Рай для немцев - Олег Пленков

Как уже говорилось, немецкая промышленность была сильно ориентирована на экспорт и международные экономические связи, поэтому она меньше всего была заинтересована в войне. Следует, однако, помнить, что после 1929 г. в мировой экономической политике многое изменилось; ведущие западные страны склонялись к протекционизму, поэтому дезориентированным немецким промышленникам мнение Гитлера показалось обоснованным и логичным. В этой связи следует вспомнить, что в межвоенный период международная экономическая экспансия была слабой (в отличие от времени до Первой и после Второй мировых войн). В 1924–1933 гг. программу расширения немецкого «жизненного пространства» на Восток Гитлер сделал догмой нацизма. Утверждение этой догмы требовало большой разъяснительной публицистической и устной пропагандистской работы, поскольку сначала среди сторонников Гитлера было больше националистов, чем собственно национал-социалистов. Первые помышляли, скорее, о мести Западу за Версальский договор. Большое значение имели вначале и левые национал-социалисты, которые мечтали о совместном (с Советской Россией) походе «наций-пролетарок» на Запад. Гитлеру, благодаря колоссальной силе убеждения и пропагандистскому дару, удалось превратить всех своих сторонников в «истинных» национал-социалистов, без всяких фракционных оттенков и нюансов.

По мнению Гитлера, прежняя немецкая колониальная и экспансионистская политика была половинчатой: она лишь незначительно расширила национальную немецкую территорию. Гитлер считал, что за всю немецкую историю наиболее успешными и значительными были следующие захваты: 1. Осуществленная преимущественно баварцами колонизация Восточной марки (нынешней территории Австрии — О. П.); 2. Присоединение и освоение районов восточней Эльбы; 3. Создание Бранденбургско-Прусского государства — центра, вокруг которого и произошла национальная консолидация Германии. Без первых двух завоеваний немецкий народ, по мнению Гитлера, вообще не смог бы сыграть никакой роли{251}. Поэтому направление экспансии сомнения не вызывало, она должна была быть направленной на Восток, так как на Западе все государства были перенаселены и не имели географической глубины. Во «Второй книге» Гитлер писал: «Национал-социалисты сознательно отказываются от внешней политики довоенной поры. Мы продолжим с того места, где закончилась немецкая экспансия шесть веков назад, у нас нет интересов на Юге и Западе, мы обращаем свои взоры на Восток. Мы имеем в виду Россию и ее сателлитов… Организация русского государства не была результатом государственно-политических способностей славянства в России, а ярким примером действенности и эффективности германского элемента в среде неполноценных рас. Большевики искоренили весь германский элемент, на его место стали евреи. Русские не смогут сами сбросить ярмо еврейства, они не смогут создать своего государства. Конец господства евреев в России будет концом и России как государства»{252}. Как видно из этих строк, даже Польша при этом не упоминалась; Гитлер рассматривал ее как промежуточную ступень при решении самого важного и существенного вопроса о «жизненном пространстве» за счет СССР.

Умерший за 50 лет до появления Гитлера на свет английский ученый-экономист Томас Мальтус (1766–1834) в качестве средства от перенаселения рекомендовал поздние браки, ограничение рождаемости и интенсивное развитие сельского хозяйства. Гитлер же искал решения проблемы перенесения исключительно в захватнической войне; в отличие от Мальтуса, Гитлер не предостерегал от перенаселения, а желал его, чтобы побудить народ действовать и подчинять другие нации. Якобы рациональные и четкие доводы Мальтуса на самом деле были совершенно ложными: он, как и Маркс, попал в ловушку, сформулировав некие долгосрочные закономерности на основе среднесрочных закономерностей, которые к моменту их формулирования уже затухали. Стоило Гитлеру заговорить о «народе и пространстве» и войне, он начинал производить впечатление психопата-параноика, действующего инстинктивно и находящегося в состоянии восторга борьбы. Кровь приливала к голове, и лицо его краснело, тело подбиралось, грудь вздымалась, руки вытягивались вперед; он как будто хотел кого-то ударить. При этом Гитлер выглядел живым символом агрессии{253}; агрессии во имя спасения народа от надвигающейся беды, которую способен был разглядеть только фюрер, чей вид в такие моменты оказывал на собеседников парализующее действие. Себастьян Хаффнер в «Комментариях к Гитлеру» писал: «Нынче вопрос “как мы могли?” — постоянно на устах молодежи. Но прежде требовались необычайная прозорливость и проницательность, чтобы усмотреть в достижениях и успехах Гитлера скрытые посылки грядущей катастрофы, и уж совсем экстраординарная сила воли, чтобы абстрагироваться от эффекта, производимого гитлеровской логикой и его достижениями и успехами. Крикливые и надрывные речи Гитлера в наши дни вызывают омерзение или невольный смех, а в то время они часто имели под собой реальные факты, заглушавшие возражения у слушателей, и именно фактическое обоснование, а не крики и надрыв, принимались ими во внимание»{254}.

Гитлеровскую концепцию «жизненного пространства» часто интерпретируют как стремление к реаграризации — это верно только отчасти, ибо во время войны Гитлер должен был решать проблему сырья; эту проблему он стал считать центральной для современного промышленного государства, и в покоренных странах видел прежде всего возможность получения источников сырья и энергии. Ради достижения этой цели он в 1939–1940 гг. поставил на карту геополитическое господство Германии в Европе. С другой стороны, планы реаграризации не следует вовсе сбрасывать со счетов, ибо на первом этапе экспансии они сыграли весьма существенную роль. Стремление к реаграризации было важным соображением, побуждавшее к экспансии. Дело в том, что большинство немцев было настроено против социальных и моральных последствий индустриализации и вообще промышленного века с его модернизацией и отчуждением, в которых видели исключительно упадок, деградацию и развал в физическом, моральном, духовном политическом отношении. Эти настроения выражались в радикальном антиурбанизме, в аграрной романтике Германии начала XX века. Для того чтобы сделать немецкую нацию «здоровой», то есть пригодной для успешной борьбы за выживание, нацисты хотели сделать из немцев народ крестьян и воинов, а для этого нужно было обеспечить всех немцев (в том числе и прозябающих в сутолоке больших городов рабочих) землей. Очевидно, что немецкой земли для этого было недостаточно (даже если учесть еще не подвергшиеся внутренней колонизации земли Восточной Пруссии), что и побуждало нацистов к экспансии. Направление же экспансии было и очевидным, и традиционным: Drang nach Ostenl Еще основатель геополитики Фридрих Ратцель в 1897 г. писал, что задачей политики является обеспечение необходимого количества земли для растущего населения (хотя при этом напоминал, что история часто теряет масштаб, актуальный для современности и для будущего{255}). Преемник и продолжатель дела Ратцеля Карл Хаусхофер разделял его мысль, согласно которой упадок нации происходит от ущербности концепции жизненного пространства этой нации. «Пространство не только является носителем силы, оно само и есть сила, — говорил Хаусхофер своим студентам, среди которых был его ассистент Рудольф Гесс, — я намерен преподавать политическую географию как оружие, которому суждено пробудить Германию с тем, чтобы она выполнила свое великое предназначение. Я перевоспитаю нацию, я заставлю ее осознать роль географии в истории, так что даже самый юный немец перестанет замыкаться в границах родной деревни и начнет мыслить в масштабах континента»{256}. Хаусхофер владел редким искусством обращать самые тусклые факты в повод для патриотических порывов: он написал 40 томов сочинений, 400 эссе, его наследие составило 3420 геополитических сочинений, написанных между двумя войнами. Центральной категорией учения Хаусхофера была категория жизненного пространства (Lebensraum), которую Гитлер воспринял в полной мере: слово «Lebensraum» гораздо чаще встречается в более откровенной «Второй книге» гитлеровской «Майн кампф», чем в первой. В самых важных главах (II–VII) этот термин встречается 11 раз, не считая его синонимов: «Grand und Boden», «Grandflache», «Bodenflache», «Boden», «Grand», «Raum» и т. д.{257}

Хаусхофер умел набрасывать на политическую географию вуаль расового мистицизма, представляя немцам псевдонаучное обоснование необходимости завоевания отдаленных регионов. Теория Хаусхофера имела в Германии большой успех; к 1935 г. его геополитику преподавали во всех школах Третьего Рейха. Уже во времена диктатуры в одной из пропагандистских радиопередач Хаусхофер, оправдывая культ фюрера, заявил: «Каждый из нас в какой-то мере является актером на политической сцене мира. Даже находясь на самом скромном посту, ниспосланным нам богом, мы внесем свой вклад в формирование будущего нашего народа, если будем следовать за вождем. Не будьте ограниченными, мыслете в масштабах больших пространств и создайте вашу жизнь по образу нашего фюрера»{258}.