Доктор Рэт - Уильям Котцвинкл

Негнущиеся напряженные лапы… выгнутая дугой спина… топанье… теперь остается сделать несколько прыжков в ее сторону, которые повторяет и она, отскакивая назад. Она топает, мы топаем вместе, подпрыгивая и вращаясь. Одна задняя лапа в воздухе, теперь другая, поворот, вращение, еще и еще.

– Милый, а ты и в самом деле можешь танцевать.

– Я лишь чуть-чуть научился этому.

В этой норе все пропитано ее запахом. Он возбуждает мои яйца. Если бы только они были у меня… если бы только… если бы только…

– А ну, давай, здоровяк, укуси меня слегка за шею.

Она поворачивается кругом и прижимается грудью к земле. Как она красива, с выгнутой спиной и раскинутыми задними лапами. Ее голова высоко задрана, и я не могу устоять от соблазна, чтобы наклониться и чуть-чуть погрызть ее шею.

Наши тела соприкасаются.

– Ну, а теперь входи, милый, сейчас же!

Она вращает задом, поднимает хвост. Я… Я… пытаюсь… пытаюсь…

– Милый, задвигай его ко мне. Заколачивай, прямо сейчас!

Я пытаюсь сделать это… но безуспешно… безуспешно… пенис не наполняется кровью и поддерживающая кость не дает никакой поддержки. (Сравните с: "Кастрированная крыса", Бентли и Свен, 1956.)

– Милый, у тебя что-то не в порядке! - Она неожиданно отползает в сторону, лишая меня равновесия, самым обычным образом. Но в отличие от настоящего самца, я не сижу здесь, счастливо вылизывая свой пенис. Все, что я могу сделать, так это несколько профессиональных записей, которые принесут мне гораздо больше подъема и удовлетворения, когда я увижу их опубликованными в сборнике "Наука сегодня".

Она внимательно разглядывает меня.

– Милый, да есть ли у тебя…

– Я многим обязан ученому-профессору за то, что он позволил мне принять участие в эксперименте по выхолащиванию, которому я подвергся вскоре после своего рожденья. Без такого сотрудничества и содействия университета эта статья была бы просто невозможна.

– Хорошо, я очень нетерпелива, дорогой, и мне придется раздобыть крысу-солдата, который сможет сделать это.

– Бесполезные удовольствия, длящиеся всего лишь секунду.

– Да, милый, но мы можем делать это тысячу раз за ночь, а это не так уж и плохо…

Она выскользнула из норы, и скоро это место заполнится солдатами. Я знаю этот сценарий. Коллинз и Моффит описали его очень подробно в своей монографии. Крысы будут лезть во все входы, драться, ссориться, щелкать зубами. Мне нужно убираться отсюда, пока еще есть возможность.

Вновь бегу по туннелям, сквозь грязь, расчищая путь лапами и отбрасывая в сторону камни. Мне хотелось бы, с чисто научной точки зрения, суметь удовлетворить ее, чтобы лучше постигнуть все мельчайшие нюансы проникновения.

***

– А где все собираются, мама?

– В том месте, где люди воздали должное медведям.

Возможно, там будет и он, сильный черный самец, который покрыл меня, взволновав мое сердце. В то время в долину пришла весна. Я оставила свой запах там, где он мог легко найти его, и прислушивалась, как он идет сквозь сосны, слышала его рычание и скрежет высоко поднятых когтей, когда он царапал деревья. Он царапал их высоко, гораздо выше, чем мне доводилось видеть это раньше.

– У свалки, мама? Это произойдет там?

Но я не останавливалась, потому что не хотела, чтобы он слишком быстро нашел меня. Быстро, но не слишком. От этого его желание должно быть только сильнее, и я продолжала движение. Я перешла через горную речку, но оставила свой запах на камнях. Он не будет беспокоить рыбу, потому что сейчас все лососи поднялись вверх по течению. Вот он вошел в воду. Я наблюдала за ним сверху, стоя на высоком берегу. Меня окружали растущие здесь небольшие деревца. А он не мог меня видеть. Но я могла видеть его: он стоял в воде, нюхая воздух, потому что знал: я где-то рядом. Я видела, каким огромным он был еще тогда, до того, как оставил свои царапины на деревьях.

Я подумала, что мы соединились бы на самом берегу, потому что здесь много мягкого мха, но что-то вздрогнуло у меня внутри, когда он выпрыгнул из воды и взобрался на берег.

– И все другие медведи тоже будут там, мама?

– Да, я так думаю.

Но был ли он все еще в этом лесу? Здесь есть и другие, дальние леса, а я знаю, что он любит бродить и странствовать. Возможно, он встречается у какой-нибудь другой свалки, далеко отсюда, с множеством других самок, обнюхивающих его. Эти мысли вызывают у меня странное ощущение, сама не знаю почему.

– И еноты тоже будут там?

Когда я увидела, как он взбирается на берег, то побежала так быстро, как только могла. Я слышала только стук собственного сердца, да треск веток вокруг себя. Его рев стоял над всей долиной, когда он поднимался вверх. Я знала, что он догонит меня, но не могла остановиться.

– Взгляни, мама, вот и олени! Ты когда-нибудь видела их так много?

Я могла слышать, как он нагонял меня сзади, двигаясь гораздо быстрее. Затем я остановилась, стараясь не казаться испуганной. Он шел прямо сквозь лес, его грудь тяжело вздымалась. Ветер обдувал его, донося до меня его запах. Я чувствовала себя испуганным новичком. Его шаги замедлились, когда он подошел ближе. Я словно ощущала вкус сотового меда, когда он приближался ко мне, это было как сладость и мучение, восхищение и испуг, запрет и, тем не менее, невозможность сопротивления. Я заревела, и он ответил мне, начиная ходить кругами.

Мы медленно брели сквозь чащу, через поваленные деревья. Его пасть была открыта, и язык свешивался наружу. Но он не устал, нисколько. А я вся дрожала внутри. Я видела характерное темное пятно на его шее. Он сказал, что это был выстрел, выстрел охотников. Тогда он убежал, преследуемый собаками, которые так и не смогли поймать его. Он говорил, что затыкал рану пригоршнями сосновых игл. Это необходимо делать, если тебя ранят, чтобы остановить кровь и заставить ее свернуться. Да, к самому вечеру он утомил этих собак, а сам продолжал бежать еще целую ночь.

– Ой, мама, смотри-ка, сурки!

Итак, он ходил кругами вокруг меня, а потом так быстро прыгнул, что я заметила лишь расплывающееся пятно. Он удерживал меня в лапах, таких же могучих и крепких, как огромные деревья. Мое тело неистовствовало, и я рычала, когда он входил в меня, а затем, совсем неожиданно, моя свирепость куда-то исчезла. Нас окружали цветы. Я вновь чувствовала себя детенышем, когда он наслаждался мной. Я чувствовала, как будто вся его жизнь проходит через меня. Я тут же узнала все секреты его путешествий, в один миг все узнала о нем, или думала, что узнала, хотя возможно, что мы никогда полностью не узнаем, что на сердце у старого самца. Я знала, что он силен и не боится ничего: ни людей, ни собак, ни мрачных теней, движущихся в ночном лесу. Возможно, он чувствовал все, что было известно мне, и забирал все это с собой.

– Мама, как много лисиц! Посмотри на их удивительные хвосты! Ты видела когда-нибудь столько лисиц? Наверное, собирается чудесная встреча!

Затем мы шли медленно рядом, касаясь друг друга телами. От осознания, что нам предстоит расстаться, меня наполняло ощущение горькой радости. Но он заставил меня избавиться от этого чувства, и я, подчиняясь, побежала вместе с ним, без размышлений и чувств, и только наши тела плавно двигались среди весенних цветов.

– Я вижу дым над свалкой, мама! А сколько там лосей! Не правда ли, как замечательно они выглядят, мама, какие они высокие…

На лугу был старый фруктовый сад. Мы лежали рядом под яблонями. Бутоны уже распустились, и деревья стояли все в белом, душистом цвету. Мы лежали на солнце. Я даже сейчас могла чувствовать тяжесть его тела рядом с собой. Ласточки с развалившегося амбара носились над нами, поддразнивая нас, потому что они видели, какими умиротворенными мы были. На какое-то время я почувствовала, что стала такой же легкой как ласточка, с ярко сверкающей белой грудкой. Он внимательно смотрел на меня, говоря одними глазами, как может говорить только старый самец, охватывая всю громаду своей территории, не пропуская самых мельчайших подробностей, которые радовали его, например, шорохи крота, торопливо рывшего свои ходы с наступлением весны. Он говорил, что ему нравится слушать, как быстро копает весной крот. Он роет свои ходы весной гораздо быстрее, чем в другое время, он с силой выбрасывает грязь, потому что роет проход к самке!

– Мамочка, когда мы придем к свалке, я смогу порыться в жестяных баках?

Мы оставили луг и пошли по мягкой сырой земле, к тому месту, где я показала ему бьющий из земли ключ. Рыба там была очень мелкой и вся разбежалась, как только увидела нас. Там мы напились. Вода поднималась вверх через мягкую грязь, издавая слабое журчание. Я сделала несколько глотков. А когда подняла голову, он уже исчез. Старые самцы ходят бесшумно. Они уходят очень тихо, когда покидают вас. Где-то высоко, на самом ветру, порхал дятел. Я сидела некоторое время, прислушиваясь к шуму его крыльев, издававших высокий звуковой тон, уставившись в бурлящую воду. Я сидела так тихо, что все маленькие рыбешки опять вернулись, не заметив меня, но я не беспокоила их.