Лесной рыцарь - Дженнифер Блейк

— Ты это одобряешь? — Элиз вопросительно взглянула на него.

— Нет, но и не осуждаю как нечто присущее варварам. Это было бы лицемерием — ведь

история полна подобных жестокостей. Древние финикийцы снимали скальпы с врагов, а орды Чингисхана и Тамерлана изрубили тысячи и тысячи людей, оставив их черепа высыхать на солнце. Галлы, франки, крестоносцы огнем и мечом уничтожали целые города, не щадя детей и женщин, а насилие и мародерство считались в порядке вещей.

— Но это же было столетия назад!

— Возможно, но даже в наши дни в тюрьмах Европы полно приспособлений для пыток. С их помощью добиваются признания даже в таком мелком преступлении, как воровство хлеба, — хлеба, который дал бы голодному любой начез. Ты можешь сказать, что есть разница — пытки проводятся тайно, крики несчастных стараются заглушить. Это так. Но, приводя приговор в исполнение, преступников публично секут, клеймят, вешают. Чем же отличаются европейцы от жестоких аборигенов Нового Света?

— Ну, тем, что индейцы получают от этого удовольствие. Во всяком случае, так мне говорили.

— Они радуются своей победе, как все мы. И они могут быть справедливыми и даже человечными. Пытки пленника иногда прекращают. У мужчины — а это всегда мужчина, хотя в некоторых восточных племенах пытают и детей, и женщин, — есть шанс спастись. Нужно только, чтобы нашлась одинокая женщина — вдова, потерявшая мужа в бою. Если она попросит отдать мужчину ей — в качестве слуги, раба или мужа, — она его тут же получит. С этого момента он становится одним из начезов, и с ним никогда уже не обращаются как с врагом.

— И верят, что он никогда не обидит вдову?

— Он обязан ей своей жизнью, чувствует себя ее вечным должником. Как правило, пленники не обижают вдов, а до конца дней достойно служат им.

Элиз удивленно подняла бровь:

— Что же мешает пленнику ускользнуть как-нибудь ночью и вернуться в свое племя?

— Чаще всего чувство чести и признательности. Впрочем, если вдова стара и уродлива, то в один прекрасный день он может и исчезнуть.

— И никому до этого нет дела?

— Вдова плачет, так как обычно ей нравится иметь раба и вот теперь некому согреть ее постель или выполнить какое-нибудь поручение. Кроме того, падает ее авторитет, ты же понимаешь, что мужчина-раб — редкость, большей частью рабы — женщины и дети.

— Да, — едва слышно сказала Элиз, думая о французах, которые сейчас пребывали в рабстве в индейской деревне.

Ей показалось, что Рено что-то раздраженно пробормотал, но она не была уверена, так как в этот момент их кто-то окликнул. Они обернулись и увидели направлявшегося к ним мужчину.

Рено мгновенно вскочил на ноги, схватил Элиз за локоть и загородил собой. Однако весь он был в таком напряжении, что сделал это, скорее всего, машинально. Как бы то ни было, такая предосторожность оказалась излишней.

— Святые небеса! — воскликнул мужчина, подойдя ближе. — Что случилось с великим воином, если он сидит под деревом, объедаясь хурмой, как опоссум? Не думал, что доживу увидеть такое! Да еще рядом с хорошенькой женщиной? Да, дело скверное. Мне прямо плакать хочется — от зависти!

— Пьер! — отозвался Рено и поспешил ему навстречу. Они обнялись, похлопывая друг друга по спине и плечам.

Элиз медленно направилась к ним. Рено обернулся, взял ее за руку и притянул поближе.

— Элиз, дорогая, позволь представить тебе моего доброго друга Пьера Бруссара. Пьер, это мадам Лаффонт.

— Очень рад… мадам.

Пьер Бруссар снял шляпу, открывая чудесные белокурые волосы, ниспадавшие на плечи длинными прядями, как у кавалера. Он был среднего роста, на год или два моложе Рено, лицо у него было открытое и веселое. Изобразив притворное разочарование ее статусом замужней женщины, он склонился к руке Элиз.

— Я вдова, — сказала Элиз, и непрошеная улыбка появилась на ее губах. — Очень рада познакомиться наконец с вами, месье. Мы вас так давно ждем!

— Ждете? Как это? Даже я не знаю, где у меня будет следующая остановка.

— Но…

— Пойдемте в дом, — вмешался Рено. — Уверен, Пьер, что ты не прочь ополоснуть горло от дорожной пыли. И у меня есть еще гости, которые захотят встретиться с тобой.

Элиз показалось, что мужчины обменялись многозначительными взглядами, но, когда она быстро повернулась к Рено, лицо его было безмятежным, будто единственное, что его занимало, — это обязанности хозяина дома.

Пьер Бруссар был одним из сирот, которых французское правительство отдавало на воспитание индейцам, чтобы они выучили их язык на благо страны. Достигнув совершеннолетия, Пьер стал купцом. Он путешествовал из Нового Орлеана вверх по Миссисипи и ее притокам до самого Иллинойса, пробирался индейскими тропами, расширяя свой плацдарм от британских владений на востоке до испанских на западе. На пирогах и на вьючных животных он возил украшения, медный провод, иголки, колокольчики, расчески, ножницы, стаканы, бинокли, ножи для лесорубов, топоры, мотыги, мушкеты, порох и пули, сабли, рубашки, ткани и мешки соли. Он посещал форты, поселения, индейские деревни и менял свой товар на шкурки бобра, лисицы, медведя, а также на мягкую, выделанную и расшитую индейскими женщинами кожу, расписные глиняные горшки и плетеные корзины. Иногда брал взамен низкорослых лошадей у кадцо, занимавших территории на юго-востоке, далеко от форта Сан-Жан-Баптист.

У него было много друзей, его любили и везде радушно встречали. Пьер приглашал к своему огню любого случайного путника, делился с ним куском хлеба. Поэтому сам он был настоящим кладезем сведений, ходячим глашатаем рождений и смертей, междоусобных войн и восстаний. Как у большинства купцов, у него можно было узнать все последние новости.

Именно эти новости и интересовали прибывших из форта Розали. Не успели Пьера представить и подать ему бокал вина, как все сгрудились вокруг него. Элиз тоже разбирало любопытство, хотя она и осталась стоять сзади, положив руку на спинку кресла мадам Дусе. Пожилая женщина за последние несколько дней немного успокоилась, но сейчас ее спокойствие было под угрозой. Она жадно подалась вперед — бледная, с покрасневшими глазами, нервно теребя руки.

— Что в форте Розали? — требовательно спросил Паскаль. — У вас есть новости?

— Насколько я знаю, там все сгорело. Мне говорили, что пороховой склад у обрыва взлетел на воздух от потрясающего взрыва, повергшего всех в ужас. Можно сказать, что поселения больше нет.

— А люди? — прерывающимся голосом спросила мадам Дусе.

— Говорят, кроме вас, в тот день избежали смерти восемь человек. Потом четверых убили в их пироге на реке, но двое добрались до Нового Орлеана и подняли тревогу. Прибыли они туда в жалком виде, слабые от голода и усталости, в разорванной, обгоревшей одежде, опухшие от комариных укусов. Двух оставшихся, портного и возницу, взяли в плен. Портные нужны всем, а возница доставил на телеге в деревню начезов награбленное добро и различные трофеи. Сожалею, но должен сказать, что все остальные убиты.