Воспоминания биржевого спекулянта - Эдвин Лефевр

Вот такую историю он мне рассказал.

И он был прав. Иногда я думаю, что в спекулятивной игре есть что-то противоестественное, потому что у среднего спекулянта на его личный успех ополчается его собственная природа. Свойственные всем слабости становятся фатальными для успеха в спекулятивной торговле. Причем обычно это те самые слабости, которые делают человека желанным в дружеском общении, или же те, от которых человек старается особенно тщательно защититься во всех других своих делах и которые и близко не так опасны, как торговля на фондовой или на товарной бирже.

Главные враги спекулянта орудуют изнутри. Человек по природе склонен к чувствам надежды и страха. Когда в ходе спекулятивной игры рынок вдруг идет против тебя, ты каждый день надеешься, что этот день – последний, и теряешь при этом больше, чем если бы не прислушивался к голосу надежды, к этому верному союзнику всех первопроходцев и строителей империй – и больших и малых. А когда рынок идет так, как нужно тебе, ты начинаешь страшиться, что уже следующий день унесет с собой все твои прибыли, и ты выходишь из игры, – слишком рано выходишь. Страх мешает тебе зарабатывать столько, сколько следовало бы. Удачливый торговец должен сражаться с этими врожденными и неистребимыми инстинктами. Он должен добиться того, чтобы эти естественные импульсы работали вполне противоестественным образом. Где обычные люди надеются, он должен страшиться, где они страшатся, он должен надеяться. Он должен страшиться того, что небольшие потери могут многократно возрасти, и надеяться на то, что прибыль обернется гигантской прибылью. Играть на бирже так, как это делает средний человек, абсолютно неверно.

Я участвую в спекулятивной игре с четырнадцати лет. Больше я ничем в жизни не занимался. Думаю, я знаю, что говорю. После тридцати лет непрерывной торговли, и мелкой, и на миллионы, я пришел к следующему выводу: в какой-то момент можно подмять под себя и выпотрошить какие-то акции или группу акций, но никто на свете не способен подмять под себя весь рынок акций! Можно делать деньги на отдельных сделках с хлопком или зерном, но никто не может подмять под себя рынок зерна или хлопка. Это как на бегах. Можно выиграть заезд, но нельзя выиграть скачки в целом.

Если бы я мог сделать эти выводы более убедительными или сильными, я бы сделал. Любые опровержения моих выводов заведомо несостоятельны. Я знаю, что это неопровержимые истины.

Глава 11

А теперь вернемся в октябрь 1907 года. Я купил яхту и все приготовил для плавания в южных водах. Я безумно люблю рыбалку и сейчас впервые собирался в море на собственной яхте, которая будет плыть и останавливаться, где я пожелаю, и сердце мое ликовало от предвкушения. Все было готово. Мне небывало повезло с акциями, но в последний момент меня задержала кукуруза.

Следует иметь в виду, что перед финансовой паникой, которая принесла мне мой первый миллион, я торговал зерном в Чикаго. Я продал по десять миллионов бушелей пшеницы и кукурузы. Я длительное время изучал рынок зерна и был настроен относительно пшеницы и кукурузы так же по-медвежьи, как и относительно акций.

Cначала все шло хорошо и все зерно пошло вниз, но если пшеница так и продолжала скользить вниз, то с кукурузой вышло иначе. Крупнейший из чикагских спекулянтов, назовем его Страттон, задался целью вздуть цены на кукурузу. Я уже закрыл позиции по акциям и был готов к отплытию на юг и тут обнаружил, что пшеница обещает мне приличную прибыль, а цены на кукурузу Страттон загнал вверх и я в немалом убытке.

Я знал, что в стране очень много кукурузы и что цены явно завышены. Закон спроса и предложения работал как обычно. Только источником спроса был главным образом Страттон, а предложения не было вовсе никакого, потому что из-за дождей дороги оказались непроезжими и поставки кукурузы замерли. Помню, что я буквально молился о том, чтобы ударили морозы, высушили разбитые дороги и фермеры смогли бы наконец довезти свою кукурузу до рынка. Но молитвы не помогали.

Так вот и получилось, что я уже был готов отправиться на крайне привлекательную и любовно задуманную рыбалку, а тут эти убытки по кукурузе. Я, естественно, никуда не мог уезжать, пока рынок был в таком состоянии. Страттон, разумеется, тщательно отслеживал все попытки играть на понижение. Он знал, что уже поимел меня, и я знал это точно так же. У меня, правда, была надежда как-нибудь умолить погоду, чтобы та прекратила распутицу и помогла мне. Впрочем, я понимал, что ни погода, ни какой другой чудотворец вмешиваться в мои дела и помогать мне не станут, а потому изучал ситуацию в поисках способа самостоятельно выпутаться из этих трудностей.

Я закрыл мои сделки с пшеницей с хорошей прибылью. Но положение с кукурузой было намного более проблематичным. Если бы я мог купить десять миллионов бушелей по прежней цене и закрыть сделки, я бы немедленно и с радостью пошел на это, каких бы убытков такой выход из игры ни сулил. Но понятно, что, как только я начал бы закупать свою кукурузу, Страттон прежде всех других взялся бы меня выдаивать, а перспектива терпеть подъем цен из-за собственных закупок радовала меня не больше, чем возможность зарезаться собственным ножом.

Уйти от кукурузы я никуда не мог, но и страстное желание отправиться на рыбалку меня тоже не отпускало, так что мне нужно было разом решить обе задачи. Мне нужно было найти способ стратегического отступления. Мне нужно было закупить десять миллионов бушелей кукурузы, которые я был должен по контрактам на продажу без покрытия, и при этом свести к минимуму собственные потери.

А получилось так, что в это же время Страттон проводил операцию с овсом, и цены на этом рынке были под довольно плотным контролем. Я следил тогда за всеми зерновыми рынками, то есть собирал сведения об урожае и всякие слухи, и я слышал, что Страттону противостоит недружественный в рыночном смысле интерес Армора. Я прекрасно отдавал себе отчет, что Страттон не даст мне купить кукурузу, разве что по собственной цене, но, когда до меня дошли слухи, что Армор точит на него зубы, мне пришло в голову, что меня могла бы спасти помощь чикагских торговцев. А помощь их могла бы состоять в том, что они продали бы мне зерно, которое не хотел продавать Страттон. Остальное было просто.

Прежде всего, я приказал купить для меня пятьсот тысяч бушелей кукурузы по цене в одну восьмую дешевле рыночной. Покончив с этим, я послал в каждую из четырех брокерских фирм распоряжение об одновременной продаже пятидесяти тысяч бушелей овса по рыночной цене. По моим расчетам, это должно было вызвать мгновенное падение цен на овес. Зная, как работают мозги у торговцев, можно было быть уверенным, что они сразу же решат, что это Армор вышел против Страттона. А раз по овсу атака уже началась, они придут к логичному выводу, что следующей целью будет кукуруза, и они начнут ее продавать. А если эту кукурузную блокаду взорвать, пожива 6удет просто сказочной.

Мой расчет на психологию чикагских торговцев оказался безупречно верным. Когда они увидели, что из-за разрозненных продаж цены на овес посыпались, то живо сообразили про кукурузу и продали ее с превеликим энтузиазмом. В следующие десять минут я умудрился купить шесть миллионов бушелей кукурузы. Когда выяснилось, что их готовность продавать кукурузу иссякла, оставшиеся четыре миллиона я уже просто купил по рыночной цене. Цена на нее в результате опять полезла вверх, но чистый итог моего маневра был тот, что я закрыл всю линию в десять миллионов бушелей по цене только на полцента за бушель выше той, по которой я начал скупать кукурузу, чтобы покрыть мои обязательства по продаже. Обязательства по двумстам тысячам бушелей овса, которые я предложил рынку, чтобы подтолкнуть торговцев к продаже кукурузы, я закрыл с убытком всего в три тысячи долларов. Эта медвежья наживка обошлась мне чертовски дешево. Прибыль от пшеницы почти полностью перекрывала убытки от кукурузы и овса, так что все мои потери на зерне свелись всего только к двадцати пяти тысячам долларов. Цена на кукурузу потом выросла на двадцать пять центов за бушель. Я был полностью в лапах у Страттона. И если бы не моя уловка с ценами, одному Богу известно, сколько бы мне пришлось заплатить за мои десять миллионов бушелей кукурузы.

Невозможно годами заниматься каким-то делом и не выработать к нему определенное отношение, очень непохожее на то, какое бывает у среднего новичка. В этом и состоит различие между профессионалом и любителем. От того как человек смотрит на вещи, зависит его выигрыш или проигрыш на спекулятивных рынках. Публика имеет дилетантские представления о том, чем занимаются участники этих рынков. Личные предрассудки бывают зачастую чрезмерно навязчивыми, а в результате понимание страдает отсутствием глубины. Для профессионала важнее принимать верные решения, чем делать деньги. Он знает, что, если все устроит как надо, прибыль сама о себе позаботится. Торговец относится к игре, как профессиональный игрок в бильярд, иными словами, он смотрит и рассчитывает далеко вперед, а не думает исключительно о ближайшем ударе. Развивается, знаете ли, инстинктивное стремление к созданию стратегических позиций.