Косталь-индеец - Ферри Габриэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя прислуга дона Фернандо была весьма многочисленна, но он не оказал ни малейшего сопротивления, надеясь откупиться значительной суммой, как это уже не раз случалось. Тем не менее смутное предчувствие заставило его спрятать Марианиту и свои сокровища в потайную комнату, о которой знала, кроме него, только горничная его жены.
И в самом деле, бандиты потребовали от дона Фернандо, чтобы он выдал не только все свои сокровища, но и жену, которую, как сказал ему бандит с дьявольской усмешкой, ему возвратят не прежде, чем он и дон Сильва отдадут за нее равное ей по весу количество золота.
В то время когда молодой испанец старался спасти свои сокровища от жадных бандитов, странный свет, исходивший из окон гасиенды, поразил суеверным ужасом душу дона Корнелио. Он еще спрашивал себя, что могут означать этот зловещий свет и белый призрак, мелькнувший перед его глазами, как вдруг ворота гасиенды отворились и оттуда выскочили четверо или пятеро всадников. Всадники испустили дикий крик, и один из них, без сомнения, заметил Корнелио, потому что в руках его что-то блеснуло, затем раздался выстрел, и пуля просвистела мимо головы капитана.
При этом неожиданном происшествии капитан совершенно забыл о Бруте и Костале и обратился в бегство. Конечно, он ускакал бы на своей прекрасной лошади от всадников, если бы она не упала, споткнувшись о корни дерева.
Падение было столь внезапно, что дон Корнелио перелетел через голову лошади и, если бы не мягкая почва, переломал бы себе все кости. Не успел он опомниться, как ему уже связали руки и снова посадили на коня, которого один из всадников повел под уздцы. Несколько минут спустя пленника привели в гасиенду.
Не будем описывать сцены возмутительной жестокости, происходившие при разграблении гасиенды, невольным свидетелем которых должен был сделаться дон Корнелио. Довольно сказать, что дон Фернандо не выдал ни жены, ни сокровищ, несмотря на все угрозы и побои. Впрочем, сокровища он согласился бы отдать, если бы при этом не пришлось указать бандитом убежище Марианиты. К сожалению, его твердость оказалась бесполезной, так как горничная от ужаса выдала тайну. К счастью, Марианита в это время находилась уже в относительной безопасности: испуганная криками бандитов и дрожа при мысли, что ее вот-вот обнаружат, она выскочила в окно и побежала в соседний лес, к берегу Остуты.
Донья Марианита и была тот белый призрак, который так напугал капитана Корнелио.
Узнав о ее бегстве, Арройо тотчас приказал шестерым всадникам сесть на коней и поручил командовать шайкой одному из разбойников, поскольку сам намеревался отправиться вместе с Бокардо на поиски доньи Марианиты.
После этих распоряжений бандит нашел время заняться доном Корнелио и двумя цветными, которых его люди перехватили одного за другим. Мы не может сказать, что капитан чувствовал себя достаточно уверенно в новой обстановке, но когда он увидел бедного Фернандо, который после продолжительных истязаний был со связанными руками брошен в угол, неожиданное мужество проснулось в груди его, он вдруг ощутил в себе искру того огня, который глаза Галеаны заронили ему в душу, когда он сражался рядом с этим героем.
Едва его вместе с негром и индейцем ввели в ту же комнату, где находился Фернандо, он обратился к предводителям бандитов.
— Сеньор Арройо и вы сеньор Бокардо! — крикнул он таким голосом, который удивил его самого. — Вы видите во мне и моих людях посланников генерала Морелоса. Мне поручено сообщить вам, что если вы не перестанете бесчестить ненужными жестокостями святое дело, за которое мы сражаемся как христиане, а не как разбойники, то генерал прикажет четвертовать вас.
При этой нешуточной угрозе глаза Арройо загорелись гневом и бешенством. Что касается Бокардо, то при имени Морелоса он смутился и побледнел.
— Доказательства! Доказательства! — крикнул Арройо, расхаживая взад и вперед, подобно тигру в клетке, — я хочу иметь доказательства!
— Вот они, — отвечал капитан, который сам испугался своей смелости, и поспешил передать депеши бандиту.
Имена Галеаны и Морелоса были для него так же спасительны в этом вертепе разбойников, как ангел Божий для Даниила во львином рву15.
Оба отпетых бандита преклонялись перед этими уважаемыми и страшными именами.
— Ступайте! — сказал, наконец, Арройо. — И я вам советую нигде и ни перед кем не хвастаться тем, что вы говорили со мной так дерзко. Что касается сеньора Морелоса, то скажите ему, что всякий сражается по-своему и что я, несмотря на его угрозы, не могу изменить своей природы.
Он указал на дверь, и Корнелио со своими спутниками поспешил оставить гасиенду. Индеец торопился к озеру Остута, так как было уже десять часов вечера, а луна должна была взойти задолго до полуночи. Немного времени спустя после их ухода, Арройо и Бокардо с шестью всадниками тоже выехали из гасиенды. Они ехали медленно, освещая дорогу факелами, чтобы не потерять следов доньи Марианиты, которые, по-видимому, направлялись к озеру. Но прежде чем мы последуем за всеми этими лицами на озеро, посмотрим, что делает полковник Рафаэль, которого мы оставили в камышах.
Мы уже сказали, что Кальделас и дон Рафаэль так укрепили гасиенду Дель-Валле, что она могла сопротивляться всем революционным силам в этой провинции. К доставленным губернатором Оахаки полевым орудиям были прибавлены еще два, и дону Рафаэлю удалось добиться от испанского правительства, чтобы оно приняло на свой счет содержание гарнизона из восьмидесяти человек, начальство над которым было поручено полковнику. Эти расходы, не слишком обременительные для казны вице-короля, тем не менее оказались не по средствам дону Рафаэлю; его состояния, хотя и значительного, не хватило бы на содержание и вооружение восьмидесяти солдат в течение почти двух лет.
Каталонский поручик, храбрый и предприимчивый человек, начальствовавший над гарнизоном в отсутствие полковника, долгое время придерживался оборонительной тактики, пока не вернулась в провинцию шайка Арройо. Теперь он решил во что бы то ни стало покончить с бандитами.
В тот вечер, когда была ограблена гасиенда Сан-Карлос, этот храбрый офицер сидел в своей комнате за кружкой вина и, услышав за дверью окрик часового, никак не мог предположить, что этот оклик возвещал о прибытии дона Рафаэля, об участи которого со времени сражения при Гуахуапане ничего не было известно.
Но каким образом полковник мог попасть в гасиенду целым и невредимым?
Из своего убежища полковник мог следить за всем, что происходило в лагере Арройо; он видел, как весь лагерь снялся с места, и банда покинула берега реки.
Когда наступила ночь и только звезды роняли слабый свет, полковник вышел из своего убежища и внимательно осмотрелся. Вокруг царило глубокое молчание; но вскоре оно было нарушено тремя всадниками; то проехали Корнелио и его двое спутников.
Первым делом полковника, когда он опять остался один, было вернуться к тому месту, где он оставил Ронкадора. Он отвел истощенное голодом животное на луг и радовался аппетиту своего любимца, как вдруг заметил по ту сторону реки человека, собиравшегося перейти через брод на его сторону.
Человек был один, и дон Рафаэль решил расспросить его поподробнее о положении в округе. Когда путник вступил на берег, полковник поспешил к нему с саблей в руке, приказывая остановиться и ничего не бояться.
Тем не менее незнакомец, по-видимому, был испуган появлением полковника, который, с обнаженной саблей в руке, в разорванной и перепачканно тиной одежде, вовсе не производил безобидного впечатления.
— Боже мой! — воскликнул незнакомец. — Пропустите слугу, сеньор, который ищет помощи для своих господ.
— Кто ваши господа? — с участием спросил полковник.
— Владельцы гасиенды Сан-Карлос.
— Дон Фернандо и донья Марианита?
— Вы знаете их?
— Разве им угрожает опасность?
— Ах! — вздохнул, слуга. — Их гасиенда разграблена, и я слышал стоны моего господина под плетью Арройо…