Послесловие - Райдо Витич

— Седьмого? — переспросила.

— Да, после демонстрации. Договорюсь и позже скажу куда подходить. А платье у девушек — соседок попрошу. Варя такая же как ты, худенькая. Договорились?

— Хорошо, — улыбнулась.

Вечером Лена долго у зеркала в ванной крутилась, волосы распускала, опять в косу заплетала, лицо пристально разглядывала, и не столько не нравилась себе, сколько все больше не нравилась ей затея, на которую согласилась. Радости от чего-то в груди от нее никакой. Слабый интерес и только, а это неправильно, наверное.

— Ты чего вертишься? — удивилась Вера, ввалившись в душевую за ведром — полы на ночь глядя мыть решила.

Лена, задумчиво глядя на себя в зеркало, поправила волосы у виска и сказала:

— Соображаю насколько хочу личной жизни.

— Ну и? — подперла бока руками девушка.

— Не екает, — констатировала.

— А ты с мужиком-то была? — хмыкнула Вера.

Вопрос Лену в тупик поставил. Села у стены, на подругу уставилась, словно ответы у нее узнать хотела.

— Знаешь, я тут к выводу пришла, что ничего о себе не знаю. Даже эвакуация на Урале — была или нет? Она как строчка в газете — есть, но под ней ничего. А еще взрывы, земля в воздух взлетает и пыль стоит, как туман над озером по утрам. Откуда я могу это знать? А ведь снится. А еще деревня горящая, крики и грязный мокрый пол на стыке со стеной, а на ней надпись: "смерть фашистам. Да будут они прокляты за мученья наших детей!" И люди, Вера, странные люди — в форме — солдаты, офицеры, камуфляж или доходяги в полосатой одежде, как привидения. А еще в гражданской одежде, но с винтовками на плече или «шмайсерами» на груди. Все снится и снится. И смерть, постоянно. Трупы, трупы, искореженные взрывами, остановленные пулями, избитые, покалеченные, повешенные. Кошмары изо дня в день. Я спать боюсь, Вера. Я боюсь проснуться и узнать, что это правда.

Вера вздохнула, с сочувствием глядя на подругу. Присела рядом и, обняв девушку начала гладить по голове, успокаивая:

— Это кошмары и только. Нам всем всякая чертовщина сниться, потому что тяжело. Днем тяжело, ночью тоже. Отвлечься надо, не дома сидеть — на свидания бегать, как должно. А то согнула нас жизнь, вот и гнемся, а надо ее согнуть, поперек пойти, а не принимать, как есть. Бороться и в лучшее верить, вопреки всему.

— Лучшее — что?

— Для каждого свое.

— Для тебя?

"Чтобы Устин вернулся, на миг хоть его увидеть и обнять, а там будь что будет".

Вера встала, в ведро воду наливать начала, спиной к Лене повернувшись, что бы слез навернувшихся она не увидела:

— А для тебя что?

Санина не думала, само вышло:

— Чтобы война не начиналась.

Девушка обернулась, внимательно глянув на нее:

— В сорок первый хочешь?

— Хочу, чтобы в ночь с сорокового на сорок первый начался сразу сорок шестой.

— Паршивый год, — отвернулась. Ведро подхватила. — Лучше на свидание сходи, чем о несбыточном мечтать, — посоветовала и, пол мыть двинулась. А Лена горько усмехнулась, самой себе поражаясь и, пошла к Сереже, задачки помогать решать.

Николай домой поздно пришел — последние штрихи по делу Карпова обсуждал.

В квартиру зашел — Дроздов у порога встречает:

— Привет. От кого на этот раз сбежал?

— Почему сбежал? Очень даже наоборот. Удивительная, умная женщина. Ирина. Лейтенант запаса.

— Здорово. Женишься?

— Это всегда успеется, — усмехнулся.

Николай разделся, в комнату заглянул — никого:

— А Валюха где?

— На свиданье убежала!

— Так и сказала?

— Представь. Суп на плите, я разогрел — голодный был.

— Ладушки. Мне не греть, — прошел в кухню, поставил чайник подогреваться и суп себе налил в тарелку.

— Ноябрьские праздники на носу, выходной светит, — начал Саша издалека.

Николай улыбнулся:

— Издалека заходишь. А прямо?

— Ладно, — хохотнул, руки на столе сложил, на друга посмотрел проникновенно, внушаемо. Санин чуть в лоб ему ложкой за такой взгляд не дал. Ну, клоун!

— У Иры есть подруга, молодая красивая девушка…

— Понял, — кивнул. — Мимо.

И за суп принялся.

— Нет, ты дослушай — девушку зовут Лена.

— Поздравляю, — жевать хлеб принялся.

— Если все будет нормально…

— То вы поженитесь с Ирой, я буду шафером на свадьбе. Не против, свадьба Белозерцева мне понравилась, хочу повторения.

— Слушай, Коля, ты молодой мужик, бабу-то надо в конце концов!

— Бабу тебе надо, а я женщину хочу. И не какую-нибудь, а…

— Мертвую, — кивнул Дрозд и хлеб у друга из-под руки стянул.

— Не мертвую!

— Ну, погибшую!

Санин ложку в суп кинул — аппетит пропал начисто. Глянул зло на Сашку, но чай ему и себе налил. То молча хлеб дожевал, опять вещать начал:

— Собираемся…

— Не у меня.

— Точно. В ресторане чин-чином. Я с Ирой, ты…

— Дома.

— Буф! — сдулся Дроздов. — Нет, в кого ты упертый такой? Что, утянет тебя девочек в ресторан сводить?

— Нет. Вале об этом скажем? — улыбнулся хитро.

— Помирились?

Николай поморщился — пятьдесят на пятьдесят. Натянутые отношения стали — дулась она на него до сих пор, и он не отставал. Зарплату в урезанном варианте отдавал — остальное из вредности на сберкнижку откладывал.

— Ясно. Тогда сделай шаг навстречу сестре.

— Сейчас!…

— Я серьезно. Освободи ей жилплощадь для празднования, а сам с нами в ресторан.

Николай задумался: пожалуй, вариант. Надоела, правда, домашняя конфронтация, завязывать с боями надо.

— Уговорил, змей — искуситель, — сдался.

Сашка крякнул от неожиданности и больше тему не поднимал, боясь друга спугнуть.

К ночи Валентина вернулась, услышала, что брата седьмого допоздна не будет и в пылу расцеловала Николая, заодно и Александру поцелуй достался.

— Ты не замуж ли собралась, маковка? — заблестели глаза у Санина. Валя повела плечами, загадочно щурясь:

— Все-може-быть.

— С женихом хоть познакомь, — подмигнул. Девушка прыснула от смеха и ушла в свою комнату.

— Гляди, через год дядей станешь, — с довольной улыбкой глянул на Колю Саша.

— А я не против. Семья должна быть большой.

Шестого Ира дала Лене сверток с платьем, сообщила, чтобы приходила к семи, в ресторан «Астория».

— За столиком нас найдешь.

— Как? Я никогда не была в ресторане.

— Это нетрудно — зайдешь. Разденешься, пройдешь в зал, там столики, меня увидишь — подойдешь. Может, я тебя первой увижу — я подойду.

Не понравилось все это Лене, но вроде бы договорились, нужно слово держать.

Но не она его нарушила — обстоятельства.

Утром с Домной и Сергеем на демонстрацию собирались, все Веру добудиться пытались, а та в кои веки заперлась и не открывала. Домна уже злилась, Лена волноваться начала, нехорошо на душе стало. "Не так что-то", — мысль навязчивая покоя не давала.

А тут звонок и дверь не распахнулась — буквально отлетела к стене. В квартиру вошли трое — лейтенант и двое рядовых. Прошагали по коридору, как по плацу прямо к примерзшим к стене женщинам и прижавшемуся к матери мальчугану.

Лейтенант хмуро оглядел сначала Лену, потом Домну и спросил, как приказал:

— Назарова Вера Ипатьевна?

— Нн… нет.

— Вы? — уставился на Лену. Та ворот кофты стянула пальцами на горле от непонятного ощущения беды, ввалившейся с этим лейтенантом в дом:

— Нет.

— Где Назарова?

— Вот, — показала на дверь в комнату меж собой и Леной.

— Вера не открывает, — тихо заметила Санина. — А в чем дело?

Лейтенант кивнул рядовым и те в два плеча выломали дверь. Она легла на пол, оглушая грохотом и треском и, все увидели висящую на крюке для абажура Веру.

Комната сияла чистотой, на девушке было платье, которого Лена никогда не видела, туфельки, и вся она была настолько аккуратная и модная, что Санина никак не могла понять, к чему ей синий галстук, почему висит, покачиваясь, словно вальсирует в воздухе.

И только с истошным криком Домны девушка поняла, что синий галстук — язык повесившейся, а повесилась ее подруга, неугомонная, бедовая оптимистка Вера…

Этого было не понять, ни принять.

Стоял крик до воя, ругань заявившихся взять гражданку Назарову, а Лена брела неизвестно куда и все пыталась дойти до «вчера» когда Вера еще была жива, но уже что-то задумала. И спасти ее, ни на минуту не отпускать, держать, нет, увезти…

И потеряла сознание.

Она пришла в себя уже в темноте. Лежала на диване и смотрела в потолок, а рядом сидела и смотрела в пол Домна, зажавшись в угол, сопел Сергей. И было так тихо, что хотелось закричать во весь голос, так чтобы стекла лопнули, дом рухнул…

Ира все ждала Лену — девятнадцать пятнадцать, а ее нет. Знала бы кто за столом сидит, ее ждет, поспешила бы.