Посланники - Михаил Ландбург
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня обступает липкий озноб.
Напрягаю слух.
Оглушительное безмолвие.
Понимаю –
мне на поверхности земли трудно не дышать…
Опасаюсь –
если Ганс Корн в мои сны больше не войдёт, я останусь с миражом, видением, фантазией, душевным хаосом и чувством вины перед Лотаном.
Может, будет лучше про сон с Гансом Кнохом забыть... Если забуду, то... Обняв себя за плечи, шепчу: "Отпусти от себя тот сон…"
Догадываюсь –
миражи возникают, чтобы напомнить о необходимости возврата в реальность, и в конечном итоге – ничто не ясно.
В сумочке зеркальце.
Протягиваю руку.
Убираю руку.
Зеркальце не достаю – опасаюсь себя не узнать.
Букинист считает, что не помнить – это то, что хуже некуда…
За оконным стеклом слабеет ночь, утихает ток крови в мозгу, глазах, груди.
Гляжу на холмы. Они выглядят усталыми.
Думаю –
несмотря на свою кажущуюся быстротечность, жизнь всё же позволяет разыскать время для исправления старых ошибок, для поиска времени не допустить новых.
Задёргиваю на окне штору, холмы исчезают.
Кладу в ладонь мобильник.
На маленьком экране высвечивается время: 1:20 ночи.
"Обстоятельства изменились…" - говорю я себе и набираю знакомый номер.
Переждав гудки, говорю:
- Лотан, призрак исчез! День всё же не ночь… Всё просто, не так ли?
- Конечно! - отвечает Лотан. - всё просто…
- Вот видишь…
- Вижу! Я вижу, ты видишь и даже Альберт Эйнштейн видел.
- Он-то что видел?
- Что всё просто, но и не совсем так…
- Почему люди не могут быть немного другими?
- Не могут, и всё тут. Будь они другими, они не были бы людьми.
- Лотан, эту войну выбирал не ты, как и ту не выбирал Ганс Корн.
- Не мы… Ни смерть, ни войны себя не выбирают.
- Тогда почему?
- Так ведь люди...
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ.
Л ОТАН
"Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать"
Шекспир. "Гамлет"
Мотоцикл я прислонил к стене дома, в котором до 48-ого года проживали семьи английских чиновников. В 48-ом эти джентльмены, сев на пароход, отплыли в город Ливерпуль, а наша семья поселилась в одной из освободившихся квартир.
Я открыл парадную дверь. Шагнул на лестницу.
Над моей головой произнесли:
- Смотрите-ка, наш защитник отечества отступает на заранее подготовленную позицию к… мамочке!
Я поднял голову.
На лестничной клетке второго этажа стоял мой сосед - младший научный сотрудник лаборатории, в которой изучают методы восстановления функции повреждённой ткани головного мозга.
Я глотнул слюну.
- Тактически разумно! - продолжил сосед. - Кстати, что, собственно, вы все эти дни делали под Газой?
Я сказал:
- Днём принимали солнечные ванны, а по ночам любовались луной.
Сосед крякнул:
- То есть, подступив к мессу нахождения Зла, вы просто отсиделись…А ведь в Священном писании сказано: "Око за око…"
- Отличная идея, - согласился я.
- А вы её бездарно загубили.
- Нам велели повременить… Мы солдаты. Клятву давали…
Сосед состроил брезгливую гримасу и пропел:
"Чтоб жить, должны мы клятвы забывать,
которые торопимся давать".*
Я пробормотал:
- Нас послали…
Сосед поморщился:
- Долг – это бред! Мировой хаос на том и стоит, что одни присваивают себе право призывать других то к терпению, то к совести, то к смерти, то к мести, то к молитве, то к… Посланники… Получилось у вас как бы, так, но, как бы, и не так. Пошипели, будто уличные коты, и всё тут…
- Наши самолёты всё же…
Сосед хихикнул:
- Незначительное хирургическое вмешательство – это не то же самое, что анатомическое вскрытие…Homo sapiens требуют срочной перекройки. Чарльз Дарвин был прав, утверждая, что обезьяна произошла от человека.
- Разве он так говорил?
- Во всяком случае, так он думал.
- А в учебнике…
- Дарвина неверно поняли. В учебник вкралась ошибка…Жаль, когда открытия гениев, неверно используют балбесы.
- Но ведь…
- Ну, да, позже обезьяна неосмотрительно позволила себе вновь превратиться в человека.
Я присвистнул.
Сосед переменился в лице.
* Шекспир. "Гамлет". Перевод Бориса Пастернака.
- Думаешь, я несу ахинею? - спросил он.
Я сказал:
- Точно не знаю. Возможно, то, что несёшь ты, называется как-то и по-другому…
Сосед тоже присвистнул.
Он был убеждён в том, что реально в мире существуют лишь зачатие и смерть, а всякое до и после – это бред, мираж, самообман, и каждый раз, повстречав меня, он с невероятным упорством внушал мне мысль, что напрягать мозг бессмысленно, ибо понять до конца мерзостные инстинкты человека всё равно невозможно. Особую неприязнь он высказывал в адрес Колумба, который искал Индию, а наткнулся на Америку, причинив тем самым ужасное зло всему человечеству. "Ни над чем не задумывайся, - внушал сосед, - ни в чём не участвуй, ничем не обольщайся. Всё сплетено воедино: ты – тот, кто несёт в себе семена любви и обожания, и ты же – тот, кто других истязает и губит". Я обзывал его мизантропом, и тогда он, поглядывая на меня взглядом исследователя головного мозга, призывал на помощь Достоевского, который, как известно, писал, что любить человечество легко; трудно любить каждого человека в отдельности. "Мы рождаемся и умираем по причине, которая называется абсурд, - настаивал сосед, - а потому своё пребывание на земле следует воспринимать, если не как игру, то уж точно, как странную забаву. Реальность на земле не такова, какой она себя выдаёт, а такова, какой ты её ощущаешь. История человечества – это представление мелких апокалипсисов на пути к большому и конечному апокалипсису. Нерона считают дебилом, а зря; разве не он, поглядывая из окна своего дворца на горящий Рим, продолжал играть на скрипке".
В своей квартире мой сосед проживал вместе с котом по кличке Негатив, но иногда на ночь оставалась приходящая служанка Жанна. "Я не мизогин, - уверял сосед, - но, чтобы я себе позволил влюбиться в женщину, такой пассаж, разумеется, совершенно исключён. Для себя я давно вывел формулу брака: "Вначале любят, потом страдают, а в конце – смиряются с привычкой к страданию". Я себя уважаю и спрашиваю: "На кой чёрт всё это?.." Что себе накличешь, то и откликнется…" Особым, торжественным тоном сосед обожал провозглашать свою программную фразу: "В жизни, безусловно, есть место подвигу, но лично я, хи-хи-хи, предпочитаю оставаться холостым. Dum vivimus, vivamus!"*
Его рассуждения об эволюции человека приводили меня в смущение, и каждый раз я просил его высказываться яснее. Теперь, постучав себя по голове, он проговорил:
А было так –
создал Бог ослика и говорит ему: " Ты, ослик, будешь таскать тяжёлые грузы, работая от заката до рассвета. Будешь питаться травой и будешь очень глупым. Жить будешь пятьдесят лет " . Огорчился ослик: " Пятьдесят лет для такой жизни – срок слишком долгий. Дай мне не больше двадцати "
И было так –
создал Бог собаку и говорит ей: "Ты будешь другом человек, будешь охранят его жилье и есть его объедки. И жить тебе 25 лет. "Господи, - огорчилась собака, - я не вынесу столько лет собачей жизни. Мне бы хватило и десяти"
И было так –
*(лат) Будем жить, пока живётся!
создал Бог обезьяну и говорит ей: "Ты будешь всю жизнь прыгать с ветки на ветку и смешить людей своими гримасами. Жить ты будешь двадцать лет". Заскулила обезьяна: "Кривляться, будто клоун, двадцать лет подряд – это ужасно! Мне довольно будет и половины".
И было так –
в конце концов, Бог создал человека и сказал ему: "Ты единственное разумное существо на планете. Будешь господствовать во вселенной и проживёшь 20 лет" Заплакал человек: "Боже, 20 лет жизни это ведь так мало. Дай мне те 30 лет, от которых отказался ослик, еще 15 лет, которые не понадобились собаке, и 10 – ненужных обезьяне".