Знаменитые эмигранты из России - Марк Рейтман

Музыкой с маленьким Сережей начала заниматься его мать, заметившая, с каким удовольствием мальчик слушает игру на рояле. А вскоре ее сменила профессиональная учительница музыки А. Д. Орнатская.

Но вот семейство переезжает в Петербург. Мальчика записывают в консерваторию к одному из тех трудолюбивых, но совершенно замотанных преподавателей, которые все силы свои отдавали занятиям с малоспособными учениками, на долю же детей по-настоящему одаренных не оставалось почти ничего. Сережу Рахманинова это, однако, не слишком удручало. Он очень быстро обнаружил, что родители не собираются лично проверять, чем он занимается в течение дня, поэтому каждое утро (зимой) он проводил на катке, самозабвенно совершенствуясь в этом виде спорта. По общеобразовательным предметам он в результате успевал еле-еле, только музыкальные всегда сдавал с легкостью. А получив табель, усеянный частоколом из единиц, он быстренько уверенной рукой пририсовывал единицам недостающие палочки, превращая их в четверки. Трудно сказать, сколько бы это еще могло продолжаться, но в один прекрасный день (Сереже было тогда двенадцать лет) в Петербург приехал его двоюродный брат Александр Ильич Зилоти. Он был старше Сережи на десять лет, но уже успел стать известным пианистом (он учился у Листа и Рубинштейна). Он послушал игру своего юного родственника, который уже тогда прекрасно импровизировал, и предложил отправить его в Москву к прекрасному педагогу Звереву. Вот так и случилось, что Сереже — к величайшему его сожалению — пришлось распрощаться с вольной жизнью в Петербурге. В Москве его ждала настоящая работа.

Николай Сергеевич Зверев по-настоящему любил детей и свою профессию. Он отличался редким бескорыстием: одаренные дети, чьи родители не в состоянии были платить за обучение, жили у него дома, причем он не просто занимался с ними музыкой и композицией, но и водил их в театры и на концерты, стремясь развивать в них любовь к прекрасному. Более того, он нанимал им учителей, занимавшихся с детьми иностранными языками, и сам платил за это обучение. Так что с наставником Рахманинову повезло просто на редкость.

В этой жизни не было места лени, а отлынивать от занятий под каким бы то ни было предлогом просто не представлялось возможным: уж очень Зверев был суров. Как ни странно, эта его суровость никого не обижала; ведь заботился он о детях лучше, чем иные родители. Неудивительно поэтому, что Сережа очень быстро расстался со своими петербургскими привычками и научился работать по-настоящему.

Но кроме суровых будней были еще знаменитые зверевские вечера, на которые приглашались известные пианисты и композиторы. Обыкновенно на таких вечерах ученики Зверева выступали перед гостями (а гости были действительно именитые: Чайковский, А. Рубинштейн, Танеев и другие). Иногда за рояль садился и кто-нибудь из гостей; Сережа очарован был музыкой Петра Ильича Чайковского, а также игрой Рубинштейна, появлявшегося на вечерах во время своих приездов в Москву. Рахманинов рассказывал: «Вот как мы учились играть в России: Рубинштейн давал свои Исторические концерты в Петербурге и Москве. Он, бывало, выйдет на эстраду и скажет: «Каждая нотка у Шопена — чистое золото. Слушайте!» И он играл, а мы слушали».

Проучившись у Зверева три года, Рахманинов перешел в старший класс, которым руководил его родственник Зилоти. Однако еще ко времени его обучения в младших классах относятся его первые самостоятельные сочинения — три ноктюрна для фортепиано. Все более и более пристально за развитием молодого таланта следил Чайковский, понимая, что мальчика ожидает блестящее будущее. Композитор всячески помогал Сереже, давал советы по композиции, а Сережа, в свою очередь, продолжал восхищаться творчеством Чайковского, черпая в нем источники вдохновения.

Уже тогда виртуозность игры Рахманинова отмечали окружающие, хотя ему было далеко еще до того уровня мастерства, которым он отличался уже в зрелости. Он необычайно легко запоминал с первого раза — причем только на слух — сложнейшие произведения самых разных композиторов.

Перейдя в класс Зилоти, Рахманинов некоторое время продолжал еще жить у Зверева, но недолго. Глупейшее недоразумение послужило причиной их разрыва: учась в старшем классе, Рахманинов должен был много заниматься композицией, а в доме Зверева, где постоянно занимались другие ученики, это не представлялось возможным, попросту трудно было сосредоточиться. Рахманинов решился поговорить с учителем и попросить у него предоставить в его распоряжение отдельную комнату с роялем. Несомненно, что Сережа не смог внятно объяснить причину своей, на первый взгляд, несколько нахальной просьбы. Учитель вспылил. Тогда Рахманинов объявил ему о том, что вынужден будет оставить его квартиру. Сказано — сделано, но у Сережи совсем не было денег, родители же по-прежнему жили в Петербурге. К счастью, в Москве жила его тетка, сестра отца, Варвара Аркадьевна Сатина. Она и согласилась принять у себя одаренного племянника, предоставив в его распоряжение инструмент и отдельную комнату. Одна из дочерей Сатиной, Наташа, станет впоследствии его женой.

В те годы Сережа был очень застенчив и не слишком общителен. В общем-то удивляться этому обстоятельству не приходится: он жил чрезвычайно напряженной внутренней жизнью, когда он не сидел за инструментом, музыка звучала в его голове. Да и к тому же он слишком рано оказался предоставлен самому себе, фактически лишившись семьи, и должен был сам принимать важные решения. Впрочем, в кругу хороших своих друзей и близких людей Рахманинов забывал о своей застенчивости. Но что интересно, он никогда, даже и в зрелом возрасте, ни с кем не обсуждал будущие свои произведения, над которыми в тот или иной момент работал.

Заканчивается последний год обучения в консерватории. Выпускникам-композиторам за шесть недель до экзамена выдавалось либретто, по которому нужно было написать оперу. Рахманинов получил либретто «Алеко». Тема привела его в чрезвычайное восхищение; опера готова была уже через семнадцать дней.

Экзаменаторы сочли партитуру блестящей; кроме того, на выпускном экзамене Рахманинова ждала еще одна радость: присутствовавший в зале Зверев настолько был восхищен успехами своего ученика, что сам подошел к нему, поздравил и преподнес свои золотые часы, которые Рахманинов всю свою жизнь очень берег.

По окончании консерватории Рахманинов удостоился большой золотой медали (отличие, которым до него были отмечены всего два выпускника).

Об уровне композиторского мастерства выпускника консерватории Сергея Рахманинова свидетельствует предложение, сделанное ему Чайковским. «Во время одной из репетиций, — говорит Рахманинов, — Чайковский сказал мне: «Я только что закончил двухактную оперу «Иоланта», которая недостаточно длинна, чтобы занять целый вечер. Вы не будете возражать, если она будет исполняться вместе с вашей оперой?» Он буквально так и сказал: «Вы не будете возражать?» Ему было пятьдесят три года, он был знаменитый композитор, а я — новичок двадцати одного года». Чайковский, конечно, присутствовал на премьере «Алеко», по его же настоянию приехал из Петербурга директор театров Всеволжский. По окончании оперы Чайковский, высунувшись из ложи, аплодировал изо всех сил, по своей доброте; он понимал, как это должно было помочь начинающему композитору. Так начался его полет.