Свет былого - Боб Шоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К Гарроду вернулось убеждение, что расследование обречено на неудачу. Почти час под пристальными взглядами репортеров, которых внутрь ограды не пускали, он слонялся по этому участку шоссе, подбирая застывшие капли металла. Как он и думал, вся эта процедура, включая короткую лекцию Побджоя о возможном типе и расположении лазерной пушки, была бесполезной. Гаррод выразил свое растущее раздражение тем, что сел на выступ скалы и устремил взор в небо. Высоко, в полной тишине, небесную синь пересекал маленький белый самолет. Такие машины обычно опыляют посевы.
На обратном пути в Огасту кто-то включил радио и настроился на последние известия. Два сообщения заинтересовали Гаррода. Одно касалось заявления прокурора штата о значительном прогрессе в расследовании убийства сенатора Уэскотта, в другом говорилось о начале давно ожидаемой забастовки почтовых работников. В знак протеста против установки мониторов из ретардита в пунктах сортировки обработка и доставка почты прекращались. Гаррод решительно повернулся к Побджою.
— О каком прогрессе идет речь?
— Я ничего не говорил о прогрессе, — возразил Побджой.
— Опять это энтузиаст из пресс-отдела?
— Вполне возможно. Вы же знаете их манеру.
Гаррод фыркнул и хотел было снова высказаться по поводу порядков в пресс-отделе окружной прокуратуры, но в этот момент его осенило, что объявленная забастовка почтовых работников коснется и его лично. С Эстер они условились, что он будет посылать ей диски ежевечерней стратосферной курьерской почтой, чтобы на следующее утро перед завтраком сестра могла вставить их в роговицу. Навязывая Гарроду этот план, Эстер устроила сцену, и он не сдержался, выказал раздражение. Теперь было особенно важно продемонстрировать стремление найти другой способ связи. Гаррод вынул из кармана радиотелефон и набрал код Лу Нэша.
Тот откликнулся сразу.
— Мистер Гаррод?
— Лу, объявлена забастовка на почте. Вам придется поработать почтальоном, пока я в Огасте.
— Хорошо, мистер Гаррод.
— Придется каждый вечер летать в Портстон, а утром возвращаться.
— Не вижу затруднений, кроме, пожалуй, этих ограничений скорости и высоты полета. Аэродром Портстона в полночь закрывается, так что я буду вылетать из Огасты не позднее девятнадцати ноль-ноль.
Гаррод хотел было сказать, что готов заплатить любую сумму за круглосуточную работу аэродрома, но вдруг им овладело столь несвойственное ему желание слукавить. Он велел Нэшу прийти в гостиницу к шести часам и откинулся в кресле с приятным чувством вины. Вечер на свободе, да еще в чужом городе. Эстер захочет узнать, почему он не носил ее диски, а он ответит, что ее глаза, предназначенные для этого дня, вбирали в себя подробности полета Нэша в Портстон. Не может же она втиснуть лишние шесть часов зрения в двадцатичетырехчасовые сутки. Оставалось решить куда потратить эти подаренные судьбой часы, часы свободы. Гаррод прикинул несколько вариантов, включая театр и возможность напиться до потери сознания, но понял, что пытается обмануть себя, а если уж он собрался обвести вокруг пальца жену, то важно остаться честным с самим собой.
В этот вечер он намерен приложить все усилия, чтобы — при благоприятных обстоятельствах — остаться наедине со среброгубой секретаршей Джона Маннхейма.
Гаррод приколол рамку с дисками к отвороту Лу Нэша, улыбнулся на прощанье черным бусинкам и посмотрел вслед пилоту, пересекавшему вестибюль. Ему показалось, что Нэш шел не обычной своей походкой, а принужденно, и Гаррод вдруг понял, каким представляется его брак постороннему человеку. Узнав, что это за диски, Нэш не сказал ни слова, но не мог скрыть недоуменных глаз. Почему, прочитал в них Гаррод молчаливый вопрос, человек, имеющий возможность менять красавиц каждую неделю, каждый день, пока в нем остается хоть капля сил, хоть тень желания, почему он остается подвластным Эстер? В самом деле, почему? Гаррод никогда не задумывался над этим всерьез, считая себя естественным приверженцем единобрачия. Не кроется ли истина в том, что у Эстер — расчетливой, преследующей выгоду во всех делах, — хватило ума приобрести себе именно такого мужа, который ее устраивал?
— Вот где он прячется! — раздался за спиной голос Маннхейма.
— Вставайте, Эл, выпьем перед обедом.
Гаррод повернулся с намерением отказаться от приглашения и увидел рядом с полковником Джейн Уэйсон. Тончайшее вечернее платье обтягивало грудь черной блестящей пленкой. Его прозрачность, казалось, открывала нежную линию бедер и мягкий треугольный бугорок. Яркий свет струился по ее фигуре, как масло.
— Выпить? — рассеянно отозвался Гаррод. Ощущая на себе странную, нерешительную улыбку Джейн. — Я не против. У меня вообще нет никаких планов касательно обеда.
— Обед и планы несовместны. Обедом просто наслаждаются. Вы поедете с нами. Верно, Джейн?
— Мы не можем заставить мистера Гаррода обедать с нами, если он этого не хочет.
— Но я хочу! — Гаррод лихорадочно уцепился за столь кстати открывшуюся возможность. — По правде говоря, я сам собирался найти вас, чтобы пригласить на обед.
— Обоих? — Маннхейм обнял Джейн за талию и привлек к себе. — Не думал, что вы так привязаны ко мне, Эл.
— Я без ума от вас, Джон. — Гаррод улыбнулся полковнику, но, увидев непринужденность, с которой приникла к нему Джейн, почувствовал страстное желание, чтобы Маннхейм тут же рухнул от сердечного приступа. — Так мы собирались выпить?
Они спустились в пещеру гостиничного бара и, по настоянию Маннхейма, заказали по большому бокалу рома с содовой. Гаррод прихлебывал напиток, не в силах сосредоточиться на тонком привкусе жженого сахара, и пытался понять, какие отношения связывают Маннхейма и Джейн. Правда, полковник старше лет на двадцать, не меньше, но его обаятельная прямота и естественность могли пробудить в ней интерес, тем более что он располагает неограниченными возможностями и временем для достижения цели. И все же Гаррод отметил — или ему показалось? — что Джейн сидит чуть ближе к нему, чем к Маннхейму. Тусклый свет бара наделил больной глаз почти нормальным зрением, и Гаррод мог видеть Джейн со сверхъестественной для него объемностью и ясностью. Она была невероятно хороша, как золоченая статуя индийской богини. Каждый раз, когда она улыбалась, свежеприобретенная ненависть к Маннхейму отзывалась в желудке Гаррода ощущением ледяного кома. Они перешли в гостиничный ресторан, и на протяжении всего обеда Гаррод лавировал между чересчур откровенными намеками, уже испробованными при первом их разговоре, и опасностью проиграть, не ответив на вызов Маннхейма, который не скрывал своих притязаний. Обед, увы, кончился слишком скоро.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});