Не исчезай - Каролина Эрикссон

– Прости, – прошептала я, и мои глаза наполнились слезами.

Я заметила, что пес чуть попятился и облизнулся. Потом он громко залаял, не злобно, а, скорее, растерянно – очевидно, подавая сигнал человеку, чей силуэт виднелся чуть поодаль.

– И снова здравствуйте, – сказал мужчина из коричневого коттеджа.

В голове возник рассказ Алекса о том, как они со Смиллой уплыли с острова и прошли через лес. Я подняла взгляд от косматого зверя у своих ног и посмотрела на пожилого мужчину.

– Очевидно, вы их видели, когда гуляли с собакой, – невнятно пробормотала я. – Вы их действительно видели.

Что-то в моем облике заставило его насторожиться. Он утихомирил своего пса. Волна тошноты снова прокатилась сквозь меня и завершилась мощным ударом в животе – как будто кто-то распорол ножом внутренности. От боли меня качнуло вперед. Я слышала голос мужчины, он что-то говорил, одновременно взволнованно и подозрительно. Прежде чем я успела ответить, я снова ощутила удар и чуть было не рухнула на колени. Промелькнула мысль о ребенке. Я не могу потерять ребенка, и его тоже.

Я заставила себя подняться на ноги и снова пошла. Но мужчина стоял у меня на пути. Его черты расплывались, я не могла толком разглядеть его лицо, но голос теперь звучал очень встревоженно. Что-то опустилось на мое плечо и сжало – это была его рука? Он думает, что может остановить меня, заставить остаться здесь? Страх пополз по мне, но придал новых сил, приведя меня в бешенство. Громкий крик взмыл над лесной дорогой, достиг верхушек деревьев. В горле жгло и саднило, и только поэтому я поняла, что тот, кто кричит, – это я. Внезапно она опять была передо мной, эта рука, которая протянулась вперед и хотела удержать. Я рвалась, пытаясь высвободиться, и одновременно подняла руку – ту, что держала топор.

Ветер стих, мир неподвижно замер, и единственное, что было слышно, – жалобное тявканье. Мужчина отступил. Нет, он не просто отступил, он пошел прочь, кажется, даже побежал. И только когда мужчина со своим псом скрылись из виду, я осознала, что, протягивая руку, он не удерживал меня, а оборонялся. Он не хотел, чтобы я осталась на месте; он просто хотел, чтобы я не подходила слишком близко.

Каким-то образом мне удалось добраться до дома. По дороге стало еще хуже. Судороги в животе отступили, но теперь боль оккупировала грудную клетку. Там то жгло, то саднило, то кололо. Грудь сдавило, как тисками, я едва могла вздохнуть. Я доковыляла до своей машины и прислонилась к ней. Двери оказались не заперты, и я рухнула на водительское сиденье. Было ощущение, будто вокруг головы полыхает пламя. Рябь перед глазами превратилась в колючие искорки. В таком состоянии я не смогу проехать и ста метров. Я свалюсь с обрыва или врежусь в скалу.

Необходимо было добраться до шоссе и сесть на один из автобусов, как это сделали Алекс со Смиллой. Я потерла живот. Да, они сделали именно так. Мне по-прежнему было трудно по-настоящему принять эту мысль. Я осторожно повернула голову и уперлась взглядом в домик. Мысленно перебрала сумки, одежду и туалетные принадлежности, оставшиеся внутри. Все мои вещи, которые придется унести с собой. Одна только мысль об этом далась мне с огромным усилием. Я была так измучена, что не могла представить даже, как удастся подняться и выйти из машины. Как я это выдержу? Снова начала кружиться голова, мир вокруг завертелся, потерял четкие очертания. Я точно не смогу.

Вещи останутся здесь. Я не видела другого решения. Но кот, ведь обязательно надо взять с собой Тирита и отвезти его… Маленький крест, сделанный из палок, безжалостно прорвался в мои мысли. Узкий розовый ошейник. Признание девочки в черной одежде снова оглушило меня. Осознание, что Тирит не ждет меня в доме, что он никогда не вернется, что кому-то придется рассказать об этом Смилле. Смилле, которая пахнет яблоками и ванилью, которая любит принцесс и кукол Барби. Смилле, которая боготворит своего отца.

Я опустила голову на руль, прижалась к нему лицом, и он издал слабый одинокий сигнал. Было что-то бесконечно печальное в этом монотонном звуке. Потому что для того, чтобы он что-то значил, нужен не только тот, кто издает звук, но и его адресат, а здесь ведь не было никого, кроме меня, и никто не мог услышать его. В одиночестве сигнал лишался своего значения, становился бессмысленным. Совсем как я, совсем как вся моя жизнь.

Мысленно я снова вернулась в тот последний вечер, вспомнила крепко сцепленные руки Алекса и Смиллы на пути к пристани. Зависть и мечты, которые возникли в тот момент, до сих пор меня не покинули. Будет ли у меня так же через несколько лет? Маленькая теплая ручка в моей руке, непоседливый болтливый человечек рядом. Или я себя обманываю? Позволяю застарелой тоске о близости ослепить меня? Я несу на себе свое наследство. Мой ребенок будет нести это наследство. Не омрачит ли оно нашу жизнь? Не разрушит ли ее? «Ах, мама, расскажи, довольна ли ты сейчас тем поступком. Сделала бы сейчас тот же выбор?»

Ровно в этот момент она позвонила. Я посмотрела на телефон, лежащий на пассажирском сиденье вместе с топором. Мама? Мама! В последний раз, когда мы разговаривали, я бросила трубку. Не отвечала на ее звонки два дня. Не говорила с ней по-настоящему больше двадцати лет. В висках стучало. Сколько надежд я возлагала на наши отношения с Алексом, но они не сбылись. Я подняла маленький белый аппарат и ответила, не думая:

– Я больше не хочу быть одна.

34

Я осталась в Морхеме, в доме Алекса. Легла в кровать, не снимая одежды и натянув одеяло до подбородка. Вдобавок я накрылась еще одним одеялом с другой половины кровати. С его половины. Того, кто больше никогда не будет лежать рядом со мной. «Если ты когда-нибудь осмелишься приблизиться ко мне, клянусь, я убью тебя». Меня била крупная дрожь, стучали зубы, но я все равно упрямо кивнула, убеждая саму себя. Да, я говорю всерьез. Это может случиться. Я способна на это. Все эти годы я старалась избегать этой мысли, она скрывалась в тени. Я старалась убедить себя, что не такая. Бессмысленные усилия. Теперь я знала.

Несмотря на два одеяла, меня бил озноб. Голова раскалывалась, дневной свет резал глаза. Надо было подняться и опустить шторы, но я не могла собраться с силами. «Мама, – думала я, – приезжай поскорее». Когда я попросила ее о помощи, она отозвалась так естественно и так спокойно. Спросила, где нахожусь, и потом, когда я подробно описала, как добраться, сказала:

– Оставайся там. Я скоро буду и заберу тебя.

– Нет, не будешь. Я так долго ждала, но ты… тебя все не было.

Мысли и воспоминания крутились в взбаламученном сознании. Я вижу, как сижу на полу, как приходят и уходят люди в униформе, вижу, как приходит и уходит Рут. Вижу дверь в комнату, которая раньше была спальней мамы и папы. Дверь, которая так долго оставалась закрытой.

Мама помолчала чуть дольше, чем обычно. Внезапно в ее голосе появились какие-то новые ноты. Как будто бы спала защитная броня.

– В этот раз я приду к тебе. Скоро. Я обещаю.

И я знала, что она говорит правду. Решительность – мамин фирменный знак. В этом никогда не было повода усомниться.

Веки вздрогнули, и я поняла, что, видимо, заснула на некоторое время. Болели суставы, голова горела. Я все еще в Морхеме, одинокая, больная и жалкая. Тирит мертв. Поиски Алекса и Смиллы завершены. Бодрствовать больше не для кого.

С облегчением я снова провалилась в сон, позволила ему унести меня с собой. Неизвестно, сколько времени я так провела, то выныривая, то проваливаясь в беспокойную дремоту. Мне снилось, что я неправильно объяснила дорогу, и мама все ездит и ездит по кругу, не может найти нужный путь.

Меня разбудил стук в дверь. Сначала я подумала, что мне это снится, но в конце концов поняла, что кто-то действительно стучит, и сразу полностью проснулась. Мама! Наконец-то она здесь. Теперь все будет хорошо.

Я по-прежнему была очень слаба, но тело все-таки послушно поднялось с кровати и двинулось в прихожую. Выбора не было. У мамы ведь не было своего ключа, а я, несмотря на мое плачевное состояние, позаботилась о том, чтобы запереть за собой дверь, когда вошла в дом. Помнится, тогда у меня было ощущение надвигающейся опасности. Ковыляя к двери, я нахмурила лоб. Что за опасность я предвидела тогда? Откуда она должна была прийти? От кого? Уже не помню. Это ускользает от меня.

Наконец я добралась до входной двери. Протянула руку к замку. Представила человека, стоящего снаружи. Пальцы дрожали. Почему? Почему я дрожу? Из-за того, что больна, у меня жар. Какие еще могут быть причины? Я повернула замок и осторожно отворила дверь.

– Мама?

Но это не она. Это… я едва верю глазам… это мой психотерапевт. Та блондинка. Женщина, чью приемную я покинула несколько лет назад. Женщина, чьи зловещие предсказания в последние дни зазвучали в голове с новой силой. У нее была другая прическа и другая одежда, но я сразу же ее узнала. И поняла, что все еще сплю. Потому что в реальности эта женщина никак не могла оказаться здесь, на крыльце дома Алекса. В руке она держала весло, что делало эту сцену еще более абсурдной и фантастической.