Сын Портоса - Александр Дюма

Когда, сам не зная как, Жоэль вернулся в гостиницу, Фрике и Бонларрон ожидали его к ужину.

— Клянусь честью! — воскликнул парижанин, когда юноша окончил свой рассказ. — Я бы поступил точно также. Я бы подбросил труп этого грубияна выше башни святого Иакова!

Так как у победоносного дуэлянта пропал аппетит, солдат-трактирщик произнес утешительную сентенцию:

— Когда в первый раз убиваешь человека, всегда немного нервничаешь, но так бывает только с первым трупом. Потом привыкаешь, и подобные ощущения проходят.

Глава XII

ЗАТРУДНИТЕЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

Около причала на набережной Анжу стоял величественный особняк, построенный для Никола Грюэна и впоследствии ставший собственностью Лозена.[35] В описываемые нами дни он был превращен в парижскую резиденцию его светлости герцога д'Аламеды, посла его католического величества Карла II, короля Испании и Индий.

Арамис сидел в своем кабинете, облаченный в шелковый халат, за письменным столом, заваленным бумагами. Он только что закончил читать следующее послание:

«Монсеньер, я должен сообщить Вам, что король вскоре возвратится из Лилля в Сен-Жермен, поэтому необходимо сделать соответствующие приготовления. Маркиза как будто более чем когда-либо уверена в могуществе своих чар и в успехе честолюбивых планов. Я слышал, что она втихомолку похваляется недавно услышанным ею предсказанием, которое, если оно сбудется, полностью разрушит наши надежды и проекты. Гадалка, живущая на окраине Пале-Рояля, поведала ей, что Людовик XIV вскоре будет свободен, сможет жениться снова и, обвенчавшись с ней, вознесет ее на самое высокое положение в королевстве. Таким образом, необходимо создать при дворе противодействие этому пагубному влиянию — то есть, найти особу, которая затмит маркизу. Надеюсь, что ваше превосходительство соблаговолит принять соответствующие меры. Остаюсь вашим преданнейшим и почтительнейшим слугой,

Несмотря на теплый вечер, в просторном, отделанном мрамором камине пылал огонь. Аламеда скомкал письмо в шарик и бросил в пламя, сразу же поглотившее его. Затем, снова опустившись в кресло, он, казалось, погрузился в размышления. Через некоторое время герцог поднялся и пробормотал:

— Честное слово, Буалорье прав: надо спешить. Если гора не идет к нам, то нам придется двинуться ей навстречу.

Он позвонил в колокольчик и в кабинет вошел слуга.

— Посмотрите, вернулся ли Эстебан, и пришлите его сразу же ко мне.

Спустя несколько минут перед хозяином предстал испанец с красивыми резкими чертами лица, поклонившийся старому герцогу.

— Ну, какие новости? — осведомился последний.

— Я имею честь сообщить вашей светлости сведения, которые мне было поручено раздобыть.

— Отлично. Говорите — я весь внимание.

— Молодая дама, за которой я следовал, остановилась у престарелой родственницы, чья немощь не позволяет ей выходить из дома, в районе улицы Турнель.

— Продолжайте.

— По утрам она посещает разных юристов — судей, адвокатов, стряпчих…

— Дальше.

— По вечерам ходит молиться в приходскую церковь святого Павла.

— Как вы это узнали?

— Я слышал, как она сказала сидящей у церкви старой нищенке, бросив ей монету: «Можете получать от меня милостыню каждый раз в это время — я буду ходить сюда ежедневно».

После паузы посол осведомился:

— У вас имеется под рукой какой-нибудь смелый и не обремененный избытком щепетильности парень, который выполнит любую работу, если ему хорошо за нее заплатят? — Поняв, что лакей намерен предложить себя, он, улыбаясь, покачал головой. — Я не сомневаюсь в вашей надежности, но личные мотивы не позволяют мне поручить эту миссию одному из своих слуг.

— Ваше превосходительство будет полностью удовлетворено, — с готовностью ответил испанец. — Я как раз повстречал человека, который вам нужен.

— Великолепно! А этот мошенник обладает достаточной квалификацией?

— Он называет себя капитаном Корбюффом; мы с ним старые друзья — вместе служили королю.

— Во флоте?

Эстебан молча пожал плечами, ибо он и известный нам разбойник были гребцами в качестве галерных рабов короля Испании.

— В какой степени на него можно полагаться?

— Покуда полон кошелек его нанимателя.

— Значит, я могу поручить ему выполнить небольшое поручение?

— Ваша светлость может приобрести его услуги за цену ниже рыночной. Бедняга прибыл из сельской местности, где с ним плохо обошлись, судя по его оборванной одежде. Он войдет в сделку вместе с тремя компаньонами, которых таскает за собой по пятам, — они рассматривают его, как своего капитана. Все четверо стали жертвой их бесчестного товарища.

— Бесчестие среди воров! Куда идет мир? Ну, ладно, приведите ко мне этого доблестного капитана.

— Завтра утром он будет ожидать распоряжений вашего превосходительства.

— Отлично, Эстебан. Впредь будьте столь же усердны, и мой казначей станет чаще с вами видеться.

Отпустив лакея, посол записал несколько строк в дневник и погрузился в раздумье.

На его губах заиграла улыбка, становящаяся все более горькой. Он устало вздохнул.

— С каким презрением д'Артаньян, Атос и Портос взирали бы на паутину, которую я плету! Эти доблестные защитники несправедливо обиженных королев и влюбленных отважно мерялись силами с такими противниками, как Ришелье, Кромвель и коварный Мазарини, они сражались за прекрасных дам и претендентов на престол, звенели шпагами, скакали во весь опор, пересекали моря, подобно мифическим Персею и Ясону![36]

Арамис приподнялся в кресле, в его глазах блеснул огонек. Воспоминания о смелых деяниях давно прошедших дней пробудили мушкетера в усталом теле старого дипломата. Но это возвращение юности было мимолетным. Энтузиазм, озаривший черты Арамиса, вновь сменился выражением насмешливой мудрости, ставшей его второй натурой.

— Времена меняются, — продолжал он, коротко усмехнувшись. — Великие заговоры, участники которых рисковали сложить голову на плахе подобно Шале,[37] Сен-Мару[38] и Монморанси,[39] уступили место домашним интригам с целью опозорить фаворита или удалить придворного, организуемым под прикрытием веера дамы или камина министра. И эта рука, некогда достаточно могущественная для того, чтобы сотрясти трон, теперь настолько ослабла, что способна лишь передвигать туда-сюда придворных марионеток, словно пешки на шахматной доске.