Миры Филипа Фармера. Том 17. Врата времени. Пробуждение Каменного Бога - Филип Фармер

— Я никогда не жил в резервации, — сухо ответил Два Сокола.

Раске встал, подошел к пилоту и положил ему руку на плечо:

— Я не хотел обидеть вас. И вы не будьте столь горды. Я еще не знаю, что может вас оскорбить, а что — порадовать. Когда будет время, еще выясню. А пока давайте работать вместе. И не забывайте, что мы создаем себе будущее.

Он подошел к двери, но, прежде чем открыть ее, задержался.

— Спите, Роджер. Завтра утром примите ванну, пока вам примеряют новую одежду. А потом — за работу! А если устанете — подумайте о том, что принесет вам этот труд. Ауфвидерзеен!

— До завтра, — ответил Два Сокола.

Когда дверь за Раске закрылась, пилот встал и отправился в спальню. Кровать была огромной, с балдахином на четырех столбах. На бархатных занавесях были вышиты сцены из перкунишанской истории. Одна из них изображала пытки вождя викингов, схваченного во время налета на перкунишанские земли. В сон такое зрелище не тянуло, зато наводило на невеселые мысли. Планы побега надо составлять с очень большой осторожностью. Если их вообще стоит составлять. Предложение Раске было заманчивым.

Почему бы не согласиться? На Земле-2 все страны для него равны. И ни одной из них он ничем не обязан. Даже самая близкая родня, какую он мог найти, — хотинохсоних, его народ, — сначала пытали его, а потом упрятали в сумасшедший дом.

В эту минуту в комнату заглянул Квазинд и спросил, можно ли ему поговорить с хозяином. Два Сокола жестом предложил ему сесть на край постели, но кинуккинук остался стоять.

— Я не понимаю язык, на котором вы говорили с Раске, — сказал он. — Мне позволено будет спросить вас, о чем шла речь?

— Не изъясняйся как раб, — прервал его Два Сокола. — Ты должен играть роль моего слуги, чтобы выжить, но это не значит, что мы не можем говорить друг с другом как мужчины, когда остаемся одни. — Он еще раньше тщательно обыскал комнату в поисках подслушивающих устройств и ничего не нашел. Здешняя электроника не доросла до «жучков». Но шпиона можно спрятать и за стенкой. — Иди сюда, садись на край постели и говори очень тихо.

Два Сокола вкратце пересказал Квазинду содержание своей беседы с немцем. Индеец долго молчал, нахмурив густые черные брови.

— То, что сказал этот человек, — правда, — произнес он наконец. — Ты можешь стать великим человеком, хотя останешься чужаком и будешь видеть презрение за их улыбками, поклонами, богатыми домами и красивыми скво. Для вапити (белых) ты всегда останешься дикарем-выскочкой. А когда война закончится и ты станешь не нужен — что тогда? Так легко будет оклеветать тебя, отобрать у тебя звания и титулы, может, превратить в раба, может, убить.

— Ты пытаешься о чем-то сообщить мне, — ответил Два Сокола. — Но пока ты не сказал ничего такого, о чем бы я сам не подумал.

— Эти люди хотят превратить в Перкунишу всю Европу, — сказал Квазинд. — Они — зло. Они хотят истребить дакота, кинуккинук, хотинохсоних и собственных союзников — ицкапинтик. А все белые народы Европы станут говорить на перкунишанском языке — остальные будут запрещены. Знамена других наций будут сожжены, их история предана забвению. И придет день, когда каждый ребенок в Европе будет считать себя перкунишанином, а не ибером, расна, блодландцем, акхайвиянином.

— И что тут нового? — спросил Два Сокола. — Может, так даже лучше. Не будет больше никаких национальных разногласий, никаких войн.

— Ты говоришь как один из них.

— Нет, — возразил Два Сокола. — Их цели разумны, хотя мне не нравятся их средства. Но какова альтернатива? Может, блодландцы лучше? Разве кинуккикук не уничтожили бы своих извечных врагов, ицкапинтик и хотинохсоних, получи они такую возможность? Разве Блодландия не стремится достичь господства над другими странами? Разве Акхайвия хотела бы возродить империю Кассандра Великого?

— Ты сказал мне, что считаешь рабство злом, — напомнил Квазинд. — Ты сказал, что белые Европы давно отменили у себя рабство и в этой... Америке... они сделали то же. Ты говорил, что с людьми с черной и коричневой кожей в Америке все еще обращаются как с рабами, но когда-нибудь исчезнет и это. Ты говорил...

— А ты хочешь сказать мне что-то еще, кроме этой лекции по этике, — прервал его Два Сокола. — Ты расспрашиваешь меня, потому что не уверен, можно ли мне сказать это. Верно?

— Ты смотришь в мою печень и читаешь мои мысли.

— Далеко не все. Но я ставлю десять к одному, что кто-то предложил тебе бежать. Это был блодландец?

Квазинд кивнул.

— Я должен довериться тебе. Иначе побег не состоится. Им нужен ты, не я. Я говорил с тобой о том зле, что есть Перкуниша, потому что хотел прочесть твою печень. Узнать, что ты чувствуешь, когда я рассказываю о них. Понимаешь ли ты печенью, что это совершенное зло? Да, ее враги полны недостатков, но разве у них нет права самим лепить свою судьбу? Что ты чувствуешь?

Два Сокола встал и положил руку на плечо великана:

— Насчет Блодландии и других стран — не знаю. Но Перкуниша слишком похожа на Германию моего мира. Может, я и научусь выносить перкунишан, но что-то не верится мне в это.

— Я надеялся, что ты скажешь так.

— Если бы я сказал тебе, что хочу остаться здесь и работать на Перкунишу, ты убил бы меня, верно? Блодландцам я нужен живым, но если они не смогут заполучить меня, то сделают все, чтобы я не достался врагу. Так?

— Я не хочу лгать, — ответил Квазинд мрачно. — Ты мой друг, ты спас мне жизнь. Но ради своей страны я убью тебя вот этими руками. А потом постараюсь уничтожить как можно больше перкунишан, прежде чем они убьют меня!

— Ладно. Итак, каков же твой план?

— Мне передадут, когда придет время. А пока тебе придется сотрудничать с врагами.

Квазинд вернулся в свою комнату. Два Сокола полежал еще некоторое время, не закрывая глаз, в своей роскошной постели, думая о Хорсте Раске. Немец верил, что приберет к рукам весь этот мир. Но если блодландцы намеревались убить Двух Соколов, если тот решит сотрудничать с перкунишанами, то наверняка они намерены уничтожить и Раске. Только убив его, они могли лишить Перкунишу новейшего оружия и техники, которыми снабжал ее пришелец из иного мира.

ГЛАВА 12

Следующая неделя прошла в напряженной работе. Каждое утро Два Сокола проводил по три часа за изучением языка Потом он работал в своем кабинете до полуночи, а то и дольше. Кабинет находился на одной из больших фабрик на окраине города. На работу его доставляли в машине под эскортом броневиков — не только чтобы воспрепятствовать любой его попытке к бегству, но и чтобы защищать его в случае покушения.