Трагедия Игрек. Рассказы - Эллери Куин

Заложив руки за спину и благодушно усмехаясь грозовому небу, Тамм направился по траве к зонтику.

— Но, мой дорогой мистер Перри… — говорила Барбара своим глубоким голосом.

— Я настаиваю, что метафизике нет места в поэзии, — заявил Перри, хлопая по черному переплету тонкой книги на садовом столике между ними. Тамм разглядел название, «Неудачный концерт», и имя автора, «Барбара Хэттер». — О, ваши стихи прекрасны — в них есть изысканный поэтический лоск и богатое воображение…

— Лоск? — засмеялась Барбара. — Спасибо. По крайней мере, это честная критика. Приятно поговорить с кем-то, кто не льстит тебе.

Перри покраснел, как школьник, и какой-то момент не мог найти слов. Оба не замечали инспектора, разглядывающего их, стоя под дождем.

— Возьмем третью строфу вашей поэмы «Уранит», которая начинается со слов: «Горы нависали, как на фреске…»

— Прошу прощения, — заговорил инспектор Тамм.

Они обернулись, и Перри неуклюже поднялся, все еще держа руку на книге.

— Идет дождь, инспектор, — с улыбкой сказала Барбара. — Присоединяйтесь к нам под зонтиком.

— Пожалуй, я пойду, — промямлил Перри.

— Не торопитесь, мистер Перри, — усмехнулся инспектор, опускаясь на стул. — Я как раз хотел поговорить с вами.

— Тогда пойду я, — заявила Барбара.

— В этом нет надобности, — любезно отозвался Тамм. — Это всего лишь мелочь — исключительно для проформы. Садитесь, Перри. Ужасная погода, верно?

Свет поэзии, озарявший лицо воспитателя, сразу погас. Перри весь напрягся. Он выглядел внезапно постаревшим, и Барбара старалась не смотреть на него. Под зонтом стало темно и сыро.

— Речь идет о вашем бывшем работодателе, — продолжал инспектор тем же добродушным тоном.

— Да? — хрипло отозвался Перри.

— Насколько хорошо вы знали Джеймса Лиггетта, который дал вам письменную рекомендацию?

— Насколько хорошо?.. — Воспитатель запнулся. — Ну… насколько можно ожидать… учитывая обстоятельства.

— Понятно. — Тамм улыбнулся. — Это был глупый вопрос. Сколько времени вы работали на него, обучая его детей?

Перри конвульсивно вздрогнул и застыл на стуле, как неопытный всадник.

— Вижу, вы узнали… — с трудом вымолвил он.

— Конечно, узнали, — кивнул Тамм, продолжая улыбаться. — Бесполезно пытаться что-либо скрыть от полиции, Перри. Было детской игрой выяснить, что никакой Джеймс Лиггетт никогда не проживал по адресу на Парк-авеню, упомянутому в вашей рекомендации. Мне даже обидно, что вы думали, будто меня можно одурачить такой уловкой…

— Ради бога, перестаньте! — крикнул Перри. — Хотите меня арестовать? Так сделайте это и не мучайте меня больше!

Усмешка исчезла с губ инспектора. Он выпрямился на стуле:

— Выкладывайте, Перри. Мне нужна правда.

Барбара Хэттер не мигая уставилась на обложку своей книги.

— Хорошо, — устало сказал воспитатель. — Я знаю, что поступил глупо. Мне не повезло, что я оказался замешанным в расследовании убийства. Да, инспектор, я подделал рекомендацию.

— Мы, — поправила Барбара.

Перри подскочил, словно не веря своим ушам. Инспектор прищурился:

— Что вы имеете в виду, мисс Хэттер? При сложившихся обстоятельствах это серьезное правонарушение.

— Я имею в виду то, что сказала, — ответила Барбара. — Я знала мистера Перри до того, как он пришел сюда. Он очень нуждался в работе и… отказывался от финансовой помощи. Зная своего брата Конрада, я убедила его подделать рекомендацию. Это моя вина.

— Хм! — задумчиво произнес инспектор, качая головой, как Кролик. — Понимаю. Вам повезло с таким преданным другом, мистер Перри.

Воспитатель, белый, как платье Барбары, нервно дергал отворот пиджака.

— Значит, у вас нет подлинных рекомендаций?

Перри прочистил пересохшее горло.

— Я… среди моих знакомых нет известных людей… Мне нужна была работа, инспектор… Жалованье было щедрым, к тому же возможность находиться рядом с мисс Хэттер, чья поэзия всегда, меня вдохновляла… Одним словом, уловка сработала.

Тамм переводил взгляд со смущенного Перри на Барбару.

— О'кей, — вздохнул он. — Если у вас не было надежных рекомендаций, Перри, то кто может поручиться за вас?

Барбара неожиданно поднялась.

— Разве моего поручительства не достаточно, инспектор Тамм? — Ее зеленые глаза стали ледяными.

— Разумеется, мисс Хэттер. Но я должен делать свою работу. Итак?

Перри теребил книгу.

— По правде говоря, я раньше никогда не работал воспитателем, поэтому не имею никаких профессиональных рекомендаций.

— Интересно, — промолвил инспектор. — А как насчет личных рекомендаций — помимо мисс Хэттер?

— Я никто, — пробормотал Перри. — У меня нет друзей.

— Вы странный тип, Перри, — усмехнулся Тамм. — Прожить столько лет и не иметь двух человек, которые могли бы за вас поручиться! Это напоминает мне историю с парнем, который обратился в бюро натурализации за документами о гражданстве после пяти лет проживания в США. Когда ему сказали, что необходимо свидетельство двух американских граждан, он ответил, что у него нет таких знакомых. Судья отказал ему в просьбе, заявив, что раз он мог прожить в этой стране пять лет… — Тамм печально покачал головой. — Ладно, не буду вас утомлять. Какой колледж вы посещали, мистер Перри? Из какой вы семьи? Откуда родом? Сколько времени прожили в Нью-Йорке?

— По-моему, вы занимаетесь ерундой, инспектор Тамм, — холодно сказала Барбара Хэттер. — Мистер Перри не совершил никакого преступления. А если совершил, почему вы не предъявляете ему обвинение? Я запрещаю вам отвечать, мистер Перри. Это зашло слишком далеко! — Выбравшись из-под зонта, она взяла воспитателя за руку и, не обращая внимания на дождь, повела его по лужайке к дому. Перри шел как во сне. Никто из них не оборачивался.

Инспектор долго курил под дождем, глядя на дверь, за которой скрылись поэтесса и Перри. В его глазах светилась злорадная усмешка. Потом он вернулся в дом и позвал детектива.

Сцена 3

Во вторник, 7 июня, у нью-йоркских газетчиков был насыщенный день по случаю двух важных событий — похорон убитой Эмили Хэттер и оглашения завещания.

Тело миссис Хэттер отправили из морга в похоронное бюро и набальзамировали перед проводами к месту окончательного успокоения. Все это происходило с вечера понедельника до утра вторника, и к половине одиннадцатого процессия отправилась на лонг-айлендское кладбище. Хэттеры, как и следовало ожидать, выглядели не слишком впечатленными торжественностью процедуры — их нетрадиционные взгляды на жизнь и смерть предотвращали слезы и прочие внешние проявления скорби. За исключением Барбары, все подозревали друг друга и молчали всю дорогу до Лонг-Айленда. Детям, которые не пожелали оставаться дома, это казалось чем-то вроде пикника — матери приходилось постоянно одергивать их, поэтому, когда группа добралась до кладбища, Марта была усталой, разгоряченной и раздраженной.

Мистер Друри Лейн присутствовал на церемонии по своим причинам. Он сосредоточил внимание на Хэттерах, предоставив задачу удержания крепости инспектору и окружному прокурору, оставшимся в доме. Актер был молчаливым наблюдателем, поглощенным самими Хэттерами, их историей, привычками, поведением, жестами, разговорами и взаимоотношениями.

Группа репортеров следовала за процессией до самого кладбища. Щелкали камеры, строчили карандаши, потные молодые люди предпринимали героические усилия пробиться к семейству, окруженному полицейским кордоном с того момента, как они прошли в ворота кладбища, и до того, как они добрались до красной ямы, где предстояло упокоиться останкам миссис Хэттер. Конрад Хэттер, пьяный и назойливый, переходил от одной группы к другой, приставая ко всем по очереди, покуда Барбара не взяла его за руку и не отвела в сторону.

Это была странная церемония. Избранный круг интеллигенции, друзей и знакомых поэтессы прибыл выразить уважение не столько памяти мертвой женщины, сколько горю живой. Могилу окружали люди, известные в мире искусства.

Джилл Хэттер представляла разношерстная толпа молодых и пожилых джентльменов, подобающе одетых и более стремящихся поймать взгляд Джилл или пожать ей руку, чем наблюдать за похоронным церемониалом.

Для прессы, как уже говорилось, это был знаменательный день. Игнорируя Эдгара Перри, Арбаклов и служанку, корреспонденты фотографировали Луизу Кэмпион и ее сиделку, мисс Смит. Некоторые репортеры женского пола писали о «трагической пустоте» лица Луизы, о «слезах, которые потекли по ее щекам, когда комья земли начали стучать о гроб матери, как будто она могла их слышать, и каждый стук отзывался в ее сердце».