Северное сияние - Филип Пулман

Ну почему только она не знала Лондон так, как знала свой Оксфорд! Там сразу было бы понятно, какие улицы таят опасность; где, наоборот, можно разжиться едой, и, что самое главное, там были бы двери, в которые не страшно постучать и попросить о помощи. Здесь все иначе. Холодная лондонская ночь скрывала от непосвященных глаз кипучую жизнь, правил которой Лира не знала.

Обернувшийся оцелотом Пантелеймон зорко смотрел во тьму своими всевидящими глазами, и не раз девочка, уж совсем было решившаяся подойти к какому-нибудь дому, замирала, увидев, что альм выгнул спину и вздыбил на холке шерсть.

На улицах было шумно, до Лиры доносились то взрывы пьяного хохота, то обрывки хриплых песен, то вдруг в каком-нибудь подвале начинали со скрежетом и грохотом крутиться плохо смазанные шестерни. Девочка настороженно шла сквозь всю эту ночную разноголосицу, стараясь держаться в тени домов. Все чувства ее были обострены до предела, да и Пантелеймон не зевал.

Время от времени путь им преграждали широкие освещенные проспекты, где слышались звонки яндарических трамваев. Лира помнила, что в Лондоне существуют правила для пешеходов, но до правил ли ей было! Она просто неслась через дорогу сломя голову, а если вслед ей раздавались негодующие крики, то она мчалась еще быстрее.

Долгожданная свобода опьянила девочку. Она твердо знала, что Пантелеймон, бесшумно скользящий на мягких кошачьих лапах позади нее, наверняка чувствует то же самое. Промозглая ночь, где копоть и вонь мешались с пьяной бранью, была им нипочем. Надо только успеть обдумать все то, что они узнали сегодня в квартире миссис Кольтер. И еще надо найти место для ночлега.

На перекрестке Лира заприметила кофейню, притулившуюся к шикарному, сверкающему огнями витрин магазину: маленький домик на колесах с откидной передней стенкой, поднятой вверх наподобие навеса. Внутри горел мягкий желтый свет, пахло свежемолотым кофе. Хозяин в белой куртке, стоя за прилавком, о чем-то беседовал с клиентом. Посетителей в кафе было немного: человека два-три.

Есть хотелось ужасно, ведь Лира блуждала по сырым холодным улицам уже больше часа. Усадив воробья-Пантелеймона на плечо, она робко подошла к стойке и, чтоб казаться повнушительнее, встала на цыпочки.

— Будьте добры, бутерброд с ветчиной и чашку кофе.

— Поздненько ты разгуливаешь одна, — подмигнул ей джентльмен в цилиндре и белом шелковом шарфе.

Промычав что-то невразумительное, Лира через стекло принялась разглядывать оживленный перекресток. В театре неподалеку только что закончилось представление, и из освещенного фойе на улицу хлынула толпа людей, зябко кутающихся в пальто. Раздались крики: «Такси! Такси!».

В противоположном конце улицы тоже было полно народу, потому что там находилась станция хтонической рельсовой дороги. Нескончаемая людская вереница ползла по лестницам вниз и вверх.

— Получай свой кофе, малышка, — сказал трактирщик, ставя перед девочкой чашку. — Два шиллинга.

— Я заплачу, — галантно предложил джентльмен в цилиндре.

Лира равнодушно пожала плечами. Пускай. Если полезет — я убегу, не догонит, а деньги мне еще понадобятся. Щедрый дяденька бросил монету на стойку и сладко улыбнулся своей новой знакомой. Его альм-макака, повиснув на шелковом лацкане сюртука, не сводила с девочки глаз.

Лира откусила от бутерброда почти половину и снова принялась разглядывать улицу. Карты Лондона она в жизни не видела, размеры его представляла себе весьма смутно, поэтому понятия не имела ни о том, где находится в данную минуту, ни о том, сколько ей еще идти, чтобы выбраться из города.

— И как же нас зовут? — спросил дяденька.

— Алиса.

— Очаровательное имя. Не хочешь чуть-чуть в кофе… для согрева? — Он начал откручивать колпачок серебряной фляжки.

— Не, не хочу. Я лучше кофе, — твердо сказала Лира.

— Напрасно. Бьюсь об заклад, ты в жизни не пробовала такого бренди.

— Пробовала. И потом заблевала весь подвал. Я тогда чуть не бутылку выпила. Нет уж, спасибо.

— Ну, как знаешь, — вздохнул дяденька и опорожнил всю флягу себе в чашку. — И куда же ты, позволь спросить, направляешься совсем одна в столь поздний час?

— Папаню встречать.

— А кто твой папа?

— Понятно кто, убийца.

— Кто-кто?

— Да говорю же, что убийца. Работа у них такая. Сегодня как раз ночью на дело пошел. А я его здесь жду. Со сменной одежей. Должен же он переодеться после работы, а то пойдет по городу весь в крови.

— А-а, ты, наверное шутишь?

— Вот еще!

Макака-альм тихонько взвизгнула и ретировалась дяденьке на спину, опасливо поглядывая на Лиру из-за цилиндра. Лира с достоинством допила свой кофе и сунула в рот остатки бутерброда.

— Ну, до свидания вам, — вежливо попрощалась она, — а то вон папаня идут. Злые они чего-то сегодня.

Джентльмен в цилиндре нервно оглянулся на дверь, а Лира уже направила стопы к театру. Ей, конечно, куда больше хотелось посмотреть на хтоническую рельсовую дорогу (миссис Кольтер говорила, что этот вид транспорта не для людей их круга), но под землю лезть было страшновато. Лучше уж наверху; если погонятся, можно убежать.

Лира все шла и шла, улочки становились все глуше, народу на них все меньше. В воздухе висела пелена дождя, но даже если бы небо было чистым, разве разглядишь в такой саже и копоти звезды? Пантелеймон уверял, что они идут на север, но как это проверить?

Потянулись бесконечные ряды одинаковых кирпичных домишек с двориками, куда едва влезали бачки для мусора. Потом пошли угрюмые фабричные корпуса, обнесенные колючей проволокой. В кромешной тьме лишь изредка дрожал на стене огонек яндарической лампочки да поблескивал костер, возле которого клевал носом ночной сторож. Пару раз ей на пути попадались церкви, единственным отличием которых от складских помещений было распятие над входом. Лира хотела было зайти в дом Божий, но ее испугали чьи-то вздохи и стоны. На скамейках у входа, на крыльце — всюду лежали спящие люди.

— Где мы спать-то будем, Пан? — шепнула она, едва переводя дух. Теперь их путь лежал вдоль череды запертых лавок.

— В подъезде где-нибудь. Или в подворотне.

— Там не спрячешься.

— Смотри-ка, канал!

В конце уходившего куда-то влево проулка явственно блеснула вода. Затаив дыхание, они пошли туда и глазам их открылась маслянисто-отсвечивающая под луной гладь канала, где на приколе стояла добрая дюжина барж, частью пустых, частью тяжело нагруженных. В неверном ночном свете подъемные краны казались виселицами. В окне времянки вдруг мелькнул огонек, и из трубы вырвался клуб дыма. Фонари горели только под крышами складов, да где-то высоко на порталах подъемников, все остальное тонуло во тьме. На молах громоздились груды бочек с каменноугольным спиртом, огромные штабеля бревен, мотки кабеля с каучуковой обмоткой.