ФАНТАСТИКА. 1966. Выпуск 1 - Д. Биленкин

— Сейчас, Радий Петрович… Минутку…

Новиков потянулся к переключателям мнемосхемы — дальним на пульте. Перед командиром засветилась масштабная схема: Юпитер, спутники, кольца их. орбит, красная линия пути корабля…

Не ведь это была лилия рассчитанного курса, ее не с чем было сравнить, потому что внешние датчики системы ориентации не подавали на мнемосхему истинного курса.

Радий Петрович представил себе, как “Ашперон” на выходной кривой углубляется в Ю-поле — углубляется дальше, чем следует…

Кроме того, на развороте кораблю предстояло пересечь орбиты десятка спутников Юпитера — а ведь Каллисто и Ганимед почти с Землю величиной. Конечно, возможность столкновения практически исключена, но когда движешься без информации извне, то и мелкие спутники — дико кувыркающиеся в пространстве ледяные и каменные глыбы — кажущиеся неправдоподобно близкими.

— Вы не могли рассчитать курс без внешних датчиков, — жестко сказал командир. — Я запрещаю…

Тут он осекся. Он был командир и мог запретить что угодно, но, запрещая, он должен, был продиктовать свое решение. А решать что-либо в этой дикой ситуации было невозможно.

Новиков тряс за плечи сидевшего рядом Володю.

— Да очнись ты! — кричал он ему в ухо. — Вовка, очнись! Что дальше? Корректировать надо!

В отчаянии он крутанул Володино кресло, сгреб пятерней его волосы, мокрые от пота.

Володя вдруг дернулся, открыл глаза.

— Поправки! — обрадованно заорал Новиков. — Чего уставился, баран, поправки давай!

Мутные глаза Володи прояснились. Он расправил плечи, натянулся, на его худом лице появилась улыбка, показавшаяся командиру идиотской.

— Так хорошо, — тихо проговорил Володя. — Так не давит… не крутит… Надо было сразу боком…

Новиков притянул его голову вплотную к своей.

— Давай, милый, — лихорадочно шептал он. — Поправки давай.

И снова командиру показалось, что они сошли с ума.

Из дальних времен парусного флота перешло в космонавтику железное правило: при живом капитане рулем не командуют. А эти двое командовали. Они колдовали над блоком программирования, вводили поправки. Они вели корабль, а он, командир, смотрел на них, ничего не понимая и все острее ощущая свою ненужность…

Время шло. Космотанкер, все еще разгоняясь, описывал выходную кривую, которая, как опасался командир, могла оказаться безвыходной. Опасались ли этого те двое? Похоже, им было безразлично. Теперь они не суетились у пульта.

Откинувшись в креслах, они спали. Володя то и дело ворочался, как будто пытаясь забраться на сиденье с ногами, сжаться в комок. Обхватывал голову руками, стонал.

Новиков лежал безжизненно, уронив лобастую голову на грудь.

Да, они спали.

Командир понял, что будить их бессмысленно. Все стало сплошной бессмыслицей с тех пор, как по ушам ударил ревун. Он еще раз посмотрел на мнемосхему, по которой, удлиняясь неприметно для глаза, ползла красная кривая. Тупо подумал, что не эта вымышленная кривая, а та, истинная, по которой шел корабль, могла в любой момент оборваться грохочущей гибелью. Он сам удивился безразличию, с которым об этом подумал. Перенапряжение брало свое. Командир закрыл глаза.

Чудеса начались с того, что Володя Заостровцев опоздал на рейсовый корабль. Ждать его, понятно, не стали, хотя Новиков убедительно взывал к руководителю практики. Рейсовый ушел на Луну по расписанию, увозя всю группу практикантов, а Володя остался на Земле. Растерянный и виноватый, он более суток околачивался на космодроме, надоедал диспетчерам и перегружал запросами кибер-информаторы, пока его не подобрал Резницкий.

Биофизика Резницкого он немного знал по спецсеминару и его нашумевшей статье в последнем номере “Человека и космоса” — “К вопросу об особенностях математической статистики кода телепатического комплекса в условиях поворотных ускорений”.

Резницкий вез на Луну внеплановым рейсом десятка полтора ящиков, исписанных устрашающими надписями. Володя прилип к нему, как вакуумный пластырь к метеоритной пробоине, и Резницкому, крайне не любившему беспорядка, не удалось от него отделаться.

Они сидели вдвоем в тесной пассажирской кабине грузолета. Когда окончился разгон и включили искусственную тяжесть, Резницкий пошел в грузовой отсек. Он долго, придирчиво проверял и подтягивал крепления ящиков. Володя молча помогал ему.

— Почему вы опоздали на свой рейс? — сухо спросил Резницкий. — Вы что — не имели информации о времени отхода?

— Часы у меня отстали, Сергей Сергеич, — жалобно сказал Володя, стихийно применив уловку, которая считалась устаревшей еще в XX веке, когда в часах применялись пружинные двигатели.

Врать было противно, но правду Володя сказать не мог: все равно никто и никогда не поверил бы ему…

Вчера ранним утром он шел к северным воротам космопорта, шел не по дороге, как остальные практиканты, а напрямик, по тропинке. В свежем предрассветном воздухе травы пахли по-ночному отчетливо. Володе казалось, что он чувствует запах каждой травинки, каждого полевого цветка в отдельности. Какая-то особенная острота восприятий…

Вдруг он остановился. Ничто не преграждало ему пути, а шагнуть вперед он не мог. Машинально, еще не отдавая себе отчета, он свернул и зашагал по росистой траве, мягко шелестевшей под ногами. Он как бы искал проход в невидимой, неощутимой стене. Прохода не было, он чувствовал это.

С ним творилось что-то непонятное. Он забыл о времени, забыл обо всем — его будто выключили. Он вернулся к тропинке и убедился опять, что не может идти по ней вперед.

Снова пошел вдоль невидимой преграды. И только когда дрогнула земля и над космопортом, опираясь на клубящийся черный дым, поднялся корабль, только тогда Володя пришел в себя. Он с легкостью перешагнул “преграду” и пустился бежать, хотя прекрасно понимал, что теперь спешить бессмысленно. С удивлением он обнаружил, что бродил по полю больше часа…

Резницкий хмыкнул. Молча повытаскивал из карманов катушки пленки, аккуратно расставил перед собой на выдвижном столике и, прищурившись, стал разглядывать их на свет по очереди.

— У меня есть проектор, — сказал Володя.

Он отдал проектор Резницкому, а потом, немного помедлив, вытащил анализатор. Собственно, это еще не был заветный Анализатор Любви. Но это уже была и не та светящаяся игрушка, которая так озадачила Тосю. Целый месяц после того памятного свидания они с Новиковым все свободное время возились с анализатором. Толку от прибора пока не было никакого. Новиков вообще не верил в это дело. Он помогал другу только из “сугубо кибернетической любознательности”.