Последний костер - Григорий Федосеев

Улукиткан разбросал по притоптанному снегу еловый лапник для сына, заботливо ощупал его — не будет ли тому жестко спать. Кое-как, на четвереньках, добрался до своего места и прилег не раздеваясь. «Басиль приедет — поужинаем вместе и тогда заберусь в спальный мешок».

Мысли сменяли одна другую. Каким долгим был его путь на земле! Вспомнились тропы. Они на всю жизнь врезались в память. Все прошлое переплетено ими. То он видел их торными, то в болотах топкими, зыбкими, еле приметными глазу, то взбирающимися по камню на крутизну. Тропы никогда не останавливались на месте, они шли, бежали — и тащили его за собою. Никто не знает, в каких далеких краях эти таежные тропы начинаются и где кончаются. И кто знает, что хранят в своей молчаливой памяти эти черные борозды, секущие лесное пространство вдоль и поперек? Кому поведают они тайны брошенных на их пути огнищ, захоронений, каменных курганов?

В палатке аромат разнеженной теплом хвои. Улукиткан нет-нет да и прислушается к гудящим порывам ветра. Жалеет, что с вечера не наколол еловых плах, правнуку лыжи обещал сделать, вот и вытесал бы их теперь, дожидаясь Басиля: «Эко, не догадался!»

Одиночество никогда не было Улукиткану тягостным. В одиноких скитаниях по тайге и горам он прожил большую часть своих дней. А теперь его жизнь совсем сузилась, и он живет наедине со своими думами. Все чаще мыслью он обращался к прошлому. Он просеивает это прошлое через житейскую мудрость, судит себя самого...

В печке весело потрескивали лиственничные дрова. Спать Улукиткану совсем не хотелось. Верно, что к старости сон сменяют думы. На этот раз вспомнился ему давнишний случай. Улукиткан хранил его в своей памяти со всеми подробностями. Это воспоминание увело старого эвенка далеко от Арги, от его последнего табора, в прошлое, в другие времена...

Таежные клады земли

...За лиловыми грядами гор угасал темный осенний день. Эвенк вел аргиш через старую гарь. Впереди шли упряжки оленей, груженных скарбом лесных кочевников. За ним, путаясь среди стволов упавших деревьев, плелось разрозненное стадо самок и молодняка. Люди и животные устали. Давно пора было остановиться. Женщины ворчали на мужчин — куда они тянут тропу в ночь! Потемну не так легко поставить чум, накормить всех и уложить спать детвору. Но мужчины точно оглохли. Они спешили, пока еще светло, добраться до реки Зеи, перебраться на левый берег и там отабориться.

На той стороне реки кочевников ждала охота. Август — пора жирного мяса. Хорошо навялить его для зимы. Да и шкура осеннего зверя куда с добром для половинки[17]. Вот и торопились скорее к месту.

На высоком берегу Зеи аргиш задержался. Ниже река делала крутой поворот вправо, всплескивала у последней шиверы и, не успокоившись, уходила в тревожную даль.

Улукиткан оглядел реку, узнал место, вспомнил, что выше у шиверы брод. Тронул оленей к спуску. Внезапно слева донесся выстрел. Все повернулись на звук, замерли. Встреча с человеком в этой глухой, далекой тайге — большое событие в жизни кочевников.

Долго стояли, ожидая, не подаст ли человек еще какой знак о себе. Кто он, какие дела привели его в этот безлюдный край?

Улукиткан отстегнул от упряжки учага, вскочил на него и, не сказав ни слова, погнал оленя в направлении, откуда донесся выстрел. Остальные спустились к реке и на берегу решили заночевать. Не лезть же в воду без Улукиткана.

Далеко за ельником эвенк наткнулся на след чужого каравана. Соскочил на землю, ощупал рукою примятый копытом ягель. «Недавно прошел», — заключил он. А что это? Отпечаток большого сапога! «Однако, лючи! Наверно, купец везет товар, много товару, ишь, как грузнут ноги оленей в землю!»

За промоиной Улукиткан увидел знакомый холм. Он выступал из сумрака острой залесенной вершиной. За ним у ручья старинное чумище кочевников -постоянное пристанище кочующих эвенков.

Скоро ветерок набросил дым, затем послышался лай собаки. Сквозь поредевший лес блеснул костер. Улукиткан остановился.

От огня отошел пожилой эвенк, заслоняя ладонью глаза от света костра, издалека рассматривал гостя. Узнал, бросился навстречу, и через минуту оба эвенка, обнявшись, похлопывали друг друга ладонями по спине.

— Слушай, начальник, — крикнул эвенк сидевшему у костра за чаем человеку, — искать больше не надо Улукиткана, сам пришел.

Тот поднялся, шагнул вперед, поймал маленькую руку Улукиткана огромными своими руками, улыбнулся, будто перед ним стоял давний знакомый.

— Вот ты какой, Улукиткан, — с ноготок, а я представлял тебя лесным богатырем, — сказал он, продолжая рассматривать эвенка. — Рад, что встретились. Меня зовут Сергей Дубков. Много дней мы тут ищем тебя.

Улукиткан неопределенно повел плечами и, не сводя глаз с лючи, думал: «Видать, молодой, а какой большой и тяжелый, одни обутки с пуд весом. Лицо длинное, нос горбатый, как у старого сокжоя». Потом он быстрым взглядом окинул стоянку. Ничто не ускользнуло от его придирчивых глаз. «Однако, не купец, тогда какая нужда загнала его сюда?»

Удивленный равнодушием Улукиткана, Дубков сказал:

— Что же не спросишь, почему рад тебе?

— Сам скажешь, коли охота будет, — ответил бесстрастным голосом эвенк.

Дубков улыбнулся, закивал головой и, обняв гостя, усадил к костру.

— Много наслышан о тебе, Улукиткан, только ты можешь мне помочь... Ну об этом потом поговорим. Пей чай, угощайся. Вот тебе сахар. — Он пододвинул к соседу сумочку.

— Сахар — хорошо, шибко хорошо. — И Улукиткан бережно взял в руки кусочек, осмотрел его с любопытством, пососал и положил в карман. -Детишкам понесу.

— Для детей у меня есть особо, так что пей чай с сахаром, бери, не стесняйся, — уговаривал Дубков.

Но гость больше не дотронулся до сладости, считая, что слишком накладным будет для хозяина это угощение.

— Откуда тропу тянешь? — спросил он собеседника, все еще с любопытством рассматривающего его.

— От самого Петрограда.

Улукиткан с уважением посмотрел на Дубкова и кивнул головой.

— Однако, далеко твое стойбище. — И после небольшой паузы сказал: -Старики наши толмачили, будто лючи своего царя скинули. Будет большой фарт для всех людей. Правда ли?

— Правда, правда, Улукиткан! — заверил Дубков, довольный скупым и точным словом эвенка. — Большой фарт для людей! Большевики это сделали. Не надо никакого царя — народ хозяин земли. Кто не работает — тот не ест! Понимаешь?

— Ладно говоришь, — согласился Улукиткан и взглянул на Дубкова, — и про большевиков толмачили старики, да, однако, их тут никто не видел, какой такой большевик?

— Говоришь, не видели, так посмотри: я большевик!

— Эко большевик! — удивился эвенк, отставляя кружку с чаем и весь поворачиваясь к нему.

Взглянул на него с изумлением, будто только сейчас заметил, какой он большой и сильный. «Такому и правда ничего не стоит скинуть самого царя», -подумал эвенк.

— Чего так смотришь? — спросил Дубков.

— Надо хорошо запомнить, какой такой большевик, потом эвенкам рассказывать буду. Эко удивятся! Такой новости могут не поверить, скажут -Улукиткан придумал... Нешто все большевики такие большие, как ты? — спросил он.

— Нет, что ты! — Дубков громко рассмеялся и ласково посмотрел на эвенка. — Большевик не обязательно ростом большой. Большевик за свою землю душой болеет, людям добро делает, большие дела затевает. Я слыхал, ты тоже большевик?

— Я? — Улукиткан стукнул себя пальцем в грудь.

— Да, да, — закивал Дубков с серьезным лицом. — Тайгу любишь, чужого не хочешь, своими руками пищу добываешь, значит, хороший человек. Большевик.

«Чудной этот лючи, однако ладные слова говорит! — с удовольствием думал Улукиткан, доливая себе чаю. — И глаза у него прямо глядят, не плутуют».

— Моя семья, олень, чум — тут, — сказал он, кивнув в сторону Зеи. -Кончаем чай пить, пойдем в наше стойбище. Там ночевать будем.

— Не возражаю, — обрадовался Дубков.

Путники собрали еще не отдохнувших оленей, набросили на их спины вьюки, и Улукиткан повел караван Дубкова на свою стоянку, к Зее...

На таборе сразу узнали проводника Дубкова — пожилого эвенка. Обрадовались. Но внимание всех привлек лючи. Его огромная фигура, лицо с большими круглыми глазами, необычная одежда, громадные сапоги — все вызвало почтительный интерес кочевников.

Женщины начали вытаскивать из котлов поспевшее мясо и усаживать всех за трапезу. Но разве могли они оторвать взгляды от туго набитых поток, что свалил со спин оленей гость, и унять свое любопытство! Дубков заметил это, не стал испытывать их терпение. Сразу же после приветствий подтащил к костру вьюк и, усевшись возле него, не торопясь стал развязывать ремешки. Все замерли, забыв о кусках дымящегося ароматным парком горячего мяса. Глаза детей и женщин с жадным нетерпением следили за руками лючи. На таборе наступила тишина. Дубков неторопливо вытаскивал из потки какие-то свертки, сумочки, железные коробки и складывал горкой возле себя. Женщины, приняв лючи за купца, сидя на корточках, ждали, что сейчас увидят добротные цветные ткани, сверкающие бусы, кольца, еще какие-нибудь диковинки, и шепотом прикидывали между собою, какую цену с них запросит лючи за эти товары.