Заупокойная месса - Станислав Пшибышевский

О, дай мне твою руку!

И взгляни на меня!

Я видел все красоты этой земли. В лоне вечности я любовно обнимал огромное солнце, когда оно лило пылающую кровь огня на обнаженную землю; я пережил чудеса эдема и купался в блеске, которым сияла от одного полюса мира до другого моя королевская корона. Я построил пирамиды и на тысячи миль провел воду из морей в пустыни, я видел страшную красоту океана, когда он как будто переливается через края неба в мировое пространство, и я видел, как взрывается земля и все гибнет в кипящем потопе —

но что для меня вся красота и все могущество в сравнении с твоим взором, этим печальным взором, когда он упал на мою душу в голубой час, пробудил в ней чудесный цветок, который широко раскрытым венчиком пьет тоску и желание.

О, взгляни на меня, как ты раз в сумерки глядела на белом взморье…

Мы молчали, но души наши росли, сплетались друг с другом и грезили, грезили:

о вечной тишине, когда лучи звезд можно слышать, как дрожащие струны;

о бесконечной ясности, когда край неба не касается земли и взор бесконечно и бестелесно блуждает по всему мировому пространству, —

о забытом великолепии древних саркофагов, в которых тысячелетиями тлеют гордые тела королей, —

о тихих морях, которые равнодушно размышляют в гладком, как зеркало, покое, —

о молчащих птицах, которые с широко распластанными крыльями беззвучно летят через бессолнечные дали, —

о мертвых городах, которые в лишенном теней молчании живут отражением невидимых звезд.

Так сидели мы, задумчивые, чуждые жизни, и грезили об ином мире. Ибо нет большей красоты, как мертвое великолепие, затканное паутиной, как старые, разъеденные ржавчиной короны и тусклый блеск, которым сияют умершие вещи.

И говори со мной!

Охотно слушал я, когда на террасе моего дворца в лунном сиянии чужеземная рабыня серебряными палочками ударяла по цитре и пела однозвучные песни, — песни, какими шумят пальмы в одиноких оазисах пустыни или плачут стройные кипарисы над забытыми могилами. Стальными крыльями шумело мое сердце, когда мое войско с презирающим смерть бряцанием кимвалов и медных рогов проходило мимо меня. Долгие часы просиживал я у моря, давая царственно-гордым ритмам вечности проходить в моей душе, —

но что для меня все звуки, все упоение, и зной, и тоска этих песен в сравнении с музыкой твоего голоса, когда он вместе с уплывающей зарей вечерней грусти входит в мои грезы и вплетает в мои мысли пурпурные венки поздних осенних цветов!

Приди! Говори со мной!

Сон, сон, все лишь сон!

Я видел в красном свете зари, как мое бесконечное царство расплылось в утреннем тумане; на моей голове солнце растопило гордую королевскую корону; во все стороны рассеялись мои черные воины; в золотую солнечную пыль рассыпались мои дворцы и сады, и снова бьется прибой у моих ног, снова ночь, темная ночь над морем.

Глубь зияет из черных волн; две звезды с трудом пробивают свой тусклый свет сквозь ночь и бросают сверкающие круги на бурю моря.

Вокруг двух звезд вырастают красные блестящие туманные кольца; они растут, свертываются в тучи, колеблются на небе, и две звезды превращаются в два огромных огненных очага. Они, как два кратера, глубоко погружаются в небо, раздирают ночь на пылающие пурпурные полосы и в искрящемся водовороте сыпят в воду потоки огня.

Одно мгновение море стоит среди высоко поднявшихся волн огня, выбрасывает к небу свои пышущие огнем руки, поднимается у краев высоко вверх, и небо со всех сторон всасывает в себя кипящий прибой.

И среди всеобщего пожара я вижу тебя с далеко вытянутыми руками, с пылающими волосами, которые, как хвост кометы, разметались по небу.

Медленно исчезает чудо; небо гаснет, и во тьме моря дрожат, потухая, две бледные звезды, как блестящие кольца. Но тебя я все еще вижу, выпрямившуюся, светящуюся, как тогда, когда по моему божественному властному слову ты возникла из первичной воли:

ибо я был Богом!

Я был творческой волей земли, через которую она вечно изменялась и преображалась. Я был разделяющей волей, благодаря которой вода отделилась от земли. Я был направляющей мыслью, которая предначертала звездам неизменные пути. Я был сердцем мира, и моей кровью жил мир.

Солнцем был я, и вокруг меня в равномерном беге с шумом неслись земли. Я был силой времени, которая приводила в оцепенение пламя, выветривала скалы и образовывала плодородную почву. Я был мудрым провидением, которое подготовляло материнское лоно для зародышей жизни.

Пока не наступило время, когда моя творческая воля ослабела; мои мысли блуждали над океанами и распростирали своими крыльями мрачное небо над вселенной, или, как усталые чайки, жались друг к другу и жадно смотрели в бесконечные светлые дали.

И когда я в белом свете купал свое создание, когда я разрежал все дали в голубом тумане сумерек, когда я, утомленный дневным сиянием, тушил свет и погружал мир в темные рвы ночи, когда вечности и предвечности пробегали над моей душой, тогда я испытывал смутное предчувствие того, что еще одно стремление, еще одно желание ждет во мне своего: Да будет!

И долго я думал о выполнении этой неясной тоски; но я напрасно разрушал миры и строил из обломков новые; тщетно сотрясал звезды и бросал их на новые пути; напрасно переворачивал я снова и снова порядок вещей, превращал день в ночь, гасил свет и зажигал его опять: неудовлетворенно и равнодушно смотрел я на бесплодную игру.

И вот наконец настал час, когда слово стало плотью, моя воля исполнилась неведомой доселе силы, и в ночь великого чуда содрогнулся мир от моего громового: Да будет!

Так возникла ты!

И из первичного источника моей силы бесконечно лилась божественная милость в твою душу. Она распростерлась над землей; тысячей чувств охватила она мое сознание, проникла в его глубочайшие тайны, прикрепила звезды на их пути, разгадала отдаленнейшую судьбу.

Твоя власть равнялась моей, ибо я дал тебе всю красоту и всю силу. И ты была тем на земле, чем я был на небе.

Любящими руками сыпал я на тебя сияние звезд и задумчивые волны света бледной лунной ночи, новое небо раскинул я над тобой, разостлав пред твоими глазами радужные светлые дали и обнаженную землю превратил в рай.

Полной горстью бросал я семя в весеннюю почву.

И где некогда в течение тысячелетий выветривались обнаженные горы, там зацвели теперь бесконечные волшебные сады. Где некогда дикие ураганы подымали к небу высокие горы песку, там расстилались теперь великолепные луга и тучные пастбища; и где еще недавно зияли призрачные ущелья и высились скалы, росли теперь девственные пальмовые леса.