Религия для атеистов - Ален де Боттон

Глава 10

Институты

а) Книги против институтов

Когда в конце восемнадцатого столетия атеисты и скептики начали нападать на религию, прежде всего это происходило через книги. В печатных изданиях задавались вопросом, действительно ли мертвец может откатить могильный камень и без посторонней помощи воспарить в верхние слои атмосферы, может ли юная девственница забеременеть от Святого Духа, выигрывались ли битвы благодаря вмешательству ангелов, излечивалась ли боль в ухе прикосновением к берцовой кости святого мученика (святой Корнелий). И стремились завершить свои доводы выражением надежды, что придет день, когда человечество сумеет заменить суеверия основанными на здравомыслии идеями, восхищаться достижениями науки, философии, литературы и поэзии.

Хотя эти скептики показали себя ехидными и занимательными критиками веры, им не удалось осознать фундаментальной разницы между ними и их врагами: последние не полагались только на публикацию книг для обеспечения своего воздействия на человечество. Они использовали институты, организовывали огромное количество людей на общие действия по всему миру, привлекая для этого произведения искусства, здания, школы, униформы, лозунги, ритуалы, монументы и календари.

Излагая такие идеи в книгах, тираж которых ограничивался несколькими сотнями экземпляров, в лучшем случае тысячами, авторы едва ли рассчитывали на многое, учитывая ограниченность своей аудитории по сравнению с масштабом влияния и охватом, который имели институты в разработке и продвижении своих идей и норм поведения. В «Республике» Платон трогательно описывает границы (он знал это по собственному опыту), в которых вынужден находиться одинокий мудрец, отмечая, что мир не будет устроен правильно, пока философы не станут царями или цари – философами. Другими словами, одних книг недостаточно, если хочешь изменить мир. Мыслители должны учиться овладевать мощью институтов для продвижения своих идей, чтобы дать им шанс широкого распространения в мире.

Однако мирские мыслители, к сожалению, долго относились к институтам с подозрением, у истоков которого лежит романтический взгляд на мир, влиявший на культурную жизнь с девятнадцатого века. Романтизм научил нас насмехаться над громоздкостью и узостью кругозора институтов, над их склонностью к деградации и терпимостью к посредственностям. Идеалом философа был свободный дух, находящийся вне рамок любой системы, презирающий деньги, далекий от обыденности, гордящийся неспособностью прочитать балансовую ведомость.

Если даже сегодня внутренняя жизнь людей находится под большим влиянием библейских пророков, чем мирских философов, причина по большей части в том, что последние сознательно не желают создавать институциональные структуры, через которые их идеи, касающиеся души, можно успешно донести до более широкой аудитории. Те, кому есть что сказать алчущей душе, обычно не располагают необходимой аудиторией, не имеют стабильной работы и возможностей распространять свои мысли с помощью средств массовой информации. И пока такие беспечные индивидуумы-практики заняты, можно сказать, надомным производством, организованные религии внедряются в наше сознание со всей мощью и изощренностью, которыми располагает институциональная система.

Современный мир, разумеется, не свободен от институтов. Он наполнен торгово-промышленными корпорациями невероятных размеров, у которых немало черт, делающих их похожими на религиозные институты. Но корпорации сосредоточены исключительно на наших внешних, физических потребностях, на продаже автомобилей и обуви, пиццы и телефонов. Главное отличие от них религии в следующем: обладая общей мощью, сравнимой с современными корпорациями, стремящимися увеличить продажи мыла или картофельного пюре, она обращается именно к тем внутренним потребностям, которые светский мир оставляет на откуп неорганизованным и уязвимым индивидуумам.

Отсюда и задача: через изучение религиозных институтов создать такие мирские организации, которые утолят потребности души с мощью и умением корпораций, в настоящее время занятых утолением наших физических потребностей.

Среди фундаментальных уроков, которые преподают нам религии как институты, – масштаб преимущества, возникающего от умелого соединения в единое целое денег, ума и авторитета.

Если романтизм воспевает героев-одиночек, религия знает, что человеку практически невозможно чего-то добиться, если у него нет соратников. Вне организации мы можем время от времени обрести краткий миг славы, но никогда не сумеем поставить наши достижения на крепкий фундамент, постоянно тиражируя наши откровения или перекидывая мост через наши слабости. Единоличное авторство не может быть долговременным ответом на решение сложных и важных проблем. Следует задаться вопросом, почему в том, что касается души, мы продолжаем верить в кустарные, индивидуальные методы сборки, хотя давно уже отказались от них при производстве лекарств или самолетов.

Есть еще вопрос и средств к существованию. Институты освобождают своих членов от унижений и ужасов одинокого торговца. Их способность концентрировать капитал, распределять его между проектами и накапливать десятилетиями помогает пережить тяжелые времена, вкладывать необходимые средства в исследования, маркетинг, подбор персонала и техническое оснащение.

Что бы современные демократы ни говорили о своей приверженности свободе слова и разнообразию мнений, ценности конкретного общего непостижимым образом соответствуют ценностям организаций, у которых есть деньги на тридцатисекундные рекламные ролики в вечернем выпуске новостей.

Масштаб оказывает аналогичное влияние и на подбор персонала. Богатые институты могут привлекать лучших представителей поколения вместо того, чтобы опираться на слепо верующих или бездумно приверженных идее. Они обращаются к большому и психологически здоровому массиву кандидатов, которых собственные доходы и уровень комфорта интересуют в той же степени, что и благосостояние остального человечества.

Преимущества институциональной заботы о потребностях души: отец Крис Вайперс слушает исповедь в церкви Святого Лаврентия. Фелтэм, Англия (2010).

Рассмотрим, соответственно, жизненные пути Фомы Аквинского и Фридриха Ницше. Какие-то различия в их судьбах можно списать на относительную психическую устойчивость обоих, но причину немалой доли хладнокровия Аквината следует искать в благодатной духовной и материальной атмосфере Парижского университета, где он занимал пост Magister Regens (член совета факультета), да и потом, когда он снова вернулся в Италию, где большую часть времени провел в должности советника по богословским вопросам и «чтеца» при папской курии, судьба к нему благоволила. Ницше же, наоборот, жил (по его собственным словам), как тот, кто «ненавистен народу, как волк собакам… Выгнать его из его убежища – это называлось всегда у народа «чувством справедливости». Проект, которому он посвятил жизнь, – замена христианской морали светской идеологией, основанной на философии, музыке и литературе, – не получил поддержки немецкого академического сообщества девятнадцатого века, вынудив философа к затворничеству. И хотя его часто славят как замечательный пример героического индивидуализма, философ, по правде говоря, с радостью поменял бы свою изоляцию на университетскую кафедру, где его идеи могли бы оказать значительно большее влияние на мир.

Институты имеют дополнительное преимущество в том, что могут предоставить человеку постоянный статус просто на основе его принадлежности к институту, избавив от необходимости зарабатывать из года в год на жизнь. Мыслитель-одиночка может состариться – или, как Ницше, давно умереть, – прежде чем мир заметит, что хорошая идея появилась у кого-то, кто не имеет корпоративного статуса. В рамках института все его члены могут пользоваться его репутацией, созданной знаменитыми предками и поддерживаемой эффектными зданиями и ловкими бюрократическими процедурами. Они могут получить древний чин – настоятель или архидьякон, звание профессора или должность министра – и использовать для благих целей ресурсы и авторитет, накопленные структурой, которая куда больше и сильнее, чем любой человек.

Многие, наверняка, возразят, что современное общество уже располагает всеми необходимыми ему институтами. На практике, однако, люди, тянущиеся к, по определению католицизма, cura animarum, или «заботе о душе», но чувствующие, что им не подходят способы, которые предлагает церковь, вынуждены довольствоваться тем, что обретают достаточно стабильный круг коллег, достаточный для нормальной жизни доход и стабильную и пользующуюся уважением профессию. Свидетельством того, как глубоко волнует нас эта проблема, является тот факт, что даже теперь мы стремимся найти для Ницше какую-то свою профессиональную нишу.