Смерть на брудершафт (фильма пятая и шестая) - Борис Акунин

И взглянул на Сливу – одобрит, нет?

Унтер едва заметно кивнул.

Сначала было легко. Нимец шел внизу, бережком, держа путь в сторону болота. Они же двигались параллельным курсом, но поверху, зорко следя, не станет ли объект перебираться на ту сторону. Романов часто смотрел в бинокль – где там Калинкин. Но прапорщик маскировался отменно. Лишь один раз Алексей увидел, как на том берегу, меж двух буков, метнулась тень.

Потихоньку становилось светлей. Над руслом Вильшанки полз туман, но не слишком густой. Когда Нимец надумал перейти речку по камням, его было видно по пояс.

Минуту выждав, контрразведчики проследовали тем же путем, только низко пригнувшись.

В поле стало трудней.

Контрабандист рысил все так же ходко, но часто оглядывался. Выручал туман – все трое разом падали в траву. Однако скоро дымка исчезнет, соображал Романов. Тактику требовалось изменить, а он никак не мог определиться, как действовать: задерживать Нимца или нет.

Если он связной, которого ждут с важным сообщением, исчезновение лишь вызовет у врага повышенный интерес к этой зоне. Но и выпускать его тоже нельзя…

Из-за кочки вынырнул Калинкин. Теперь ему не было смысла сепаратничать – четверка соединилась.

– Ты что мокрый?

С Васи действительно текло – хоть выжимай.

– Ты сказал «брод», а почем мне знать, где тут брод? Пришлось вплавь. Ничего, только взбодрился.

– Поотстанем, – приказал Романов. – И веером. Мы с прапорщиком посередке, Слива двадцать шагов справа, Кузин слева.

Дистанцию увеличили до двухсот метров. Можно было себе позволить – до леса оставалось еще прилично.

– Точно шпион, – возбужденно приговаривал Калинкин. – Видал, как озирается? Почему мы его не берем? Допросить же надо.

– Это курьер, Вася. Скорее всего, ни черта не знает. Просто несет донесение. Эх, его обыскать бы… Только как?

Романов припал к биноклю. Согнувшись в три погибели, подбежал Слива.

– Обшарить бы его, лапушку.

– Великие умы мыслят сходно. Но как? Не под анестезией же?

Унтер почесал затылок.

– Мне делали нестезию. Когда пулю доставали. Ни хрена не чувствовал. Дозвольте биноклю, ваше благородие?

Поглядел-поглядел, да присвистнул.

– У него баклага на боку. На левом.

– Ну? И что такого?

– А если самогон? – Семен строго поднял палец. – Законы военного времени возбраняют. Вы вот что, ваше благородие. Бежите-ка за мной. У опушки его перехватим.

Не дожидаясь разрешения, он нырнул в заросли камыша, опоясывавшего поле широкой дугой. Кузин помчался за унтером.

– Чего это они, а? – удивился Калинкин. – И разрешения у тебя не спросили.

– Слива знает, что я ему доверяю. Он мужик дельный. Плохого не придумает. Аллюр три креста, Вася!

Пустились вдогонку.

«Нестезия»

Бежали резво. Прибыли на опушку, когда Нимцу до нее оставалось добрых пять минут хода.

– Что нам делать, Слива? – спросил подпоручик. – Объясните.

– Господину прапорщику ничего. Пусть ляжет вон под кустик, сховается. А ваше благородие я, когда надо, кликну. Начепляй повязку, Кузин. И вы наденьте.

Он достал из кармана нарукавную повязку с надписью «Патруль» – всем сотрудникам группы такие полагались по должности. Патруль мог остановить и задержать кого угодно, имелся у него на то особый мандат.

Кузину унтер что-то прошептал на ухо.

– Айда за мной. И зевай, зевай!

Они лениво вышли из кустов. Кузин старательно зевал и тянулся, будто только что дремал в тихом месте. С повязками, они выглядели обычным патрулем, какие рыщут по всей дислокации дивизии.

Контрабандист заметил их сразу. Замер, но сообразил, что и его увидели.

– Эй, хохол! – гаркнул Слива. – А ну подь! Поколебавшись и несколько раз оглянувшись, Нимец понял: бежать – только хуже сделаешь.

Приблизился, шагов за двадцать сдернул шапку.

– Эге ж! – якобы только теперь узнал его Слива. – Нимец! Куманек мой любезный! Чего у передовой шастаешь? За старое взялся?

Лицо контрабандиста на миг перекосилось. Видно, тоже узнал. Но сказать ничего не сказал, просто остановился.

– Ваше благородие! – крикнул унтер, оглянувшись на лес. – Дружка старого встретил! Антерес-ный хрукт!

Романов вышел, тоже потягиваясь. У Нимца должно быть ощущение, что он случайно напоролся на отдыхавший в кустах патруль.

– Чем это он интересный?

– А контрабандист. Нимцем звать. Я, куманек, теперя в военной полиции состою. Никуда вашему брату от меня не деться. Документ имеешь?

Крестьянин все так же молча достал тряпицу, из нее – сложенную вчетверо бумажку.

Алексей взял, со скучающим видом прочел: «Иосиф Мстиславов Крупко, житель села Круглое Русиновской волости». Печать, подпись – всё было в порядке.

– Тут написано «Крупко», а ты говоришь «Нимец»?

Ради конспирации обратился к унтеру на «ты», чего себе никогда не позволял, да самолюбивый Слива и не стерпел бы. Однако для обычных отношений между офицером и нижним чином выканье звучало бы подозрительно.

– Пасть разинь, – велел Семен задержанному.

Тот послушно раскрыл рот, высунул обрубок языка.

– Потому и Нiмец, что немой, – объяснил Слива то, что не успел дорассказать возле петренковой хаты. – Он мне разбойничьи схроны выдал, а напарники евоные, братья Стапчуки, его за то поймали, связали и язык оттяпали. У них, контрабандеров, порядок такой – кто страже лишнее наболтал, язык отрезать.

– Пусть закроет, – попросил Алексей, содрогнувшись. – Ишь, бедолага.

Он был растерян. Собирался задать крестьянину кое-какие вопросы, уже и перечень мысленно составил, как его подловить. А спрашивать, выходит, невозможно. То-то Нимец и у Петренко сидел, помалкивал. Идеальное, между прочим, увечье для связного.

Унтер оскалился:

– Вы его, ваше благородие, шибко не жалейте. Нимец у нас волчина зубастый. Братьев-то этих, Стапчуков, после нашли порубленными. Вот таким примерно топориком, что у него на поясе висит. Твоя работа?

Контрабандист замычал, помотал головой.

– Мы шибко-то не дознавались, – хохотнул Слива. – Двумя крысюками меньше – наша работа легшее. Чего у тебя в баклаге, Нимец? Самогонка? За это по нынешнему времени знаешь чего?

Тот снова замычал, стал отцеплять флягу.

– Кузин, глотни-ка. Я брезговаю.

Солдат с сомнением понюхал, немного отпил, сплюнул.

– Тьфу, вода!

– Ла-адно, – протянул Семен, недобро прищуриваясь. Он отлично играл роль скучающего злыдня, который ищет, к чему бы придраться да как покуражиться над безответной жертвой.

– А под одёжей у тебя чего? Скидавай рубаху. И портки. Знаю я ихнюю воровскую породу, ваше благородие. Неспроста он тут шляется.

Романов подыграл:

– Охота тебе возиться в его грязных тряпках? Пускай катится.

– Не-е, ваше благородие. У Сливы на тварей этих нюх. А ну раздягайсь! Ты меня знаешь – харю сворочу!

Он показал здоровенный кулачище.

Нимец издал жалобный, хнычущий звук, но его хищные глаза прищурились, быстро перемещаясь со Сливы на Романова. В этом взгляде читалась такая звериная злоба, что Алексей сразу вспомнил про зарубленных братьев.

– Ты мне еще ломаться будешь?!

Унтер размахнулся и двинул контрабандиста в висок. Нимец рухнул, будто сбитый поездом, даже пикнуть не успел. Раскинул руки, сквозь приоткрытые веки виднелись белки закатившихся глаз.

– Вот и нестезия, – сказал Слива, облизывая костяшки. – Четверть часочка полежит, поскучает. У меня в кулаке хрономер. То есть, хронометр. Чего глазеешь, Кузин? Раздевай его!

Через минуту подозреваемый лежал на траве абсолютно голый. Калинкин вышел из укрытия, помогал ощупывать швы на одежде. Всё, что находилось в карманах, выкладывалось отдельно, в строгом порядке – потом надо было засунуть все точно так же, ничего не перепутать.

– Пустышка, – доложил прапорщик. – Записки нет. Вообще ничего примечательного. Разве вот это. – Он показал колоду карт. – Но я все перебрал, листки чистые, никаких пометок. Обычные игральные карты.

Алексей взял, посмотрел.

– Говоришь, обычные?

– Ну да. Немного странно для крестьянина. Но ведь этот тип из преступной среды…

– А ты на карты получше посмотри.

Романов вернул помощнику колоду. Настроение у подпоручика вдруг стало очень хорошее.

Повертев и так, и этак, Калинкин пробормотал:

– Сбоку на обрезе точечки какие-то. Карандашом. Крапленые что ли?

– Что точки заметил – молодец. – Алексей отобрал карты, начал их перекладывать. – Думай дальше. Слива, одевайте его обратно! И в карманы положите всё, как было.

– Колода совсем новая… Похоже, ей еще ни разу не играли, – ломал голову Вася. – Да что с того? Не знаю. Сдаюсь.

– В только что распечатанной колоде карты лежат в определенном порядке: по мастям, внутри мастей по старшинству. А эта, хоть и не играна, но зачем-то перетасована. Вот я разложил, как положено – черви, бубны, трефы, пики, от тузов к шестеркам.