Секундо. Книга 1 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна

— Я перед самым совещанием узнала об изнасиловании маркизы Убари.

Леран помрачнел и сказал только одно слово:

— Опять Торрен. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Да. А ведь у нее скоро свадьба, — голос Роветты дрогнул.

— Это мерзко. Я даже к ответу его призвать не могу, он всегда может заявить, что она соблазнила его сама, а ей лишь уступил, потому что всегда уступает женщинам. Это будет еще хуже.

— Я выделила ей к свадьбе в личное владение имение из королевского домена. Если у нее вдруг что-то не заладится с герцогом Зорион, ей будет где жить.

Король кивнул в ответ.

— Ты все сделала правильно. Но какой еще пакости нам ждать от Торрена? Нет, ты как хочешь, а я пишу указ о передаче прав наследования Юрису.

Роветта принялась горячо убеждать короля не делать этого, уверяя, что это приведет к междоусобице и только испортит жизнь и старшему сыну, и младшему. Ушла она только после того, как он обещал не рубить сплеча, а подумать.

Оставшись в одиночестве, Леран озадаченно пробормотал:

— Все же это ее двуличие меня изрядно озадачивает. Тайком она пытается отправить пасынка на тот свет, а прилюдно постоянно за него заступается. Уж выбрала бы что-нибудь одно.

Король позвал секретаря и, взяв у него клятву о неразглашении, продиктовал указ о смещении старшего сына и передаче прав наследования младшему. К этому эдикту следовало собрать подписи всех членов королевского совета, и король отправился для начала к тем, кого не нужно было убеждать и уговаривать.

Выйдя из зала в гробовой тишине, Торрен быстро зашагал по коридору. Злость туманила разум и заставляла угрожающе сжимать кулаки. Возможно, это было другое, более глубокое чувство, но принц не хотел его принимать.

Очнулся он возле покоев своей погибшей фаворитки. Удивленно оглянулся, будто хотел увидеть того, кто обманом завлек его сюда. Дверь перед ним внезапно распахнулась, выпуская двух заплаканных женщин, отшатнувшихся от него, как от чумы. Вместо того, чтоб уйти отсюда как можно быстрее, как и намеревался, Торрен был вынужден войти, чтоб никто не сказал, что принц струсил посмотреть на дело рук своих.

В спальне Аугусты одуряюще пахло запекшейся кровью и смертной болью. Этот мерзкий запах бил по нервам, не давая вздохнуть полной грудью, и принц досадливо нахмурился, осуждая себя за глупую нервозность.

Элдормесса Соллени, по горло укрытая белым плотным покрывалом, лежала на той самой кровати, на которой он так часто проводил с ней ночи, используя ее податливое тело. Вокруг последнего одра сидели ее подруги, одетые в глубокий траур, неохотно поднявшиеся при виде принца и присевшие в придворном реверансе.

Он кожей чувствовал их ненавидящие взгляды, но они были ниже его внимания. Он даже имен-то их запомнить никогда не пытался. Зачем? Вьются вокруг Аугусты, и ладно, лишь бы она не скучала.

Подойдя к мертвому телу любовницы, провел пальцами по ее впалой щеке. Кожа оказалась холодной и бледной, почти белой. Застывшее на прекрасном лице страдание говорило о муках, терзавших ее перед смертью.

В душе Торрена на миг всколыхнулись жалость и сожаление, тут же сменившееся досадой: как она посмела лишить его такой подходящей ему любовницы! Раздраженно фыркнув, спросил:

— Когда похороны?

— Не знаем, — горестно ответила старшая из подруг. — Завтра за ней приедут представители рода Соллени, чтобы отвезти тело сестры в родовой замок. Уверены, ее сразу опустят в семейный склеп.

— Без достойных ее положения похорон? — Торрен не понял сказанного.

Фрейлина негодующе подумала, как же далек принц от суровых реалий жизни. Повторила медленно, чуть ли не по слогам:

— Ее сразу опустят в склеп! О похоронах и речи нет!

До Торрена дошла, наконец, унизительность ситуации:

— То есть то, что она официальная фаворитка наследного принца, почти принцесса, для какого-то жалкого элдормена Соллени ничего не значит?

Женщина могла бы рассказать принцу, что для сестры главы рода, ведущего свою родословную от древних конунгов Северстана, быть любовницей даже самого короля, не то что наследного принца, — позор, и об этом знают все, но промолчала. Принц вспыльчив и несдержан, и на чью голову падет его ярость, предугадать невозможно, а ей вовсе не хочется стать объектом его гнева.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Торрен догадался обо всем сам, без подсказок. Вскинул голову в негодующем порыве и прошипел:

— Ничтожный элдормен из обедневшего рода считает свою сестру чуть ли не падшей женщиной, потому что она была моей фавориткой? А чего же тогда он не побрезговал взять за нее десять тысяч золотом? Именно на эти деньги он смог привести в порядок свой родовой замок и поднять род! То есть он продал сестру, а теперь нос воротит? Вспомнил о гордости? Ну, так я ему эту его гордость в задницу запихаю!

Девушки потрясенно отшатнулись, даже не от известия об огромной сумме, отданной за их госпожу, а от вящей грубости слов принца, все-таки подобные выражения у аристократов были не в чести. Но принц, невзирая на их потрясенные лица, добавил еще несколько простонародных, но весьма энергичных выражений, от которых у изнеженных дам не только на щеках выступил багровый румянец, но и уши заалели.

Бросив еще один обвиняюще-сожалеющий взгляд на мертвое тело, принц развернулся и вышел. Подруги Агусты проводили его неприязненными взглядами и продолжили молча бодрствовать у последнего одра той, что была к ним так добра.

Через оговоренных с главой тайного королевского сыска два часа Торрен был готов к дальней дороге. Встретившись с элдорменом Ветте возле выезда из королевского дворца, Торрен мрачно объявил:

— Сначала мы заедем к элдормену Соллени, это почти по дороге. У меня к нему спешное дело, не терпящее отлагательств.

Глава тайного королевского сыска сразу догадался, что это за дело. Опустив глаза, сочувственно произнес:

— Он не желает хоронить тело сестры с почестями, как подобает вашей официальной фаворитке? — почему, не спросил, для него и так все было ясно.

— Он считает ее жалкой шлюхой, потому что она спала со мной, не будучи моей женой! — прорычал принц, изливая гнев. Прежде чем вскочить на коня, тщательно, предотвращая очередное покушение на свою жизнь, осмотрел копыта, проверил, нет ли колючек под седлом, и только потом, вскочив верхом и пришпорив коня, на ходу зло выкрикнул: — Мерзкий лицемер!

В этом глава сыска был с ним полностью солидарен. По роду занятий он знал, сколько было выплачено наследным принцем из собственных средств элдормену Соллени отступных за сестру. По меркам пораженной знати, сумма была запредельной, и глава рода Соллени не имел никакого права воротить от, по сути, проданной им Аугусты свой длинный наглый нос.

Элдормен Ветте полагал, что нужно быть последовательным — если это унижение, не стоило брать за сестру деньги, чтоб вытащить из забвения разорившийся род. Но если уж взял, то нечего изображать из себя высокоморального ханжу, пряча без надлежащих почестей в склепе тело родной сестры, как презираемую преступницу.

Через несколько минут мимо городской заставы быстро промчалась карета с королевскими гербами. Следом за ней верхом проскакали двое мужчин в дорожных костюмах с тяжелыми меховыми плащами на плечах. На некотором отдалении от них мчался сопровождающий их отряд, состоявший из королевской стражи и личной охраны наследного принца, все в темно-фиолетовых туниках, отличавшихся лишь гербами Северстана на спинах: у стражи принца вышитый серебряной канителью, у королевской стражи — золотой, и меховых плащах на плечах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Заметив их издалека, стражники заставы торопливо подняли ворота, отделявшие столицу от подъездного тракта, и почтительно склонились.

Не желая разговаривать, злой и недовольный принц обогнал элдормена и скакал перед каретой, задавая темп всему отряду. Остановился на ночлег на постоялом дворе только поздним вечером, до полусмерти перепугал всю обслугу своим высокомерным видом, требуя горячей ванны и вкусной еды.