Откровения Екатерины Медичи - К. У. Гортнер

— Сожалею, что этот вопрос доставляет такие огорчения вашему высочеству.

Грациозно поднявшись, Диана прошествовала к оконной нише и, усевшись на банкетку, похлопала по подушкам рядом с собой — с таким видом, точно призывала комнатную собачонку. Я покорно уселась рядом; удивительно, но от этой женщины не исходило никакого запаха, словно она и впрямь была из мрамора.

— Уверяю вас, — сказала она, — подобные случаи отнюдь не редки. Я сама обвенчалась с покойным супругом еще в отрочестве, но первое наше дитя сумела выносить только в двадцать с лишним. Иногда женщина созревает для материнства не сразу, а лишь со временем.

Я молчала, сцепив пальцы на коленях.

— Тем не менее, — продолжала Диана, — раз уж речь идет о таком деликатном деле, быть может, ваше высочество окажет мне честь и позволит уладить ваши затруднения?

Мне до смерти захотелось сдавить обеими руками ее белоснежное горло… но, по крайней мере, она избавила меня от худшего. От необходимости и дальше унижаться.

— Была бы вам крайне признательна, — выдавила я.

Диана похлопала меня по руке, встала и поплыла к двери. На пороге она остановилась и оглянулась.

— До меня дошли слухи, что ваше высочество прибегает к амулетам, снадобьям и тому подобному. В этом более не будет нужды. Предоставьте дело мне, и я обещаю: в самом скором времени вы подарите Генриху ребенка. Думаю, то будет чудесный день для всех нас.

И она величаво удалилась, оставив меня кипящей от бессильного бешенства, но в то же время охваченной пугающим облегчением.

— Госпожа дофина в тягости!

Весть эта вихрем пронеслась по всему Фонтенбло, и почтенные матроны и вдовы с резвостью, которой не выказывали уже много лет, бросились нашептать о ней дочерям и невесткам, а те сломя голову побежали в сады, дабы поделиться новостью с мужьями и любовниками.

— Госпожа дофина беременна! Медичи наконец понесла!

Я наблюдала за этой суматохой из окна своей комнаты. Двор уже не первую неделю ликовал оттого, что Генрих еженощно посещает меня в спальне; никто, правда, не знал, что все это организовала Диана. Она заказала особые напитки для укрепления моей крови и его сил и снабдила нас инструкцией с подробным описанием наилучших поз для зачатия. Я забиралась на Генриха верхом и, размеренно двигаясь, доводила его до экстаза; ложилась на спину, задрав ноги, и он проникал в меня. Он овладевал мною сбоку и сзади, стоящей на коленях; мы перепробовали все, что я видела когда-то в запретной книге, украденной Маргаритой из библиотеки отца, и я упивалась всем наслаждением, какое только могла от этого получить, усердствуя в разнузданности ради мужа и его любовницы, ибо она заявила, что только пылкость наших плотских утех может оплодотворить мою утробу.

И всякий раз, когда Генрих глубоко входил в меня и вызывал сладостный крик, я старалась не смотреть в темноту около кровати, где стояла Диана, не сводя с нас глаз, управляя нами с помощью точных, беспощадных, как взмахи косы, движений своих пальцев…

Заподозрив, что наши усилия наконец-то увенчались успехом, я выждала, покуда не миновали первые недели тошноты и дурного самочувствия, а уж потом сообщила о свершившемся. Диана прислала повивальную бабку; та ощупала меня снаружи и изнутри, а затем объявила, что я в тягости и беременность протекает как должно.

Король поспешил ко мне.

— Это правда, дочь моя? — срывающимся голосом спросил он, и я улыбнулась, скрывая отвращение при мысли о том, на что пошла ради этой минуты.

— Да, правда. Я жду ребенка.

— Я знал, что ты оправдаешь мои ожидания! Тебе ни в чем не будет отказа. Только попроси, и получишь все желаемое.

Едва он ушел, явились Генрих и Диана. Я не сводила с нее глаз, а он, неловко поцеловав меня, отступил в сторону и пропустил ее вперед. Диана улыбалась. На корсаже ее красовалась подвеска с огромным бриллиантом, которого я прежде у нее не видела.

— Мы так рады, — проговорила она, и на шею мне опустилось нечто холодное.

Я протянула руку и коснулась нитки черного жемчуга.

Глава 10

Сады за стенами Фонтенбло сковал январский лед и засыпал снег, но здесь, в моих покоях, царил нестерпимый жар, волнами шедший от каминов и раскаленных жаровен.

Схватки начались рано утром, и родильная комната, отделенная от покоев тяжелым занавесом, превратилась в особый мир, где безраздельно властвовали женщины. Скорчившись на стуле с большой дырой в сиденье, я извивалась в приступах боли, не замечая густого запаха собственной крови и мочи.

— Тужьтесь, ваше высочество! — шипела мне на ухо Диана. — Тужьтесь!

Сейчас подам голос, велю ей убираться прочь… но боль обрушилась на меня с такой силой, что, казалось, сейчас расколет пополам.

Я взвыла… и внезапно меня охватило ощущение безмерной пустоты. Вязкие потоки вод хлынули из меня, и между бедер появился таз, в который упал послед.

Залитыми липким потом глазами я смотрела на Диану. Она вполголоса совещалась с повитухами. Затем воцарилась напряженная тишина.

Из последних сил я приподнялась, превозмогая боль во всем теле.

— Ребенок… мой ребенок… что с ним?

Диана обернулась. Она держала плачущего младенца, запеленатого в белый бархат.

— Это мальчик, — промурлыкала она и вынырнула из родильной, прижимая к груди моего новорожденного сына, наследника Генриха.

Враз обессилев, я рухнула на подушки. Свершилось. Наконец-то я произвела на свет своего спасителя.

Следующие два года выдались нелегкими. Истощая казну и вызывая народное негодование, мы вели войну, в которой невозможно было победить. Каждый новый налог, шедший на содержание армии, порождал бунты, и отовсюду Франциск получал донесения, что лютеранские проповедники проникают в страну из Нидерландов, подстрекая его подданных искать утешения в протестантской вере. Разоренный, полубольной, он в конце концов подписал мирный договор с Карлом V.

Я между тем ожидала исхода своей второй беременности. После рождения сына, крещенного в честь деда Франциском, Генрих по наущению Дианы так же регулярно посещал мою опочивальню. Наши плотские утехи по-прежнему были лишены истинной любви, но словно открылись створки невидимой плотины — времени, которое мы провели в одной постели, оказалось достаточно, чтобы зачать второе дитя.

Я понимала, что заключила сделку с нечистым, но зато мое будущее теперь не вызывало опасений.

В апреле 1545 года, претерпев всего каких-то три часа схваток, я дала жизнь своей дочери Елизавете. Ее появление на свет разочаровало тех, кто ожидал второго сына, однако сама я ликовала сверх меры и настояла на том, чтобы самой заботиться о дочери в первые месяцы ее жизни.