Ангелы Ойкумены - Генри Олди

Диего едва сумел сдержать крик. Он зажмурился, а когда вновь открыл глаза, отряд ехал по дну лощины. Жеребец всхрапнул, с укоризной глянул на седока: чего дергаешься? Стыдись! Стыжусь, кивнул маэстро. Я коллантарий, надо привыкать. Однако тревога, которую он с момента старта пытался упрятать подальше, уже подняла голову – точь-в-точь кобра Джессики Штильнер! – и убираться в логово отказалась.

Коллант составляло девять человек. Карни не появилась.

Вот тут-то рыжий и сорвался:

– Где она, черт возьми?

– Заткнись! – велел Пробус.

Говорливый помпилианец был на себя не похож: шута сменил сержант. Мастер-сержант, поправился Диего. Вчера, на берегу водохранилища, маэстро с Яффе много говорили о Пробусе – при всей нелюбви Пераля-младшего обсуждать знакомых людей за глаза. Сейчас разговор вспоминался отстраненно, как спектакль, одна из пьес отца, шутки ради поставленная в излишне натуральных декорациях. Ей-богу, Диего слышал реплики, видел мизансцену – так, будто он сидел в зале, за барьером персональной ложи, а не стоял в подтаявшем снегу напротив сеньора полковника…

Диего: Зачем вы спасли Пробуса?

Яффе: Какая вам разница?

Яффе отворачивается. Он разглядывает приют для дачников – мангалы, скамейки, беседки – так, словно в их комбинации кроются неисчислимые радости для изощренного гематрийского рассудка. Штильнер ушел пару минут назад, сославшись на необходимость принять какие-то таблетки.

Диего (в сторону): Ставлю горсть дублонов против стоптанного башмака, что профессор нарочно оставил нас с сеньором полковником наедине. Я даже догадываюсь, почему. (Громко, обращаясь к Яффе). Я задал вопрос.

Яффе: По имперским законам Пробус – преступник, нарушитель указа Сената. Он согласился бы на любой вид сотрудничества, чтобы спасти свою шкуру. Спасти шкуру, а? На ваш взгляд, это художественный образ? Я имею в виду, художественный в достаточной степени?!

В странноватом, актерском вопросе, усиленном внезапной улыбкой, словно в пробном выпаде опытного бойца, кроется что-то личное, выходящее за рамки диалога, а значит, не требующее ответа. Речь Яффе меняется. В ней появляются интонации, нехарактерные для гематра, в частности, умолчания и яркие акценты – на письме это обозначалось бы многоточиями или сочетанием вопросительного знака с восклицательным.

Диего (в сторону): Я размышляю, как отец. Знать бы еще, для чего сеньор полковник столь навязчиво демонстрирует свою человечность!

Яффе (видя, что собеседник игнорирует его попытки сменить тему разговора): Мне нечего было предъявить помпилианцам на официальном уровне. Похищение? Пробус все отрицал бы. Я мог бы найти для колланта другого координатора…

Диего: С астланином?

Яффе: Да.

Диего: Почему вы этого не сделали?

Яффе: Я не уверен, что донья Энкарна сработалась бы с переформатированным коллантом. Я не уверен, что она вообще возникла бы в этом случае. Я не уверен, что флуктуация возобновила бы контакт, обнаружив перемены. Я могу рассчитать вероятности, но вряд ли вас сейчас интересуют цифры. И наконец, я не был уверен, что психика нового координатора выдержит появление доньи Энкарны. Вам известно, каким это оказалось потрясением для колланта Пробуса? Я имею в виду, в первый раз?!

Диего: Не надо. Не надо раскрашивать ваши ответы.

Яффе: Почему?

Диего: Меня это раздражает. Вы перечислили все аргументы?

Яффе: Нет. Помимо прочего, я обещал кое-кому заботиться о пассажирских коллантах. Я привык выполнять свои обещания. Зачем вы спросили у меня о Пробусе?

Диего: Хотел понять: все ли человеческое вам чуждо?

Яффе: Поняли?

Диего: Да. Вам не чужда ложь. Вы солгали мне, утверждая, что вернули Пробуса в коллант исключительно из меркантильных соображений. Когда вы увидели, что я раскрыл вашу ложь, вы добавили последний аргумент. Он правдив: вы не рискнули бы солгать и здесь. Спасибо, я услышал, что хотел.

Яффе: Объяснитесь.

Диего: Приятно слышать требование объясниться из уст гематра. Черт возьми, приятно! Я желал убедиться, что вами, сеньор полковник, может двигать что-то помимо чистых расчетов. Воскрешение Карни – идея, достойная безумца. Если за нее берется гематр…

Яффе: Полагаете, в числе моих движителей есть живые чувства?

Диего: Есть.

Яффе: Не боитесь ошибиться?

Диего: Не боюсь. Иначе я бы отказался от этой авантюры.

Яффе: Туше́, сеньор Пераль. Вы победили. На Китте мар Дахан предложил мне весьма своеобразный тест, проверяя, стану ли я защищать вас в случае опасности. Ваш сегодняшний тест… Да, я помню. Вы просили не раскрашивать речь. Приношу свои извинения за это многоточие. Не возражаете, если я позже проанализирую нашу беседу?

– Возможно, мы слишком близко к планете, – Фриш промедлил с ответом. – Нам следует отлететь подальше…

Интонации, вздохнул Диего. Я теперь ищу их, где угодно, и нахожу, даже если их нет. Сомнения в словах мар Фриша – не придумал ли я их сам?

– Тогда прибавим ходу. За мной!

Пробус пришпорил лошадь, вырываясь вперед. Коллант перешел на рысь. Из-под копыт во все стороны летели ошметки грязи. Склоны лощины, торопясь, поползли назад, за осыпью замаячил выход. Дымка над горами истаяла; отчетливо, словно под кистью художника, проявились скалистые изломы и острые шпили пиков. Между горным кряжем и коллантом вольно раскинулась степь-великанша, которую Диего поначалу принял за море. Очень уж странные волны гонял ветер, носясь над травой: аквамарин с серебром. Какой хитроумный сатана изобрел среди зимы буйное разнотравье, маэстро не знал и знать не хотел. Космос, прокляни его Господь…

У выхода коллантарии придержали коней. Встали на стременах:

– Что, если она не появится?

Рыжему никто не ответил. Еще вчера эти люди с криком просыпались среди ночи, когда в кошмарах к ним являлась девушка на белой кобыле. И вот сегодня те же люди с болезненной тревогой ищут былой кошмар в космосе, спешат навстречу, едва ли не зовут, как ребенок зовет припоздавшую мать… Что изменилось? Неизвестность, неопределенность. Вот что страшит род людской больше всего, и странники звездных дорог – живой тому пример. Ничто человеческое…

– Диего!

Он упустил момент, когда Карни возникла рядом. Вздрогнул, опомнился, сковал сердце железными обручами; повернулся с напускным спокойствием. Теперь все пойдет по плану. Есть инструкция профессора, ее надо выполнить, и все будет хорошо. Все закончится, вернее, начнется заново…