойствия духа я советую, нет, прошу, умоляю вас вступить в наши ряды.

Молчание. Доктор Пул с трудом сглатывает слюну.

- Я хотел бы подумать, - наконец говорит он.

- Разумеется, - соглашается архинаместник. - Не спешите. Можете думать неделю.

- Неделю? За неделю я не успею обдумать все как следует.

- Пусть будет две недели, - соглашается архинаместник, а когда доктор Пул отрицательно качает головой, добавляет: - Пусть будет хоть месяц, хоть полтора, если желаете. Я не тороплюсь. Я беспокоюсь только за вас. - Он похлопывает доктора Пула по плечу. - Да, дорогой мой, за вас.

Наплыв: доктор Пул работает на опытном участке - высаживает помидорную рассаду. Прошло почти полтора месяца. Его каштановая борода стала гораздо пышнее, а твидовый пиджак и брюки - гораздо грязнее по сравнению с прошлым его появлением в кадре. На нем серая домотканая рубаха и мокасины местного производства.

Посадив последний кустик, он выпрямляется, потягивается, потирает занемевшую спину, затем медленно идет в конец огорода, останавливается и задумчиво всматривается в пейзаж.

Дальний план: глазами доктора Пула мы видим широкую панораму брошенных фабрик и разваливающихся домов на фоне гор, которые хребет за хребтом уходят к востоку. Густо синеют островки тени; в ослепительном золотом свете отдаленные предметы кажутся маленькими, но очень резкими и отчетливыми, словно отраженные в выпуклом зеркале. На переднем плане почти горизонтальные солнечные лучи, точно резец осторожного гравера, открывают неожиданное богатство текстуры даже совершенно голых клочков выжженной земли.

Рассказчик

Бывают минуты - и это одна из таких минут, - когда мир кажется прекрасным, как нарочно, как будто все вокруг решило продемонстрировать тем, у кого открыты глаза, свою сверхъестественную реальность, которая лежит в основе всех внешних ее проявлений.