Последняя Империя. Война с Китаем - Евгений Сартинов

Они ударили по рукам, прощаясь. Шубин хотел еще сказать, что гордиться тем, что воевал рядом с ними, что провел с ними последние часы своей жизни, но тяжелый язык в пересохшей глотке не смог вымолвить эти слова, только предательская слеза скатилась из уголка глаза подполковника.

Вскоре Корнеев и Соснин услышали, как заработал автомат Шубина. Они переглянулись.

— Сколько там у нас зарядов осталось?

— Шесть. Может, вылезем, поможем?

— Давай, Мишка, заряжай. Подполковник велел стрелять до последнего.

У них остался один снаряд, и китайцы уже цепью бежали вверх, когда произошло что-то странное. Нападавшие остановились, их командир крикнул что-то, махнул рукой, и все побежали назад, к подножью сопки. С не меньшим изумлением за этим наблюдал Шубин. У него оставалось всего несколько патронов, и китайцы, атакующие сверху, уже бросили в его сторону пару гранат, которые по счастью, прокатились дальше вниз и разорвались, не причинив подполковнику вреда, а наоборот, отогнав поднимавшихся снизу солдат. И тут китайцы начали отходить, как сверху, так и снизу. Поднявшийся во весь рост, Шубин наблюдал, как солдаты садились в грузовые машины и те в спешке отбывали куда-то в тыл.

За пять минут до этого в штабе третьей ударной армии генерал-полковник Сю Гуожи выговаривал полковнику Мин Донгэю:

— Прошло уже пятнадцать минут, майор Мин, а пушки форта все еще стреляют. Вы слышите это, капитан Мин Донгэй? Что вы молчите, лейтенант…

Речь генерала прервал дежурный по штабу.

— Товарищ командир, срочное сообщение от генерала Ли Вэйчанга.

Взял трубку, Сю Гуожи выслушал сообщение и изменился в лице.

— Это точно?

Ему подтвердили.

— Быстро разворачивайте все силы, мы идем назад! — Приказал Сю Гуожи.

Начальник его штаба не понял:

— Но… почему? Мы уже практически прорвали оборону. Впереди пустота.

— Русские танки прорвали оборону в районе Канавкино, переправились по нашим мостам, и уже кромсают тылы и идут дальше, в Китай!

Эту идею предложил сам Сазонтьев. Те силы, пятьдесят девять танков, что он хотел бросить на помощь «Шилке», он перегруппировал и нанес удар в самое основание танкового клина противника. Рейд бригады генерала Михеева для китайской армии был ужасен. Переправившись по мостам китайцев, они кромсали тылы противника как нож кремовый торт. Поначалу никто не понимал, что за танки идут со стороны фронта, и только когда те начинали стрелять и давить гусеницами автомобили, пушки и все остальное военное имущество, китайские военные начинали понимать, что не только они могут идти в наступление. Увеличительное стекло страха превратило танковую бригаду русских в целую танковую армии. Танки Михеева поддерживал батальон десантников на БМД-3. Они удачно дополняли друг друга, а в городе, что попался на их пути, десантники просто сели на броню и не дали высунуться ни одному гранатометчику. Совершив стокилометровый рейд по тылам, бригада благополучно переправилась на другой берег, напоследок уничтожив три наведенных китайцами моста. За их спиной остались только горящие танки, машины, взорванные склады ГСМ и боеприпасов. За это время танкисты потеряли три танка и десять человек десантников.

Они еще были на китайском берегу, когда к тем же самым мостам, по которым переправился на китайский берег Михеев, подошли остатки третьей танковой армии. А так, как танки у обеих сторон были одного типа, то появление собственных, китайских танков генерала Сю Гуожи, идущих на полной скорости с севера, тыловики поняли как второй прорыв русских и открыли по ним огонь. Естественно, командованием третьей танковой армии это было воспринято так, что мосты захвачены русскими, и они открыли ответный огонь. Танки Сю Гуожи подавили собственную артиллерию, раздавили пехоту и быстро прорвались на другую сторону, где его встретил огонь собственной дальнобойной артиллерии, довершивший то, что начали защитники «Шилки».

Кроме гибели целой танковой армии были и другие, ужасные для китайского командования факторы. Тыловые соединения целого фронта были если не разгромлены, то приведены в такое состояние хаоса и паники, что целые дивизии превратились в стадо испуганных баранов, удиравших на всех возможных видах транспорта назад, как можно дальше в Китай. Практически военные действия прекратилось по всей длине тысячекилометрового фронта.

В это время на склоне дымящейся, черной сопки сидели три человека, курили одну сигарету на троих, и у них не было сил, чтобы встать и идти. Они молчали, им просто не хотелось нарушать эту странную, невероятную тишину.

Неожиданно они увидели человеческую фигуру. Приглядевшись, Корнеев радостно воскликнул:

— Антошка! Смолин!

Это и в самом деле был пулеметчик, хромающий, с потеками крови от носа и ушей, но живой.

— Бродяга, а мы думали, что тебя уже нет, — обнимая земляка, пробасил Корнеев.

— Снаряд прямо в укрытие попал, — пояснил тот. — Потерял сознание, очнулся — лежу под плитами, живой, и даже не придавленный.

Он сел на землю и засмеялся:

— Я ведь сам эту пулеметную точку строил. Выходит, для себя.

— Молодец, — одобрил Шубин. — С душой делал, вот он тебя и спас. А что это у тебя за фляжка? Вода?

— Какая вода? Спирт.

— Давай хоть спирта тяпнем. Как, Мишка?

Тот отрицательно замотал головой.

— Нет.

— Ты что, Мишаня?! — Изумился Соснин. — С ума сошел?

— А я зарок дал богу перед боем. Ели останусь живой, то брошу пить совсем. Мне же еще надо сына растить.

Над ними начал нарастать гул вертолетного двигателя, это был Ми-8, он сел у подножия сопки, и к ним уже бежали люди с такими родными, славянскими лицами.

— А я тоже слова дал, и придется держать, — признался Шубин.

— Какое? Тоже богу? — Не понял Мишка.

— Нет, Завидову. Что дочку назову Вадимой.

Корнеев спрашивать о странном для девочки имени не стал. И так все было ясно.

Эпизод 29

Огромная страна начала жить по законам военного времени. Прежде всего, по всей России были отключены ретрансляторы сотовой связи и интернет. Теперь потоком информации руководили только военные.

Около дверей военкоматов толпились сотни резервистов, мужиков с хорошо накачанными пивными брюшками, в растянутых трениках, с рюкзаками и сумками. Женщины, провожая мужей, в голос рыдали, да и у мужиков не было особенного повода для радости.

— Вот уж не думал, что буду служить с Витькой в одно время, — говорил невысокий, полноватый мужчина лет сорока. — Как он там сейчас, воюет, поди?

— Может, тебя в тылу оставят? Куда ты со своими почками в танк? — Предположила всхлипывающая жена. — Ты скажи, что ты не водитель, что слесарь.

— Настя, брось ты! Придумала! Я ж командир танка, два года гонял эту дуру по полигону, обучал салабонов в учебке. У меня и запись есть в военном билете.

Он помолчал, потом снова сказал:

— Как там Витька? Я так радовался, что он попал в танковые войска. Вроде как по стопам отца пошел.

Из дверей военкомата вышел комиссар, начал зачитывать фамилии резервистов.

— Самойлов, Михайлов, Тадеев!.. Так, все на месте. Ну что ж, мужики. Желаю вам честно послужить нашему Отечеству. Нале-во! Шагом марш к машинам!

Бабы взревели, запричитали, у тентованных грузовиков еще долго обнимались и целовались, потом все погрузились, машины поехали. Женщины все махали руками и платочками до той поры, пока машины не скрылись за поворотом.

Были отменены выходные, на оборонных заводах рабочий день удлинился до двенадцати часов. Мужчины, те, кто не мог по физическим причинам пойти на фронт, были мобилизованы для работы на заводах. К станкам и установкам встали женщины. Были мобилизованы все гражданские самолеты, они перебрасывали на Дальний восток людей и технику. Железная дорога была перегружена. Именно на железной дороге было совершено больше всего диверсий. Ведь не вся агентура китайской разведки была выявлена к началу военных действий. Это было просто невозможно, пять миллионов новообращенных граждан крепко держались за свое братство по крови. Большинство из них проживали на Дальнем Востоке, но ореол расселения китайцев распространился по всей стране. Не было региона, где бы ни жили новые подданные России. Все это было главной головной болью чекистов. Проникнуть в эту среду российским контрразведчикам удавалось очень редко. Так что с началом войны в нескольких городах страны произошли нападения на воинские части, взорваны два газопровода под Сызранью и Воронежем. Наибольший же удар должен был нанесен в Москве. И это должны были быть не банальные теракты, а нечто, придуманное в ведомстве Шоушана. Впрочем, ничего нового он не придумал. Сценарий был написан давно и не им, а ход событий однообразен и предсказуем. Десятки тысяч китайцев должны были выйти на акцию в самом центре столицы. По идее Шоушана мирная демонстрация китайцев российского подданства против войны должны была быть безжалостно разогнана силами милиции и ОМОНа. И по-другому быть не могло, ведь под одеждой многих молодых людей прятались куски арматуры, ножи, цепи, а то и пистолеты. Об этой «мирной» акции были заранее извещены несколько телекомпаний, в том числе Си-Эн-Эн и Аль-Джазира. Но напрасно телевизионщики ожидали интересных новостей на Красной площади. Против задумки Шоушана сыграла привычка китайцев селиться компактно, в одном районе. Московский Чайна-таун был в районе заброшенного военного городка и громадных военных складов на окраине столицы. Предприимчивые китайцы соорудили из складов громадное общежитие на десятки тысяч человек. И когда двадцать первого августа китайская молодежь, напичканная алкоголем, лозунгами Щоушана, а так же холодным, и горячим оружием двинулась на выход, их ожидала неприятная новость. Весь район московского Чайна-тауна был обнесен колючей проволокой типии «Егоза», а за проволокой стояли бронетранспортеры, водометы и несколько сот милиционеров в полной амуниции, с обширным запасом слезоточивого газа. На чисто китайском языке демонстрантам по мегафону было сообщено, что с этого дня они интернированы и должны проживать в новообращенном лагере до конца военных действий. Так же им было предложено сдать оружие и разойтись.